Однакожманеры и дух касты,
породистаявнешность,гордостьмелкопоместныхфеодалов,знаниезаконов
учтивости облекали собою всю эту пустоту.Верноподданнические чувства здесь
былиболее искренни,нежели вкругах парижской знати; тутвовсем своем
блескепроявлялась почтительнаяпривязанность к Бурбонам, несмотрянина
что. Здешнееобщество можнобылобыуподобить,еслидопустить подобный
образ, старомодному столовому серебру, почерневшему, но массивному. Косность
политическихмнений могласойтиза верность. Расстояние,отделявшееэто
общество от буржуазии, трудность доступа туда как бы возводили его на мнимую
высотуи создавалиемуусловную ценность.Каждый изэтих дворянимел в
глазах обывателейнекуюцену,подобнотомукак ракушкизаменяют деньги
неграм племени бамбара.
Многие дамы, обласканные вниманиемг-надю Шатле ипризнавшиев нем
достоинства,отсутствующиеумужчинихкруга,укротиливозмущенные
самолюбия:всеонинадеялисьприсвоитьнаследиеееимператорского
высочества. Блюстителинравов полагали,чтохотя онивтерсяк г-же де
Баржетон, однако жв других домах принят не будет. Дю Шатле выслушал немало
колкостей, но удержался на своей позиции, обхаживая духовенство.Онльстил
слабостямангулемской королевы, отзывавшими глубокойпровинцией и,помимо
того,приносилейвсе вновь выходящиекниги, читал появлявшиеся в печати
стихи.Онивместевосторгалисьтворениямимолодыхпоэтов,она-
чистосердечно, он -скучая, ибо, как человекимператорской школы, он слабо
понимал романтическую поэзию, хотя и выслушивалстихи достаточно терпеливо.
Г-жа де Баржетон, восхищенная этим возрождением под сенью королевских лилий,
полюбила Шатобриана за то, что он назвал Виктора Гюго вдохновенным ребенком.
Онагрустила о том, что лишь понаслышке знакома с этим гением, и вздыхала о
Париже, где живут великие люди. И вот барон дю Шатле решилсотворитьчудо:
он возвестил,чтов Ангулеме существует свой "вдохновенный ребенок",юный
поэт,который,самтогоневедая,блеском восходящейзвезды затмевает
парижские созвездия.Будущая знаменитостьродилась в Умо! Директор коллежа
показывалбаронупрелестныестихи.Бедныйискромный юношабылновым
Чаттерто-ном, ночуждым политического вероломства и той бешеной ненависти к
сильныммира сего, котораяпобудила английскогопоэтаписать памфлеты на
своихблагодетелей.Средипятиилишести лиц,разделявшихеевкуск
искусству и литературе,- потому ли, что тот пиликал на скрипке, а этот марал
сепией бумагу,одинвкачествепредседателяЗемледельческогообщества,
другойоттого,чтоунего былбас,дозволявшийему,точноохотнику,
затравившемуоленя,прореветь "Sefiatoincorpo avete"',-средиэтих
причудливых фигур г-жа де Баржетон чувствовала себя, как голодный человек на
театральном пиршестве, где столломится от бутафорских яств из картона.
Нет
средств изобразить ту радость, с какой она приняла эту весть. Она
1 "Если бы к теле дыхание было" (ит.).
желала видеть поэта, видеть этого ангела! Она была без ума от него, она
восторгаласьим,онатолькоонемиговорилаДнемпозжебывший
дипломатический курьербеседовалс директором коллежаотом, что надобно
представить Люсьена г-же де Баржетон.
Только вы, бедные илоты провинции, вынужденные преодолевать бесконечные
сословные расстояния, которые в глазах парижан укорачиваются со дня на день,
тольковы,надкем стольжестоко тяготеютпреграды,воздвигнутые между
различными мираминашего мира, которые предают друг друга анафеме и вопиют:
Рака- только вы поймете, каквзволновалосьсердцеи воображение Люсьена
Шардона,когда его почтенныйдиректорсказал, что переднимраспахнутся
двериособнякадеБаржетонов!Слава принудилаихповернутьсяна своих
петлях. Радушный прием ожидаетеговэтом старом доме со щипцовой крышей,
манившей его взор, когда он вечером гулял по Болье с Давидом и думал, что их
имена никогда,может быть, недойдут до слуха этих людей, глухих кнауке,
если ее голос исходит из низов. Втайну былапосвящена толькоего сестра.
Как подобает хорошейхозяйкеи доброй волшебнице,Ева извлекланесколько
луидоров изсвоей сокровищницыи купила Люсьену изящные башмаки улучшего
башмачникавАнгулемеи новыйфраку самогознаменитого портного.Его
праздничнуюсорочкуонаукрасилавыстираннымсобственнымирукамии
наплоеннымжабо.Как онарадовалась, увидев еготакимнарядным! Как она
гордиласьбратом! Сколько советов она ему преподала! Она предугадала тысячи
мелочей.Люсьен,вечнопогруженныйвсвоимысли,усвоилпривычку
облокачиваться, стоило емутолько сесть, и случалось, что в рассеянности он
придвигалк себе стол, чтобы опереться; Евапредостерегалабрата от столь
непринужденного поведения варистократическомсвятилище. Она проводила его
до ворот Сен-Пьер, дошласнимпочти до самого собора, сопутствовалаему
взглядом, покамест он не скрылся в улицеБолье, направляясь к бульвару, где
ожидал егог-ндюШатле. Бедняжказамерла отволнения, точно свершалось
какое-то великое событие. Люсьен у г-жиде Баржетон! ДляЕвы то было зарей
егосчастья.Наивнаядевушка!Онанезнала,чтотам,гдезамешано
честолюбие, нет места чистосердечию.
Внешний вид дома не поразил Люсьена, когда он вошел в улицу Минаж. Этот
Лувр, стольвозвеличенный его мечтами, былпостроен изместного пористого
камня, позолоченного временем. Здание достаточно унылоесо стороныулицы и
крайнепростоеизнутри:строгая,почтимонастырскаяархитектура,
провинциальный двор,мрачный и опрятный. Люсьен взошел по старой лестнице с
перилами из орехового дерева,с каменными ступенями лишь до второгоэтажа.
Он прошел через скромную прихожую, через большую, тускло освещенную гостиную
изастал владычицу вмаленькойгостиной, отделаннойрезными панелямиво
вкусе прошлоговека, окрашенными в серыйцвет.