– И ничего не сказала про Кольма?
– Она сказала, что ты обычно звонишь по выходным, – ответила Тюльпен. – А я этого и не знала.
– Ну, я звоню обычно из студии, – сказал Трампер. – Просто чтобы поговорить с Кольмом. Я считал, что тебе ни к чему слушать…
– Ты скучаешь по Кольму, Трампер?
– Да.
– А по ней – нет?
– По Бигги? – Да.
– Нет, – сказал Трампер. – По Бигги я не скучаю.
Тишина. Он рассматривал аквариум в поисках болтливого угря, но так и не смог отыскать его. «Смени тему пузырьков‑разговоров, – велел себе он. – И побыстрей».
– Ральф хочет бросить этот фильм, – сказал он, но она продолжала пристально смотреть на него. – Помнишь, «На ферме»? Последние съемки никуда не годятся. Да и весь замысел слишком примитивен…
– Знаю, – кивнула Тюльпен.
– Он уже говорил с тобой? – спросил Трампер.
– Он хочет снять некий личностный фильм, – сказала она. – Да?
– Да, – ответил он; он коснулся ее груди, но она отодвинулась в сторону и повернулась спиной, сжавшись в клубок.
– Он хочет сделать что‑то замысловатое, – сказала Тюльпен. – О внутреннем мире человека и без политики. Нечто более личностное, верно?
– Точно, – ответил обеспокоенный Трампер. – Кажется, он сказал тебе больше, чем мне.
– Он хочет снять фильм о тебе, – сказала Тюльпен.
– Обо мне? – переспросил Трампер. – Но что можно снять обо мне?
– Что‑то очень личностное, – пробормотали она в подушку.
– Что именно? – закричал Трампер. Он сел и насильно затащил ее к себе на колени.
– О том, как расстроился твой брак, – сказала Тюльпен. – Понимаешь, дать полное представление. О том, как мы ладим с тобой… Взять интервью у Бигги – понимаешь, что она об этом думает… Взять интервью у меня, – добавила Тюльпен. – Что я обо всем этом думаю…
– Ну и что ты об этом думаешь? – заорал он; он пришел в бешенство.
– Мне кажется, что идея неплохая.
– Неплохая для кого? – с отвращением спросил он. – Для меня? Своего рода психотерапия? Он собирается содрать с меня шкуру?
– Это тоже не такая уж плохая мысль, – сказала Тюльпен; она села рядом и коснулась его бедра. – У нас хватит на это денег, Трампер…
– О боже!
– Трампер! – произнесла она. – Если ты и в самом деле не скучаешь по ней, то что тебя так задевает в этом?
– При чем тут задевает? – сказал он. – У меня теперь другая жизнь, так к чему копаться в прошлом?
– Какая другая жизнь? – спросила она. – Ты счастлив, Трампер? Ты куда‑то движешься? Или ты счастлив там, где ты есть?
– У меня есть ты.
– А ты меня любишь? – спросила она.
А он подумал о пузырьках бирюзового угря! Они подняли ужасный водоворот, и другая рыбина отплыла от них.
– Я не хотел бы жить ни с кем другим, – сказал он.
– Но ты скучаешь по Кольму. Ты скучаешь по своему сыну.
– Да.
– А знаешь, ты можешь завести себе другого, – сердито сказала она. – Хочешь завести ребенка, Трампер? Знаешь, ведь я могу подарить тебе ребенка…
Он ошеломленно посмотрел на нее:
– А ты хочешь?
– А ты? – закричала она на него.
– Хочешь завести ребенка, Трампер? Знаешь, ведь я могу подарить тебе ребенка…
Он ошеломленно посмотрел на нее:
– А ты хочешь?
– А ты? – закричала она на него. – Я могу родить его тебе, но ты должен по‑настоящему захотеть его! Ты должен дать мне понять, что тебе от меня нужно, Трампер. Как ты можешь жить со мной, когда я даже толком не знаю тебя!
– Я не знал, что ты хочешь ребенка.
– Я говорю не только об этом, Трампер.
– Мне казалось, – сказал он, – ты стремишься к спокойствию, вроде как к независимости; по‑моему, ты не хотела чересчур сближаться со мной.
– Но ты сам хотел именно этого, разве нет?
– Да нет же! Я хотел от тебя совсем другого.
– А чего ты хотел от меня?
– Ну… – Он замялся; пузырьки получились слишком тяжелые, чтобы всплыть на поверхность. – Того же, чего тебе хотелось самой, Тюльпен.
Но она уже отвернулась от него.
– Ты хочешь, чтобы все было спокойно, да? – спросила она. – Никаких обязательств и обязанностей, полная свобода…
– Черт побери! – не вытерпел он. – Ты действительно хочешь ребенка?
– Сперва захоти ты, – сказала она. – Я не собираюсь выдвигать требований. Я могу потребовать, Трампер, но только когда буду иметь право, – сказала она, глядя на него снизу вверх. – А вот можешь ли ты?
Трампер поднялся и пошел вокруг аквариумов, глядя на нее сквозь них. Какая‑то рыба нырнула под Тюльпен, а морские водоросли пристроились у нее на коленях.
– Ты ничего не делаешь, – говорила ему Тюльпен. – У тебя нет никакой цели, никакого плана, как жить. Нет даже сюжета.
– Что ж, прикажешь мне тоже делать плохие фильмы, да? – сказал он, высматривая бирюзового угря, которого так и не мог отыскать.
– Трампер, меня совершенно не интересует, что за фильм у тебя получится. Мне вообще плевать на это чертово кино! – Заметив, как он пристально смотрит на нее сквозь аквариум, она со злостью натянула на себя простыню. – Прекрати разглядывать мою дырку, когда я разговариваю с тобой! – закричала она.
Он появился вдруг над аквариумом и уставился на нее. Он был искренне изумлен: ведь он всего лишь высматривал угря!
– Не смотрел я на твою дырку, – возразил он, и она рухнула на постель, словно у нее не оставалось больше сил.
– Ты не хочешь никуда уезжать на уик‑энд, – сказала она. – Но люди не живут в Нью‑Йорке без того, чтобы у них не появлялось желания вырваться хоть куда‑нибудь.
– Ты знаешь этого маленького прозрачного угря? – спросил он, разглядывая один из аквариумов. – Такой бирюзовый, совсем малюсенький? – Она вынырнула из‑под простыни и поглядела на него. – Нет, не могу найти его, – сказал он ей. – Мне показалось, будто он разговаривал… И я хотел показать тебе… – Однако ее взгляд заставил его осечься. – Он разговаривал при помощи пузырьков, – пояснил он.
Тюльпен лишь покачала головой.
– Господи, – прошептала она. Он подошел к кровати и присел рядом. – Знаешь, Трампер, что говорит о тебе Ральф? – спросила она.
– Нет, – со злостью отозвался он. – И что же этот хренов старина Ральф говорит обо мне?
– Он говорит, Трампер, что ты непостижим.
– Непостижим?
– Да. Никто не знает тебя, Трампер! От тебя ничего не исходит. Ты ничего особенного не делаешь.