Глава первая
1
Некоторые боссы придерживаются твердого правила - никогда не смешивать работу и личную жизнь. Именно к такому типу начальников принадлежал
Роджер Эйткен. Лишь после того, как он упал с лестницы перед "Плаза Грилл" и сломал себе ногу, я попал к нему домом и увидел его жену.
До этого случая он меня к себе ни разу не приглашал, и это меня нисколько не беспокоило. По-моему, нет ничего хуже, когда начальник,
крупная птица, изображает из себя эдакого отца родного. Если шеф раз в месяц устраивает дома званый ужин для сотрудников, совершенно нестерпимый
ужин, на котором все боятся притронуться к рюмке или повысить голос, от такого шефа надо бежать как от чумы - в этом я твердо уверен.
Роджер Эйткен являл собой совершенно противоположный тип босса - это был босс-феодал. Людей он подбирал себе очень тщательно и платил им на
четверть больше, чем любое другое рекламное агентство. Примерно неделю он присматривался, подходит человек или нет, и если решал, что нет,
невезучим приходилось с треском вылетать вон.
Эйткен возглавлял "Международное Тихоокеанское агентство" - самое большое и лучшее рекламное агентство на всем побережье. Прежде чем
попасть туда, я работал в маленьком занюханном рекламном бюро, которое одной ногой стояло в финансовой могиле, а босс его вскоре загремел в дом
для неизлечимых алкоголиков. Было это года два назад. Хорошо помню, я сидел за своим столом и ломал голову, как лучше подать рекламу
посудомоечной машины - это убогое создание даже не могло счистить с тарелки остатки соуса, - как вдруг мне позвонила секретарша Роджера Эйткена.
Она сказала, что Эйткен хочет видеть меня по личному делу и просит зайти к нему в шесть часов.
Я, разумеется, много слышал об Эйткене. Я знал, что он управляет агентством, принадлежащим кучке богатых бизнесменов, и делает это очень
здорово. Естественно, я сразу же подумал: а не хочет ли он предложить мне работу? Естественно, я заволновался: работать в "Международном"
считалось мечтой для любого рекламщика на побережье.
В шесть часов я как штык стоял в приемной агентства, а еще через пять минут - перед столом Эйткена, стараясь мужественно выдержать взгляд
стальных голубых глаз, который, как нож масло - по-моему, здесь это сравнение уместно, - пронзал меня до самого затылка.
Эйткен был крупный, свыше ста восьмидесяти сантиметров роста мужчина, ширококостный, с живым лицом. Рот его напоминал защелкнутый капкан,
агрессивная челюсть - челюсть крупного чиновника. Выглядел он лет на пятьдесят семь и был полноват в талии, но если это и был жирок, то жирок
тугой, плотный. Короче говоря, было ясно, что этот человек держит форму.
Секунд десять он пристально рассматривал меня, потом поднялся, вытянул вперед руку и крепко, до боли в косточках, пожал мою.
- Вы Честер Скотт? - требовательно спросил он. Голос его, безусловно, можно было услышать в приемной, не прикладывая ухо к замочной
скважине.
Не знаю, за кого еще он мог меня принять, поскольку, прежде чем добраться до его кабинета, я назвал свое имя по меньшей мере четырем его
служащим.
Я сказал, что я - Честер Скотт.
Он открыл лежавшую на столе папку и постучал по ней пальцем:
- Ваша работа?
В папке было около двух десятков вырезок из разных газет и журналов - реклама, сделанная мной за последние четыре-пять месяцев.
Я сказал, что это - моя работа.
Он закрыл папку и начал вышагивать по комнате.
- Не так уж плохо, - заметил он. - Вы могли бы мне подойти. Сколько они вам платят?
Я назвал сумму.
Он приостановился и уставился на меня, как будто не расслышал.
- Вам известно, что вы стоите больше?
Я сказал, что известно.
- Почему же вы сидите сиднем и ничего не предпринимаете?
Я сказал, что последнее время у меня было много работы и думать о чем-то другом не приходилось.
- Может, для вас работа важнее денег?
- Я бы не сказал, - ответил я. - Просто последнее время я действительно был занят.
Еще несколько секунд он не спускал с меня глаз, потом обошел вокруг стола и сел в свое кресло.
- У меня вы будете получать на сотню в неделю больше, чем сейчас. На работу можете выйти с понедельника.
Так я начал работать в "Международном".
С тех пор прошло два года. За это время я стал в агентстве вторым человеком после Эйткена и подчинялся только ему самому. Получал я
столько, сколько два года назад мне и присниться не могло. У меня появились "кадиллак" с открывающимся верхом, бунгало с тремя спальнями и видом
на океан, мальчишка-филиппинец, помогавший мне вести холостяцкое хозяйство, а также счет в банке на кругленькую сумму.
Только не думайте, что я вышел на этот уровень, посиживая в кресле и покуривая сигаретки. Если вы попадаете к Эйткену, вам приходится
вкалывать до седьмого пота. Каждый день, включая субботы, я садился за свой стол ровно в девять утра и нередко просиживал до полуночи. Платили в
"Международном" прилично, но Эйткен за эти деньги драл три шкуры. Я, наверное, в жизни своей так много не работал, но мне это нравилось, к тому
же со мной работали хорошие ребята: каждого парня или девушку Эйткен отбирал лично, а это кое-что значило. Короче говоря, я был на вершине
блаженства. Слезать с этой вершины я никак не собирался, но, к сожалению, иногда обстоятельства складываются не так, как нам хочется.
Однажды жарким июльским вечером все вдруг полетело кувырком. Я поздно засиделся на работе - был уже десятый час. Со мной оставались только
моя секретарша Пэт Хэнесси и художник-график Джо Феллоуз. Остальные ушли домой. Мы работали над рекламой нового туалетного мыла. Работа была
большая и ответственная, кое-что делалось специально для телевидения, и вкладывалось в это дело около двух миллионов долларов.
Феллоуз показывал мне какие-то куски рекламы для еженедельников, и тут на столе Пэт зазвонил телефон.
Она подошла к столу и сняла трубку.
Пэт - девушка очень симпатичная. Высокая, длинноногая, с рыжими волосами и большими голубыми глазами, цвет лица - как на картинке. Ей
двадцать шесть лет, а язычок такой, что лучше не попадаться. Мы с ней работали в одной упряжке. Если бы не ее напоминания, я бы выходил из всех
графиков и запорол половину работ, которыми меня забрасывал Эйткен.
Я не слушал, о чем она говорила, - мы с Джо исправляли один из его эскизов. Мне не нравилась девушка, которую он использовал в качестве
модели.
- Слушай, Джо, - говорил ему я, - девицу с такой грудью прищемит первая же вращающаяся дверь.
- Ну и прекрасно, - с обезоруживающей простотой парировал Джо, - именно это я и хочу передать.