Позвольте, я заплачу за него штраф; заберу дармоезда с собой, проведу с ним серьёзную разъяснительную беседу, объясню ему суть его государственного преступления и дам абонемент на обратный путь.
Старушка с задней площадки хотела что-то крикнуть, но малюсенькая белая собаченция с большими чёрными наизлейшими, глазами опередила её и злобно тявкнула девять раз.
– Хорошо, хорошо, будем считать, что очень хорошо! – грозно согласился контролёр. – На сей раз данного зайчика прощаю. Но если он ещё хоть разик попадётся, будет отвечать перед обществом как государственный преступник.
Он отказался брать штраф у старичка, и тот с Вовиком вышел из вагона на следующей остановке.
Старичок шагал впереди, не оглядываясь, словно абсолютно уверенный, что Вовик будет топать за ним хоть целый день. А он, конечно, нет-нет да подумывал мельком: чего же, собственно, мешает ему дать стрекача? Не побежит ведь старичок за ним! Но что-то довольно крепко удерживало Вовика, чему он и сам удивлялся.
Удивляться-то он удивлялся, но шёл и шёл, невольно приглядываясь к старичку.
Вроде бы старичок как старичок, ничего особенного. Немало таких по улицам ходит. Но почему-то решил за Вовика штраф заплатить да ещё абонемент на обратную дорогу обещал… Зато и разъяснительную беседу придётся выдержать… Да ещё и припомнить может, что контролёр его государственным преступником обозвал… Прямо чудеса какие-то!
Чудеса не чудеса, но – подозрительно. Вовик даже ненадолго остановился, продолжая внимательно разглядывать старичка. Нет, нет, вроде бы ничего, ровным счётом ничего особенного в нём не было.
Нет, нет, вроде бы что-то всё-таки было…
Было в нём всё-таки что-то!
Но – что?
Чего в нём было особенного?
А то в нём было особенное, что шёл он каким-то необычным шагом и держался как-то необычайно прямо.
И что бы это означало?
Вовик догнал старичка и спросил:
– Вы кто такой, дедушка?
Старичок остановился, внимательно оглядел Вовика, тоже спросил:
– А чем, собственно, вызван твой вопрос?
– Просто интересно. Должен ведь я знать, с кем иду.
– Может быть, тебя заинтересует и то, куда мы идём? И тем более, – зачем мы идём?
– Куда идти – мне всё равно. И зачем идти – тоже всё равно. Делать-то мне нечего.
– О, это оч-чень плохо, – с неприязнью и даже с долей брезгливости воскликнул старичок. – Как это оч-чень отвратительно, когда молодому человеку нечего делать! Это и отвратительно, и возмутительно! Уму непостижимо!
– Многие ничего не делают, – недоуменно проговорил Вовик. – Тем более, сейчас каникулы.
– Многие ничего не делают?! – старичок долго и прерывисто дышал, чуть ли не задыхался от гнева. – К твоему сведению, люди в основном трудятся! И лишь ничтожнейшее количество, ку-чеч-ка, занимается тунеядством! Пре-зи-ра-ю таких, жалею и ненавижу! И каникулы, было бы тебе известно, существуют вовсе не для того, чтобы развивать в себе лень!
И старичок снова двинулся вперёд, по-прежнему не оглядываясь, снова точно уверенный, что Вовик будет идти за ним следом хоть целый день.
«Смешной старичок! – весело подумал он. – Ничего в каникулах не понимает! Просто, видать, поговорить любит!»
Но через некоторое время он ощутил беспокойство, догнал старичка и опять спросил, теперь уже с заметной тревогой:
– Да кто же вы всё-таки такой, дедушка?
Старичок остановился, медленно обернулся, очень внимательно, с явным недоверием и подозрительностью оглядел Вовика, словно только сейчас впервые увидел его, и ответил:
– Генерал-лейтенант в отставке Самойлов Илларион Венедиктович к вашим услугам.
– Ге… ге… гене… генерал?!?! – еле-еле-еле-еле выговорил Вовик. – Да ну?! – вскрикнул он и застыл с широко раскрытым ртом, будто задохнулся.
– Чему же ты так удивился? – обиженно, как показалось Вовику, спросил Илларион Венедиктович. – Не похож я, по-твоему, на генерал-лейтенанта хотя бы в отставке? Не такие они, генералы-то, по-твоему, бывают? А?
Вовик с трудом передохнул, кашлянул, чтобы в горле не было сухо от волнения, пробормотал растерянно:
– Не ожидал я… ведь… вдруг… ге… ге… генерал!!!
– Чего не ожидал? Чего – вдруг?
– Ну… как это… вдруг, конечно… я и вы… вы и я… вдруг, вдруг, конечно… ну и…
Илларион Венедиктович ждал, долго и терпеливо ждал, когда Вовик произнесет что-нибудь более или менее внятное, еле дождался, когда тот сумел ответить, да и то едва слышно:
– Первый раз в жизни разговариваю с живым генералом. Вот и не верится.
– Звать тебя как?
– Вовиком. Краснощёков Вовик.
– Не Вовик, а Владимир, – строго поправил Илларион Венедиктович. – Вот что, Владимир… – Он помолчал, словно раздумывая внимательно и осторожно, продолжать или нет разговор, и вдруг торопливо, вроде бы далее испуганно и виновато спросил: – Мороженого хочешь?
И опять Вовик от неожиданности лишился дара речи, промычал нечто совсем невразумительное, самому ему непонятное, но зато утвердительно мотнул головой шесть раз.
– В трамвае ты был разговорчивей, – недоуменно и. опять, как показалось Вовику, обиженно отметил Илларион Венедиктович. – Идём. Мороженого хочется! И предстоит нам, Владимир, наиважнейший, наисерьёзнейший разговор. От него многое в твоей жизни измениться может, радикально измениться, в корне. Попытаемся мы в твоей жизни досконально разобраться. Крути не крути, как говорится, а совершал ты государственные, хотя и микроскопические, преступления. И похоже, не осознал в полной мере этого.
Понемногу Вовик приходил в себя. Никаким преступником, а тем более государственным, он себя, конечно, не считал, запугать его просто решили или посмеяться.
Нет, вы только представьте себе, уважаемые читатели, всю эту историю с самого начала и постарайтесь вникнуть в каждую деталь. Ехал, как вы помните, Вовик, по своему обыкновению, зайцем в трамвае, нарвался на контролёра, вот-вот Вовика как миленького могли в милицию забрать, и вдруг спасает его странный человек, который оказывается (подумать только!) генерал-лейтенантом, правда, уже в отставке, и предлагает поесть мороженого. Да что мороженое! Будет у них с Вовиком какой-то наиважнейший, наисерьёзнейший разговор, и от этого разговора зависит его, Вовикова, жизнь!
Но ведь никто Вовику ни за что ни капельки не поверит!
– Не поверит ведь мне никто и ни за что, – с очень глубоким сожалением признался Вовик. – Никто мне не поверит, что я с живым генералом познакомился.
– А никто и не должен знать, что мы с тобой познакомились, – совершенно строго произнес Илларион Венедиктович. – Ни один человек не должен быть осведомлен об этом, тем более ни один мальчишка не должен знать о нашей встрече.
– Как не должен? – от огорчения Вовик икнул и начал заикаться. – Поз… поз… поз… – Он с трудом, с болью проглотил слюну, и речь его выправилась. – Поз… накомиться с живым генералом и никому этим не похвастаться?! Тогда и знакомиться-то зачем?.. Зря, получается, товарищ генерал-лейтенант!
– Называй меня только по имени-отчеству, – совсем строго попросил Илларион Венедиктович. – Уверяю, со временем ты всё поймешь. А живёт человек не для того, чтобы хвастаться. – И он ускорил шаги, словно торопился.
Неизвестно отчего, Вовику вдруг стало тревожно.