Люсьен взошел по старой лестнице с
перилами из орехового дерева,с каменными ступенями лишь до второгоэтажа.
Он прошел через скромную прихожую, через большую, тускло освещенную гостиную
изастал владычицу вмаленькойгостиной, отделаннойрезными панелямиво
вкусе прошлоговека, окрашенными в серыйцвет. Над дверьми -в подражание
барельефам- росписьв одну краску. Стены украшалветхий пунцовыйштоф с
незатейливым багетом.Старомодная мебель стыдливопряталасьпод чехлами в
пунцовую и белую клетку. Поэт увидел г-жу де Баржетон:она сидела на диване
с обивкой в стежку, за круглым столом, покрытым зеленой ковровойскатертью,
присвете двухсвечей в старинномподсвечникес козырьком.Королеване
подняласьемунавстречу,оналишьжеманноизогнуласьнасвоемложе,
улыбнувшисьпоэту,чрезвычайновзволнованномуэтимзмеинымдвижением,
исполненным, как ему казалось, неизъяснимого изящества. Удивительная красота
Люсьена, робость его манер, голос - все в нем пленило г-жу де Баржетон. Поэт
- это уже была самапоэзия. Между тем и в глазах юноши, украдкой изучавшего
ее восхищенными взглядами, обликэтой женщины находился в полном согласии с
ее славой:он небыл обманут всвоих мечтанияхознатной даме. Г-жаде
Бар-жетон носила, следуя последней моде, черный бархатный берет с прорезями.
Уборэтот, напоминая о средних веках, так сказать поэтизируетженщину, что
всегдапленяетсердцеюноши;присветесвечей ее рыжеватыенепокорные
локоны,выбиваясь из-подберета, казались золотыми и какбыогненнымив
изгибах завитков. Благородная дама ослепляла белизною кожи, искупавшей рыжий
цвет волос- милый недостатокдляженщины. Серыеглазасияли;лоб, уже
тронутый морщинами, нобелый,словноизваянныйизмрамора,великолепно
венчалэти глаза, обведенные перламутровой каймою, иголубыежилки по обе
стороныпереносицыоттенялибезупречностьэтойнежнойоправы.Носс
горбинкой,какуБурбонов, подчеркивалстрастность этого длинноголица,
являя собою какбы блестящий штрих, рисующий царственнуюгорячность Конде.
Локоныслегка прикрывали шею. Небрежноповязанная косынка позволяла видеть
беломраморныеплечи, заузким корсажемвзоругадывалсовершеннойформы
грудь.Тонкой ихоленой, но несколькосуховатойрукойг-жаде Баржетон
дружески указаламолодомупоэтуна стул подле себя.Г-ндюШатле сел в
кресла. Тут Люсьен заметил, что в комнате их было только трое.Речи г-жи де
БаржетонопьянялипоэтаизУмо.Тричаса, проведенные вееобществе,
показались Люсьену сном, который мечтаешь продлить. Эта женщина казалась ему
скорее исхудавшей, нежели худощавой, увлекающейся, нонеиспытавшей любви,
болезненной, вопреки крепости сложения; авсе еенедочеты,преувеличенные
жеманством, пленилиего,ибо молодым людям в пору первойюностинравится
преувеличение, этот обман прекрасных душ.Он не заметил ни поблекших ланит,
ни той особой, кирпичного оттенка красноты, что налагают на наши лица заботы
и огорчения.
Горячийблескглаз, изящество локонов,ослепительная белизна
кожи поразиливоображениепоэта;онбыл заворожен этимблистанием,как
мотылек пламенем свечи. Притомчересчурмногое говорила еедуша его душе,
чтобы онмог судитьженщину. Увлекательность этой женскойвосторженности,
вдохновенностьнесколькостаромодныхфраз,обычныхвобиходег-жиде
Баржетон, но длянего новых, очаровали его темлегче, что он желал во всем
видеть очарование. Стихов с собою он не принес; но о стихах и не вспоминали:
он забыло сонетах, чтобы иметь причинуопятьприйтив еедом;г-жа де
Бар-жетоностихахнеупоминала,потомучтов ближайшийденьжелала
пригласитьего прочесть их. Не было ли то залогом сердечного согласия'1 Г-н
Сикстдю Шатлеосталсянедоволенподобнымприемом. Онпоздноприметил
соперникавэтомкрасивомюношеи,внамеренииподчинитьегосвоей
дипломатии, проводил поэта досамого поворота дороги, где начинаетсяспуск
от Болье. Люсьеннемало удивился,когдауправляющийкосвенными налогами,
хвалясь,чтоон представил его г-же де Баржетон, почел возможным преподать
ему некоторые советы.
Дай бог,чтобы с Люсьеном лучше обошлись, нежелис ним самим, говорил
г-ндюШатле.Двор менеечванлив,нежели это общество тупиц. Тутмогут
нанести неслыханныеобиды,тут-тотыпочувствуешь,чтозначитледяное
презрение. Ежели эти люди непеременятся,революция1789годанеминуемо
повторится. Что до него касается, он бывает в этом доме только из симпатии к
г-же де Баржетон, единственной сколько-нибудь интересной женщине в Ангулеме;
он стал волочиться от скукии влюбился до потери памяти. Онбудет обладать
ею, он любим,это виднопо всему. Покоритьэту гордую королеву -вот его
отмщение этому глупому аристократическому гнезду.
Шатлепринялпозучеловекастрастно влюбленного,способногоубить
соперника,ежелибы таковойвстретился.Старый ветрениквременИмперии
обрушилсявсейсвоейтяжестьюнабедногопоэта,пробуяподавитьего
значительностьюсвоейособыинагнатьстраху.Рассказываяосвоем
путешествии,он сгущал краски, чтобы себявозвеличить,но если онтронул
воображение поэта, то ни в какой степени не устрашал любовника.
С этого вечера, наперекор старому фату, несмотря на его угрозы и осанку
штатскоговояки, Люсьенстал быватьуг-жиде Баржетон, сперва соблюдая
скромность, подобающую обывателю Умо, затем посещения участились, коль скоро
оносвоился с тем, чтопрежде ему казалось великой милостью. Сынаптекаря
длялюдей этого круга былсущимничтожеством. Какой-нибудьдворянинили
дама,приехав с визитом к Наиси встретив у нее Люсьена, обходилисьс ним
подчеркнутоучтиво,как принято улюдей светских в обращенииснизшими.
СперваЛюсьеннаходилобществоангулемскойместнойзнатичрезвычайно
приятным, потом онпонял, из каких чувств исходит ее притворная любезность.