Согласен, этот звонок осложняет положение, но это не главная опасность. Основная опасность - это полиция. Если этот тип
действительно знает о наезде, если он действительно будет нас шантажировать, что ж, возможно, нам удастся от него откупиться. А вот откупиться
от полиции нам не удастся. Поэтому она наиболее опасна.
- Вы обещали взять всю вину на себя, - угрюмо произнесла она. - Поэтому мне нужно бояться не полиции, а этого человека.
- Я действительно обещал не вмешивать вас в это дело, но гарантировать этого я не могу, - спокойно сказал я. - Вы по собственному
легкомыслию оставили в машине купальник, и, если кто-то его взял и отнес в полицию, я ничего не смогу сделать. Я могу поклясться, что за рулем
сидел я, но вы все равно будете соучастницей.
Она сердито смотрела на меня.
- Конечно же, мой купальник у него! Неужели это не ясно? Неужели не ясно, что он будет нас шантажировать? Я хочу знать одно: вы ему
заплатите или я должна идти к Роджеру?
- Вы, кажется, угрожаете мне, Люсиль? - спокойно спросил я. - Это тоже смахивает на шантаж.
Застучав стиснутыми кулачками по коленям, она воскликнула:
- А мне не важно, на что это смахивает! Я просто хочу знать, что вы будете делать, когда он предъявит свои требования!
- Подождем, пока он их предъявит.
Она откинулась назад, в прищуренных глазах мерцало пламя.
- Вы, наверное, уже сами не рады, что согласились взять вину на себя. Уже, небось, жалеете, что пообещали. Только слово не воробей, теперь
уже поздно.
- Интересно, вы о ком-нибудь, кроме себя, хоть иногда думаете? Ведь с той секунды, как началась вся эта канитель, вы обо мне даже ни разу
не вспомнили, - отчеканил я, не скрывая неприязни. - Вас беспокоит одно: как вывернетесь из этой заварухи вы.
- Если бы не вы, я не попала бы ни в какую заваруху, - сказала она холодным, бесстрастным голосом. - Почему же теперь я должна думать о
вас? - Она отвела глаза и добавила:
- Это вы во всем виноваты. С самого начала.
Внутри у меня все закипело, я едва сдержался.
- Вы так считаете, Люсиль? Значит, во всем виноват я, а вы просто невинная овечка? Вы ведь с самого начала знали, что поступаете нехорошо,
когда уговаривали меня научить вас водить машину. А на уединенный пляж разве я предложил ехать? Нет, вы. Да на моем месте любой мужчина решил
бы, что перед ним самая обычная похотливая кошечка и долго уговаривать ее не надо.
Лицо ее пошло пятнами.
- Как вы смеете!
- А-а, бросьте, - махнул рукой я. - Не будем ссориться. Я обещал не вмешивать вас в это дело, и, если это будет в моих силах, я обещание
сдержу.
Она подалась вперед, лицо злое, побелевшее.
- Да уж будьте любезны, сдержите! Я не желаю терять Роджера, не желаю идти в тюрьму только потому, что вы вели себя как животное.
Поднявшись, я прошел к окну и остановился к ней спиной. Меня охватила такая злость, что лучше было не выражать ее словами.
- Я уезжаю, - сказала она после долгой паузы. - Не желаю больше об этом думать, оставляю все целиком на вас. Дали слово, вот и держите его!
Я повернулся.
- Советую выбросить эти дурацкие воздушные замки из головы, - твердо сказал я.
- Потому что это уже слишком. Вы просто-напросто
эгоистичная, расчетливая, вздорная сучка. Мы с вами связаны одной веревочкой, поймите это, иначе прозрение может оказаться слишком тяжелым.
Она вскочила на ноги.
- Дура я, что вчера ничего не сказала Роджеру. Но еще не поздно, я ему все расскажу сейчас!
Я уже переступил черту, и мне было все равно. Я улыбнулся.
- Ого! Это интересно! Какой реакции вы от меня ждете? Что я буду ползать перед вами на коленях и умолять этого нс делать? Ну, нет, если вы
уж так хотите взять в соучастники вашего драгоценного влиятельного Роджера, я согласен, только я поеду с вами и сам расскажу ему, как все было.
Я расскажу, как вы навязали мне знакомство, как просили меня научить вас водить машину, как предложили поплавать при луне, как пытались
напроситься ко мне в гости и надеть для маскировки темные очки и шляпу с большими полями. А когда я предложил, чтобы вы попросили у него
разрешения провести день со мной, вы сказали, что он ревнивый и глупый. Так что я не против, поехали. Расскажем вашему муженьку все, как было,
уверен, ему это понравится.
Она хотела что-то возразить, но не сказала ни слова. Взбешенная, сжав кулаки, она смотрела на меня горящими глазами.
- Если вы раздумали, оставайтесь здесь, - сказал я. - Я поеду один. С меня довольно. Уж кому-кому, а вам я себя шантажировать не позволю -
это точно! И если вы вздумали поблефовать, я готов, только учтите, в проигрыше останетесь вы!
Она растерялась. Я пересек гостиную, вышел в холл и открыл парадную дверь.
- Чес... подождите...
Она бросилась за мной и в дверях схватила меня за руку.
- Не надо... прошу вас...
- Каким же я был кретином, - сухо произнес я, - что позволил себе влюбиться в вас. Пустите меня! По-хорошему вы не захотели, что ж, значит,
будет по-плохому!
- Я сама не знаю, что говорю, - дрожащим от слез голосом проговорила она. - Простите меня, Чес. Вы даже не представляете, как я испугалась.
Я ничего не скажу Роджеру, положусь во всем на вас. Я вам доверяю, честное слово. Я просто совсем голову потеряла, ничего не понимаю, что
говорю.
Я пристально посмотрел на нее.
- Не понимаете? А по-моему, отлично понимаете, что говорите сначала одно, а потом совершенно другое. Сначала доверяете это дело мне, потом
вдруг начинаете угрожать, потом собираетесь выложить все мужу, а потом снова доверяетесь мне. Давайте решим этот вопрос раз и навсегда: хотите
вы вовлекать в это дело своего мужа или не хотите?
Она отрицательно покачала головой.
- Не хочу, Чес.
- Уверены? Или через полчаса снова будете махать им у меня перед носом?
- Не буду, Чес.
- И вы не против, чтобы я сам все уладил?
- Не против, разумеется.
- Разумеется? Легко же вы меняете решения! Пять минут назад это совсем не разумелось!
- Чес, пожалуйста, не сердитесь на меня. - Голос ее звучал умоляюще. - Честное слово, я так испугалась, что не понимаю, что говорю или
делаю.
- Вы много говорите и ничего не делаете. Давайте вернемся в гостиную. Пора уже поговорить серьезно.
В гостиной она села в кресло, уперла локти в колени, а подбородок - в ладони.