Может быть, похититель увидел в них что-то, заставившее его подумать, будто я знаю, где ваша матушка… Это весьма вероятно. Мне нет дела до того, что думают воры — будь то мужчины или женщины. Я не знаю, где находится ваша мать… — продолжал он монотонно, подчеркивая каждый слог. — Совсем не знаю, если только она не умерла и не лежит в могиле. А если бы и знал, не мое дело говорить об этом вам, мисс Хоуэтт. Вероятно, она умерла. Большая часть пропавших людей оказываются умершими. Нигде нельзя так легко спрятаться, как в могиле… Там уютно и безопасно.
Резким движением головы старик отпустил ее, и взгляд его был совершенно безразличным. Неуверенной походкой она направилась к двери.
Один раз Валерия оглянулась и увидела, что Беллами впился в нее взглядом. Злоба, светившаяся в его глазах, была ужасна.
— Что случилось? В чем дело?
Спайк бросился к пошатнувшейся девушке и взял ее под руку.
— Ничего. Мне стало немного дурно. Выведите меня на воздух, мистер Холленд!
Она огляделась, в надежде увидеть дворецкого, но того уже не было поблизости.
Пока они медленно шли по тропинке, Юлиус Савини рыскал в поисках того же лица.
— Старик требует вас! — сказал секретарь тихо. — Он взбешен.
— Я тоже немного взбешен, — ответил дворецкий и спокойно отправился к Беллами, чтобы встретить его гнев.
— Как вас зовут? — заорал на него старик, как только он вошел в библиотеку.
— Филипп, сэр, — Филипп Джонс!
— Сколько раз я говорил вам, чтобы вы не входили в эту комнату, тем более, что я не звал вас…
— Я думал, что здесь гости, сэр.
— Вы думали, да? А вы слышали, что говорила девушка?
— Она молчала, когда я вошел… Мне показалось, что вы показываете ей какой-то фокус. Даже в самых лучших семьях господа любят показывать гостям фокусы, — сказал дворецкий, машинально подымая крошку с коврика перед камином, — мне очень жаль, если я оказался…
— Что?.. Я не понял! — сказал Абель, совершенно озадаченный.
— Это французское выражение…
— Черт вас побери! Не употребляйте при мне французских выражений! — снова заорал хозяин. — И если вы еще раз войдете сюда без спроса, я вас выгоню. Поняли? — Беллами указал ему на дверь.
Глава 29
Рассказ
Гуляя в сумерках у себя в саду и обдумывал случившееся за последние сутки, Валерия неожиданно увидела, как что-то белое перелетело через стену.
Она поспешила подобрать записку, прочла несколько наспех нацарапанных строчек и положила ее в карман.
В десять часов к ней явился гость в лице Джемса Федерстона. Мистер Хоуэтт знал о его приходе, а Валерия ждала в коридоре.
— Я рада, что вы пришли! — быстро сказала она. — И хочу поблагодарить за то, что вы для меня сделали… А прежде всего, хочу вам рассказать историю миссис Хельд.
Они были одни в гостиной и могли поговорить без помех.
— Прежде всего разрешите вернуть вашу вещь. Горничная нашла это сегодня утром.
Девушка взяла маленький сверток с письменного стола и подала ему. Он повертел его в руках:
— Это, должно быть, моя запонка… Я искал ее, но у меня было слишком мало времени. Нужно было уйти, прежде чем вы придете в себя.
— Это вы принесли меня сюда?.. Нет, нет, не надо, не рассказывайте… — Она подняла руку. — Я ничего больше не желаю знать!.. Вы были замечательно добры ко мне, комиссар Федерстон, и я избавила бы себя от лишнего беспокойства, и не показалась бы вам такой дурой!.. — прибавила она с легкой улыбкой. — Я понимаю, что давно должна была рассказать то, что вы услышите сейчас… Вы не знаете, — хотя, может быть, и догадываетесь, благодаря своей проницательности, — что мистер Хоуэтт — не мой отец.
По лицу комиссара она увидела, что это было новостью для него.
— Мистер Хоуэтт, — продолжала Валерия, — двадцать три года назад был очень беден, жил в старой и бедной ферме в округе Монтгомери, в местности под названием Трейдер, и с трудом добывал средства к существованию продажей овощей. В то время он очень страдал от болезни глаз и едва не ослеп. Мистер Хоуэтт и моя приемная мать жили вдвоем. Детей у них не было, хотя они были женаты много лет. Как ни трудно им жилось, они дали объявление в газеты о том, что желают усыновить ребенка.
Она помолчала.
— Их объявление вызвало многочисленные отклики. Но все предложения почему-то не подходили. Наконец, однажды миссис Хоуэтт, которая вела всю переписку по этому делу, получила следующее письмо:
Валерия вынула из сумочки листок бумаги и протянула его сыщику. Письмо носило пометку одного из отелей на Седьмой Авеню в Нью-Йорке и гласило:
«Дорогой друг, я прочел ваше объявление и был бы очень рад, если бы вы удочерили маленькую девочку в возрасте одного года, родители которой недавно умерли. Я готов заплатить за эту услугу тысячу долларов».
— В то время, — продолжала девушка, — мистеру Хоуэтту очень досаждал один из его кредиторов, и хотя я не отрицаю, что он очень хотел иметь в своем доме ребенка, но именно тысяча долларов решила дело в мою пользу, ибо этим ребенком была я… Мистер Хоуэтт написал, что принимает предложение. Несколько дней спустя к дому на таратайке подъехал какой-то человек и передал миссис Хоуэтт небольшой сверток.
На ферме в то время работал мальчик, увлекавшийся фотографией. Кто-то подарил ему аппарат для моментальных снимков… Его первым снимком была таратайка, стоящая у крыльца, и вылезающий из нее незнакомец.
Эта фотография могла навсегда потеряться, и тогда пропала бы всякая надежда найти моих родителей. Но случилось так, что фирма, торгующая этими фотоаппаратами, предложила ежемесячную премию за лучший снимок. Мальчик послал свою фотографию, она удостоилась премии и была воспроизведена в журнале.
Я после того видела оригинал, и у меня осталась увеличенная фотография. — Она вынула из стола тугую связку бумаг. — Вот все мои данные, как любит говорить папа.
Затем развернула снимок и положила его на столе около лампы. Федерстон придвинулся к ней.
— Тут нет никакого сомнения! — проговорил он, взглянув на фотографию.
— Самое странное, — сказала Валерия, — это то, что мисс Хоуэтт не заметила в нем ничего особенного. Она была почти так же близорука, как и ее муж.
Она передохнула, потом продолжила:
— Я была воспитана как дочь Хоуэттов, и по закону это так и есть, потому что акт удочерения был нотариально заверен, как полагалось. Уже после смерти моей приемной матери я узнала правду. Сначала я даже не стремилась узнать, кто мои родители. Я была почти ребенком… Школа всецело поглощала мою жизнь. Только позже, когда начала самостоятельно размышлять, мне пришло в голову, что теперь, став богатой, — у меня есть доля в нефтяных источниках мистера Хоуэтта, а его жена оставила мне уйму денег, — я могу по крайней мере постараться узнать, кто были мои родители.
Вот тогда-то фотография, изображающая привезшего меня человека вылезающим из таратайки, приобрела для меня большую ценность, Я отыскала негатив, заказала увеличенный снимок и сразу же признала Абеля Беллами.
Раньше я уже слыхала о нем, он был одним из тех людей, дурная репутация которых общеизвестна. Чем больше я узнавала о нем, тем больше убеждалась, что вовсе не имею отношения к нему самому.
Нанятые мной сыщики выяснили, что единственным его родственником был брат, умерший почти восемнадцать лет назад. У него было двое детей, которые тоже умерли. Из этого, по-видимому, ничего не могло получиться, так как мне очень скоро стало известно, что Абель Беллами был в очень плохих отношениях с братом и не стал бы беспокоиться ради него.