Но когда Дэвид ее поцелует, она сумеет все это выразить словами, потому что произойдет самое важное событие в ее жизни. И это случится сейчас. Дэвид придвигался все ближе, медленно, будто влекомый неведомой силой, которой он не мог противостоять. Джиллиан потупилась, но она не отодвинулась и не отвернулась. Теперь он был так близко, что она слышала дыхание и чувствовала его тепло. Ее глаза непроизвольно закрылись. Она ждала поцелуя...
И вдруг ее сознание прояснилось. Неизвестно откуда всплыл едва различимый слабый укор: Таня! имя отрезвило Джиллиан, как холодный душ. Она попыталась было прогнать его, но поздно – она уже отстранилась и отвернулась к окну.
Ничего не видно. Окно слишком запотело, чтобы можно было различить, что там, снаружи. Они оказались в одном белом коконе.
– Я не могу, – сказала Джиллиан. – Я хотела сказать, что не могу так. Это нечестно. Ты уже... ты не можешь, то есть... А как же Таня?
– Я знаю. – Голос Дэвида прозвучал так, словно его окатили холодной водой. Он растерялся. – Ты права. Не понимаю, что со мной случилось... Я просто забыл... Видимо, это звучит глупо. Ты мне не веришь?
– Верю.
Наконец‑то и он заговорил так же бессвязно, как она. Теперь он не будет думать, что она совершенная дура. Образ крутой девчонки не пострадал.
– Я вовсе не такой парень. Я хочу сказать, все выглядит, конечно, так, что именно такой, ну да, именно такой. Но я не такой. То есть я никогда не веду себя, как Брюс Фабер. Я так не поступаю. Я дал Тане клятву и...
– О боже! – Джиллиан ужаснулась. И закричала про себя::
Помоги!
Мне было интересно,когда же ты про меня вспомнишь.
Он дал ей клятву!
Разумеется,дал. Они же встречаются.
Но этоужасно!
Нет,это восхитительно. Отличный парень! А теперь скажи ему,что неплохо бы успеть на урок.
Я не могу. Не могу думать. Как мы с этим справимся?..
Прежде всего – учеба.
Джиллиан холодно произнесла:
– Думаю, нам надо ехать.
– Да.
Наступила пауза, наконец Дэвид включил зажигание.
Они ехали молча, Джиллиан все больше и больше погружалась в грустные думы. Казалось, все так легко! Достаточно изменить внешность – и все сразу изменится, как по волшебству. Но не тут‑то было. Дэвид не мог так просто бросить Таню.
Не беспокойся,детка.
У меня созрел потрясающий план.
Но какой?
Я скажу тебе,когда придет время.
Ангел,ты на меня сердишься? Ты обиделся,потому что я про тебя забыла?
Конечно,нет. Я здесь,чтобы устраивать все,как надо. Можешь совсем забыть про меня.
Тогда почему ты сердишься? Потому что я забыла про Таню? Я не хотела делать ничего плохого...
Да не сержусь я! Выше голову! Вот мы и приехали.
И все же Джиллиан не смогла избавиться от ощущения, что он рассердился. Или, по крайней мере, удивился ее поведению. Случилось что‑то неожиданное для него.
Но у нее не было времени надолго задерживаться на этой мысли. Пора было вылезать из машины Дэвида и идти в школу.
– Мы ведь еще увидимся сегодня, – сказал Дэвид, касаясь ручки двери.
Его слова прозвучали как вопрос.
– Да. Позднее... – отозвалась Джиллиан.
У нее не было сил сказать что‑нибудь еще. Она оглянулась – только раз – и увидела, как Дэвид сосредоточенно рассматривает переднее колесо машины.
Подходя к зданию школы, она заметила, что на нее все смотрят. Оказаться вдруг в центре внимания! Какое новое и какое тревожное чувство!
Они что,надо мной смеются? Я глупо выгляжу? Я что‑то не так сделала?
Дыши ровно,иди спокойно , – раздался веселый голос Ангела. – Вдох‑выдох... правой – левой... выше голову... вдох‑выдох...
Стараясь ни с кем не встречаться взглядом, Джиллиан пробежала наверх по лестнице, по коридорам и нырнула в класс истории.
И как раз вовремя: зазвенел звонок. Но тут она обнаружила еще одну проблему: ее учебник по истории вместе со всеми тетрадками сейчас плыл себе вниз по течению.
Она поймала взгляд Эми и с облегчением направилась к задней парте.
– Поделишься со мной учебником? Мой ранец утонул в ручье.
Она немножко побаивалась, что Эми приревновала или обиделась на нее за то, что она уехала с Дэвидом. Но Эми, по‑видимому, не обиделась. Наоборот, она смотрела на Джиллиан испуганно, как на торнадо, которого следует опасаться, но на который невозможно сердиться.