Я старался быть осторожным, чтобы не потерять захват; в такие наиважнейшие моменты я частенько обнаруживал дурную привычку неожиданно оказываться пригвожденным к полу. Я придвинул свой уязвимый орган к ее взбешенному глазу, стараясь, однако, держать его вне досягаемости ее крепких зубов.
– Я откушу его к чертовой матери, клянусь! – прохрипела Бигги и напряглась против моего двойного захвата, зажавшего ее, словно тиски.
– Будь добра, сначала понюхай, Биг, – взмолился я, проводя животом по ее гладкой щеке; ее тяжелые колени плавно зашли за мою склоненную голову, и я ощутил тяжелый удар по спине. – Пожалуйста, понюхай, – попросил я снова, – и честно скажи, чем там пахнет. И пахнет ли мое естество чужим, есть ли там гаремный запах, Биг? И не пахнет ли оно исключительно мной? – Ее ноги стали колотить помедленней; я увидел, как она сморщила нос. – Исходя из этой экспертизы, Биг, – продолжил я, – исходя из своего богатого опыта в том, что касается моего запаха, можешь ли ты с чистой совестью утверждать, будто ты обнаружила хоть слабейший намек на присутствие чего‑нибудь необычного? Рискнешь ли ты утверждать, что этот живот скользил по чужому животу и впитал в себя его запах? – Я почувствовал, как она съежилась, ощутил обезоруживающий трепет против двойного захвата и позволил ей повернуть немного лицо и скользнуть носом куда надо – там на ее щеке покоился мой член. «Он не пощадил живота своего, чтобы спасти свою женитьбу». – Ну и чем он пахнет, Биг? – ласково спросил я ее… Уловила ли ты признак преступного полового сношения?
Она покачала головой. Мой нервный малыш лежал под ее носом, на ее верхней губе.
– Но твои руки… – В ее голосе улавливалось сомнение.
– Я прикасался к избитому гомику, покрытому мочой и духами, Биг. Я отвел его домой. Мы пожали друг другу руки.
Мне пришлось посадить ее напротив себя, прежде чем я разомкнул свой двойной захват, и приложиться кровавыми губами к ее шее – мой язык все еще кровоточил, и тонкая струйка крови стекала по горлу. Над моим левым ухом кожа туго натянулась на вздувшейся от удара об ящик комода шишке. Я представил себе повреждения, нанесенные ящичку с дамским бельем. Были ли трусики потрясены этим ударом – скомканные, забились ли они в самый дальний угол ящика и затаились там, встревоженные?
Позже, в нашей нежной борьбе под одеялом, Бигги сказала мне:
– Подвинь руку, побыстрей. Нет, сюда… нет, не сюда. Да, сюда,..
И, доставляя удовольствие нам обоим, она начала плавно двигаться подо мой в свойственной ей манере, которая вызывала у меня опасение, как бы она не уплыла от меня. Но она никогда этого не делает, и даже не собирается. Скорее она гребла куда‑то в нашей лодке, а я просто прилаживался к ее легкому сильному скольжению. Весь секрет крылся в неутомимости ее сильных ног.
– Должно быть, эти движения полезны для лыжников, – заметил я ей.
– Да, у меня хорошие мышцы, – сказала Бигги, легко раскачиваясь, словно широкая лодка на покрытом зыбью море.
– Я люблю твои мышцы, – сказал я ей.
– О, ладно тебе. Не эту мышцу. И вовсе не мышцу, – сказала она. – Знаешь, для девушки у меня слишком много мышц.
– Ты – сплошные мышцы, Биг.
– Ну, не совсем… Нет, хватит тебе, ты вовсе не о мышцах, черт побери…
– Это место лучше, чем мышца, Биг.
– Еще бы, Богус,
– И это занятие для тебя лучше, чем катание на лыжах, Биг. К тому же оно куда веселее…
– Знаешь, мне не хотелось бы выбирать, – сказала она, и я глубже вошел в нее за это.
Будучи тяжелой, Бигги способна переворачиваться мгновенно, словно лодка, захваченная и унесенная прибоем. Я покачивал ее – мы плыли очень медленно. Мы ничего не весили. Затем море внезапно изменилось и швырнуло нас на берег, где закончилась наша невесомость и где я лежал, как выброшенное на песок тяжелое бревно, а Бигги лежала подо мной, такая же спокойная, как вода в пруду.
Позже она сказала:
– Что ж, пока‑пока, – но сама даже не пошевелилась.
– Пока! – ответил я. – Куда ты собираешься? Но она лишь сказала:
– Знаешь, Богус, на самом деле ты не такой уж плохой.
– Ну конечно же, Биг, – подтвердил я, стараясь говорить как можно более небрежно. Но мой голос прозвучал хрипло и глухо, как если бы я давно не говорил. «О, медленный, бархатный голос благополучного совокупления! Я помню, как я встретил тебя, Бигги…»
– Это еще зачем? – спросила она. Вспомнив вранье Меррилла, я сказал:
– Я хочу показать тебе стихи, посвященные тебе.
– Мне очень жаль, Боггли, – пробормотал Меррилл, – но это были такие потрясные сиськи. Господи, ну и приманка… я просто должен был выстрелить по ним. – Но он тут же заснул, совершенно обессиленный.
– Машина… – все скулила одна из уродок. – В самом деле, Бигги…
– Мы просто должны вернуть ее, – вмешалась вторая.