Когда до Иерусалима осталось всего ничего, Иисус отозвал нас в сторонку и сказал:
– Вот, мы восходим в Иерусалим, и сын человеческий предан будет первосвященникам и книжникам, и осудят Его на смерть. И предадут Его язычникам на поругание, и биение, и распятие… И в третий день воскреснет.
– Кто воскреснет? – тупо спросил Варфоломей, с трудом воспринимавший склонность Иисуса говорить о себе в третьем лице.
– Он, Господь, – пояснил я.
Варфоломей поморгал длинными поросячьими ресницами и тяжко вздохнул.
Неожиданно появилась мать Зеведеев – Иакова и Иоанна, которая, как мне показалось, подслушивала. Став между своими отпрысками, она стала кланяться и просить:
– Скажи, чтобы сии два сына мои сели у тебя один по правую сторону, а другой по левую в царстве твоем!
Остальные апостолы возроптали, а Симон Кананит незаметно двинул Иакова локтем в бок. Иисус возмутился.
– Не знаете, чего просите! – воскликнул он. – Можете ли пить чашу, которую я буду пить, или креститься крещением, которым я крещусь?
– Можем, Господи, – закивали братья.
– Можем, можем! – поддержала их старуха.
Иисус, не глядя на нее, сказал:
– Чашу мою будете пить и крещением, которым я крещусь, будете креститься. Но дать сесть у меня по правую сторону и по левую – не от меня зависит, но кому уготовано отцом моим.
– Вот-вот! – зашумели остальные. – Нечего!
– Уберите ее отсюда! – велел Симон Кананит.
Иаков осторожно взял мать за плечо и повел прочь, за ним, виновато озираясь, поспешил Иоанн.
Расслоение среди апостолов давало себя знать. По пути я наблюдал, как Петр оживленно шепчется с Андреем, а Варфоломей и Симон Кананит бранятся с братьями Зеведеями. Этак они скоро подерутся… Интересно, а как они обстряпали вопрос с Андреем, если Петр – агент АК? Братья все-таки… Или их двое? Ранее это мне в голову не приходило. Да и соображать я стал замедленно – то ли от жары, то ли от плохого питания.
Когда мы приблизились к Иерусалиму и пришли в Виффагию, к горе Елеонской, Иисус послал Фому и Матфея, сказав им:
– Пойдите в селение, которое прямо перед вами; и тотчас найдете ослицу привязанную и молодого осла с нею; отвязав, приведите ко мне.
– Но нам могут надавать тумаков, – возразил Матфей, обладавший большим опытом по этой части. (Действительно, этот эпизод всегда вызывал у меня сомнение, и я удивился, обнаружив его реальным, а не выдуманным зачем-то евангелистами.)
– Если кто скажет вам что-нибудь, отвечайте, что они надобны Господу, – пожав плечами, сказал Иисус.
– А откуда он наверняка знает, что там будет осел? – спросил Варфоломей у кого-то за моей спиной.
Голос Петра ответил:
– Тоже мне, чудо. В любой деревне так или иначе есть ослы и ослицы. Вон ревет один, отсюда слышно.
Через четверть часа апостолы вернулись невредимые и с ослами. Матфей успел шепнуть мне, что скотину они увели качественно, никто и не заметил. Впрочем, никто и не интересовался подробностями кражи – на ослицу быстренько устелили запасные одежды кого-то из апостолов, на них сел Иисус, и процессия тронулась к своему пункту назначения.
Народ, шедший с нами, действительно верил.
Я – прожженный циник и знаю, что церковь – прежде всего своего рода коммерция. В бога там мало кто верит, потому, собственно, и послали меня сюда – проследить, чтобы все совпадало с канонами, независимо от присутствия или отсутствия небесных сил. Но зрелище людей, срывающих себя одежды и расстилающих их на дороге перед копытами Иисусова осла, забрасывающих пыль свежей зеленью, вызвало у меня умиление и очередную дикую мысль: «А что если Иисус на самом деле Господь?» Чем черт не шутит… Но это было слишком страшно, чтобы рассуждать всерьез. Нет, точно, к психотерапевту.
И отпуск, отпуск! На Кипр или в Афонский санаторий, погонять в бильярд, сходить в кегельбан… Водные лыжи, холодное пиво, стереокино, полутемный зал, а рядом – девушка… Вон как та большеглазая красавица, которая вопит:
– Осанна сыну Давидову! Благословен грядущий во имя господне!
Как они его любят, а?
Жители Иерусалима дивились столь пышной процессии и спрашивали:
– Кто сей?
– Иисус, пророк из Назарета Галилейского, – отвечали мы.
Как и следовало ожидать, в храме Иисус устроил настоящий погром, разогнав покупателей и продавцов. Грохотали опрокинутые столы менял, звенела по камням мелочь, клокотали испуганные голуби, а среди всего этого бедлама возвышался Иисус и кричал, грозно подняв сжатый кулак:
– Написано: дом мой домом молитвы наречется! А вы сделали его вертепом разбойников!
Набившийся в здание храма люд уделял значительно больше внимания раскатившимся по полу монетам, кое-кто из апостолов, как я успел заметить, тоже соблазнился.
Ночевали мы в Вифании. Отойдя по естественной надобности за кусты, я неожиданно натолкнулся на Иисуса.
– Куда собрался на ночь, Иуда? – спросил он.
Сумерки скрадывали черты его лица, угадывалась только короткая бородка и поблескивающие глаза.
– Животом страдаю, Господи, – ответил я.
– Что, таблетки закончились? – насмешливо спросил Иисус. – Могу поделиться.
– Буду благодарен, – сказал я, стараясь держаться как можно более непринужденно.
Он запустил руку под одежду и, покопавшись там, положил мне в ладонь нечто маленькое и круглое. Капсула-шарик, видимо, какой-то антибиотик. Я сунул ее в рот и подождал, пока лекарство, пузырясь, растает под языком. Иисус молчал.
– Спасибо, – сказал я. – Чертова местная еда.
– Нужно было взять больший запас, – равнодушно сказал Иисус. – Как это сделал я. Так тебя прислали мне в помощь?
– Давай уточним вначале, кто тебя сюда отправил.
– Ватикан.
– Вот оно что! Как интересно получается: значит, Патриарх ничего не знал о том, что Папа послал сюда своего человека. И так всегда: не знает правая рука, что творит левая.
– А меня – Москва. Проследить, чтобы все произошло так, как должно произойти… Могу тебя обрадовать – тут шляется агент АК, а может быть, и двое.
– Я подозревал, – кивнул Иисус. – Петр и Андрей?
– Думаю, да.
– Попробуем направить их усилия в нужное русло… Кстати, меня зовут Дэвид. Или Давид. Давид Мейер.
– Олег. Олег Дивонис.
– Еврей?
– Ну неужели Москва послала бы в Иудею русского?
– Москва способна на всякое. – Он коротко рассмеялся. – Надо полагать, ты отбываешь после распятия?
– Согласно Библии, я должен повеситься. Вешаться я, само собой, не собираюсь, но должен еще присмотреть, чтобы все было в порядке с воскресением… Кстати, что ты там придумал на сей счет?
– Все продумано: перед казнью я приму биоконсервант, очень большую дозу, спокойно умру на кресте, а потом, через три дня, заработает вшитый вот сюда, – он похлопал себя по животу, – регенератор Прайори, который восстановит нормальную жизнедеятельность. Как видишь, Ватикан не поскупился.
– А если что-то пойдет не так?
– Я сижу здесь уже очень много лет. И годы не прошли для меня даром. Знаешь, ведь никто не мог знать, что я – человек. Постепенно я и сам начал верить, что я – сын божий. И Ватикан действовал, направляемый рукой господа нашего, когда посылал меня… Ведь не сказано, из какого времени должен прийти мессия, так отчего же не из будущего? Как ты думаешь, русский?
Ничего удивительного, я и сам бы сошел с ума, сиди здесь столько лет. Исцеления, пусть и при помощи лекарств грядущего, чудеса, толпы верующих. Он почувствовал себя сыном божьим.
– А что если он и есть сын божий? Ведь в самом деле… Мессия, пришедший из будущего…
– Хорошо, пусть все идет как идет.
– Да, хотел спросить, – вспомнил я.