И Федька, сколько ни напрягал свою мозговую деятельность, никак не мог сообразить, чем же он это так воздействовал на странного старичка. Непонятно было: или тот чего-то испугался, или рассердился, или всё-таки собирался в милицию.
Чтобы напомнить о себе, Федька несколько раз натужно кашлянул, один раз даже с хрипом, но старичок продолжал сидеть неподвижно и прямо, ну будто бы неживой, глядя куда-то в сторону. А мальчишка не зря напрягал свою мозговую деятельность: вспомнилось ему, что ведь совсем недавно странный старичок говорил ему о каком-то огромном горе, и что он, Федька, может ему помочь.
– А почему горе-то огромное? – обрадованно спросил мальчишка. – Надо, так помогу. Мне всё одно делать нечего.
Только тут Илларион Венедиктович пошевелил плечами, словно поёжился от озноба, взглянул на своего скучающего собеседничка и, будто не узнав его, опять отвернулся, но сразу же снова посмотрел на него, проговорил:
– Да, да, горе большое, огромное, не укладывающееся в сознании. А вот в том, что ты можешь помочь мне, я после раздумий стал оч-чень сомневаться… В котором классе Робертина-то ваш?
– Еле-еле в четвёртый перетащили. Да и то из-за деда. А мы все – младше, – с откровенной жалобой в голосе сообщил Федька, – потому он нами и командует спокойненько. И лупит всех почем зря, особенно меня, конечно. Я-то среди них самый плюгавый, как Робертина говорит.
– И когда ваша банда начнет действовать?
– Шеф сказал: по первому его сигналу.
– Да какой он шеф?! – сердито чуть ли не крикнул странный старичок. – Шефчик он, вот кто! – И опять надолго замолчал.
– Домой мне пора, – неуверенно произнес Федька. – А то сидим, сидим… А стулик-то ведь не мягкий.
– Не сочиняй, – услышал он в ответ сердитый голос. – Делать тебе абсолютно нечего. А мне требуется подумать. Посему изволь сидеть и не мешать мне. Робертина твой – действительно внук генерала или привирает?
– А чего ему привирать? – восторженно и гордо воскликнул Федька. – Сам он, конечно, на генерала не похож, маленький ещё, но-о-о… классный парень! Нами-то командует уж точно, как генерал. Дерётся, правда, многовато. Чуть что и – получай. И не пикни, а то ещё получишь.
– Так вам, бандитикам, и надо. Хотя я и не надеюсь, что у тебя, Фёдор, хватит соображения понять меня, однако попробую… – неторопливо и непонятно говорил странный старичок, и Федька добросовестно, всеми силами старался вслушиваться в каждое его слово. – Представляешь ситуацию: дед твоего Робки-Пробки, то есть ещё и Робертины, – мой большой друг. Боевой друг. И что, по-твоему, будет, когда я сообщу ему, что внук у него собирается стать бандитом?
Продолговатые, чуть раскосые глаза Федьки округлели от ужаса. Он пробормотал:
– Не знаю… откуда мне знать?.. Попадёт… А у меня зажигалки не будет!
– Далась тебе эта зажигалка! – совсем рассердился странный старичок. – Я тебе повторяю: как мне такую новость сообщить старому другу? Я же не имею права скрывать правду о его единственном внуке! Об этой пробке! Вот объясни мне, перед тем как расстанемся, неужели ты, Фёдор, сам, лично, своими собственными мозгами не соображаешь, что ваша затея с организацией банды – одно сплошнейшее безобразие! Чушь обыкновенная! Ведь бандиты – враги нашего общества!.. Чего молчишь?
– А чего говорить? – обиженно отозвался Федька. – Никакие мы не враги.
– А если вы собираетесь людей грабить?
– Да не людей мы грабить будем, а жуликов всяких.
И как это вы определите, жулик перед вами или нет?
– Шеф сказал, что сведения будет иметь.
– Эх, Фёдор, Фёдор! – с большим укором произнес странный старичок. – Каша у тебя в голове…
Федька исчез. Он исчез столь внезапно и мгновенно, что Илларион Венедиктович подумал, что мальчишка зачем-то спрятался под столик, заглянул туда – никого, оглянулся вокруг – нету Федьки.
Будто его наисильнейшим порывом ветра унесло…
А собственно, для чего ему он, Федька этот? Всё, что требуется, он выболтал. Осталось только рассказать бедному Гордеюшке о шефчике Робертине… Но если он сейчас бросит мальчишку, тогда зачем проводить редчайший биолого-психолого-педагогический эксперимент – возвращаться в детство? Если он не выдержал, не сумел найти подлинные душевные контакты уже с двумя мальчишками, то где гарантия, что у него это получится с другими? И совершенно мальчишеская мысль пришла в его седую голову: вернувшись в детство, надоотлупитьвсех этих бандитиков, и особенно их шефчика! Илларион Венедиктович так живо представил, как он, десятилетний Лапа,лупитэтих современных негодяйчиков типа Робки-Пробки, что повеселел, ему даже захотелось отпраздновать свою победу – полакомиться мороженым, он даже приподнялся, чтобы идти за ним…
Федька сидел напротив как ни в чём не бывало. Илларион Венедиктович вернулся, так сказать, из детства в старость, снова присел на стулик, спросил по возможности равнодушно, во всяком случае незаинтересованно будто бы:
– Куда это ты исчезал?
И Федька опять поразился его недогадливости. Он и с сожалением, но в то же время с уважением спросил:
– Почему вы ничего не понимаете?
– А чего тут понимать-то? Вот сидел передо мной человек, это ты, Фёдор, я с тобой разговаривал самым серьёзным образом, а ты вдруг исчез, испарился, улетучился.
– Да не исчез я, – наставительным тоном возразил Федька, – не улетучился, не испарился, а просто быстро убежал.
– Куда, зачем?
– Ну куда я мог ещё убежать? Зачем я мог ещё убежать? Да в «мы»!
– Куда-куда?
– Да вы что, не знаете, что такое «мы» и «жы»?!?!
– Ах, в туалет! Так ты бы хоть предупредил меня, что…
– Не успел бы тогда!
Давно так не смеялся Илларион Венедиктович. Так весело, громко и долго смеялся он, что Федька устал гадать, что смешного нашёл странный старичок в его обыкновенном и необходимом поступке.
– Ну и насмешил ты меня, Фёдор! – И мальчишка заметил, что на глазах его собеседника блестели слёзы, он промакнул их носовым платком. – И знаешь, это оч-чень важно и для тебя и для меня. Это оч-чень хорошо, что человек ты искренний и непосредственный, в конечном итоге, душа у тебя, значит, открытая. Попробую я всё-таки… – уже задумчиво и серьёзно продолжал он. – Попробую я всё-таки рискнуть наладить с тобой контакты.
– Как в телевизоре, что ли? – с удовлетворением, но и с недоумением спросил Федька. – У нас если с телевизором чего-то не ладится, отец говорит, что это какой-нибудь контакт дурака валяет. Так вы меня за дурака, что ли, считаете?
– Нет, нет, Фёдор, – возразил странный старичок, – человек ты, конечно, несколько недалекий, но не дурак. Наладить с тобой контакт – значит, в какой-то степени нуждаться друг в друге. Чтобы тебе, например, иногда захотелось бы спросить меня о чем-нибудь, повидаться со мной, побеседовать, посоветоваться.
– Я-то согласен. Мне с вами интересно. Да ещё мороженым от пуза кормите. А вот вам-то какой от меня контакт?
– А мне тоже интересно с тобой. У тебя какой номер квартиры?
Восторг на Федькином лице растаял. Мальчишка прищурил левый глаз, как бы прицеливаясь в странного старичка, настороженно спросил:
– А чего?
– Предположим, мне захочется с тобой встретиться…
– Мороженое есть?
– И это не исключено. Но меня тревожит другое. Не зря ведь я так долго с тобой тут сижу. Надо разобраться с вашей бандой, пока не поздно.
– Насчёт мороженого я, конечно, согласен, – подумав, сказал Федька. – А про банду меня больше не спрашивайте. Дурак я, что ли? Ничего вы от меня не узнаете. Я не болтун какой-нибудь. И права не имею. У нас в банде законы железные. Не хочу, чтобы менясмертным боемотлупили.