Она думала, что с каждым новым ожогом боль будет переносить все легче, но в этот раз она была нестерпимой. И ожидание страданий, длившееся весь день, было почти столь же невыносимым, как сама боль.
Теперь пять. Осталось еще два. Очередной в пятницу и затем последний – завершающий – в воскресенье, в Господень день.
На нее накатила совсем другая боль, и горло свело спазмом. Она оглядела воспаленные волдыри на бедрах и вознесла молитву:
– Я несу это наказание, Господи, не только ради себя, но и для Фины и других таких, как она. Я могу изменить их жизни, Господи. Поэтому, молю тебя, помоги Джеку и направь его. Пусть он уничтожит эти изображения, чтобы я и дальше могла служить и Тебе, и Твоим детям.
Это все, что я прошу, Господи: да минуют меня впредь грехи, чтобы мне было позволено и дальше творить добро Твоим именем.
13
Джек прислонился к кирпичной стене итальянского ресторана. Он сделал вид, что рассматривает неторопливое движение каравана машин, в час пик ползущих по
Бродвею, но на самом деле его интересовал лишь выход из подземки на Восемьдесят шестую, что находился слева от него.
Он снова преобразился в Джона Робертсона и, позвонив Джейми Грант, договорился о встрече. У него были кое‑какие вопросы. Когда она сказала, что за ней наблюдают, он не списал ее слова на паранойю. Менее всего ему было нужно, чтобы кто‑то из дорменталистского храма увидел их вместе. Он сказал ей, чтобы она любой линией добралась до угла Восемьдесят шестой и Бродвея, и дал пару советов, как в подземке обрубить хвост.
Наконец она появилась – в просторной куртке и облегающих синих брюках, с сотовым телефоном в руке.
Выйдя на улицу, она, как и планировалось, пошла в восточную сторону. Джек оставался на месте, наблюдая, как остальные морлоки выкарабкиваются на поверхность. Трое из них – женщина и двое мужчин – пошли туда же, куда и Грант. В вечерних сумерках Джек двинулся за ними.
Женщина остановилась у китайского ресторанчика, а двое мужчин пошли по Амстердам‑стрит.
Предполагалось, что если Джек заметит хвост, то позвонит Джейми. Он затолкал телефон в карман джинсов и нагнал ее.
– Похоже, вы от них оторвались, – сказал он.
Вздрогнув, она повернулась:
– О, черт возьми! Робертсон! Это вы!
– А вы решили, что я KB или что‑то в этом роде?
– KB?
– Так мы, дорменталисты, называем карманных воров.
Она улыбнулась:
– Смешно. Откуда вы взялись?
– Следил за вами. Но этим занимался только я один.
– В данный момент, может, и так, а вот раньше... Их было двое. Они приклеились ко мне, как только я вышла из «Лайт».
Джек схватил ее за руку и развернул в другую сторону:
– Пошли туда.
– И вот что самое странное. Они даже не пытались скрывать, чем занимаются. Словно хотели дать мне знать, что за мной ведется слежка.
– Совершенно верно. Они преследовали две цели. Выяснить, куда вы идете и с кем встречаетесь, и второе – торча за спиной, держать вас в состоянии нервного напряжения. Слежка и давление – все в одной аккуратной маленькой упаковке.
– Тот прием, что вы мне подсказали, – помните, стоять у дверей и выскакивать, когда они закрываются, – сработал потрясающе. И он такой простой.
– Чем проще, тем лучше. Мало что срабатывает столь же безошибочно.
В вечернем полумраке Джек увидел ее улыбку.
– Выскочив, я осталась стоять на платформе и, когда поезд отъезжал, отдала им честь, как МО.
– Как министр обороны?
– Понято правильно. Меньшего они не заслуживали. Вам стоило увидеть их физиономии. – Она осмотрелась. – Где тот бар, о котором вы мне говорили? Мне нужна ЧХВ.
– Как министр обороны?
– Понято правильно. Меньшего они не заслуживали. Вам стоило увидеть их физиономии. – Она осмотрелась. – Где тот бар, о котором вы мне говорили? Мне нужна ЧХВ.
– Неужели чай с...
– Чертовски хорошая выпивка.
14
Миновав пару кварталов и пару раз свернув, они оказались в заведении Хулио.
Оно немного напомнило Джейми «Парфенон» – не внешним видом, а царящей в нем атмосферой. Те же самые взрывы смеха, такие же разговоры, тот же дух товарищества. Ей понравились и висящее над стойкой объявление «Бесплатное пиво – завтра», и свисающие с окон сухие плети растений, что придавало заведению неповторимость. Чувствовалось, что Робертсон был тут своим человеком. Когда он вошел, не менее половины посетителей принялись махать ему и выкрикивать приветствия.
– Значит, для друзей вы Джек?
Джек кивнул:
– Если хотите, тоже можете так звать меня.
– Может быть, если станем друзьями.
Он улыбнулся и показал на столик в дальней части помещения:
– Сядем вон там и поговорим.
Джейми заметила, что здесь Джек чувствовал себя куда свободнее, чем в ее кабинете. Он стал практически другим человеком. Напряжение сменилось раскованностью и дружелюбием. Может, все дело в одежде. Раньше он был в пиджаке и рубашке с галстуком, а сейчас одет с подчеркнутой небрежностью. Но выглядел неплохо. Джейми нравилось, как на нем сидят джинсы и красная рубаха гольф, нравилось, как играют упругие мышцы предплечья, когда он рассеянно барабанит пальцами по столу.
Едва они уселись – он спиной к стене, а она спиной к общему залу, – к ним подошел невысокий мускулистый латиноамериканец с тоненькими, словно нарисованными усиками. Робертсон представил его владельцем заведения. Пообещав незамедлительно доставить заказанные пинту «Роллинг Рокс» и порцию виски с содовой, хозяин отошел.
– Мне нравится это место, – сказала Джейми. – У него есть свое лицо.
Джек кивнул:
– Ага. Но не слишком броское. Хулио постарался, чтобы тут не торчали яппи [16] .
Оглянувшись, Джейми присмотрелась к посетителям – в основном представители рабочего класса с редкими вкраплениями обеспеченных любителей экзотики.
– Но не слишком в этом преуспел.
– Ну, нельзя же их выставлять, когда они сюда забредают, но, с другой стороны, он их ничем не заманивает. Ему удалось придать своему заведению неповторимый шарм.
– Что‑то есть притягательное в подобных заведениях! – удивленно сказала Джейми. – В барах, тавернах, пабах! Империи возникают и рушатся, религии приходят и умирают, идеологии и политические философии овладевают массами, а потом идут на спад – и во всем этом хаосе человеческого существования неизменно продолжает светить звездочка таверны. Даже когда тупоголовые праведники с поджатыми губами пытаются уничтожить их, таверны выпрыгивают в мир снова и снова.
– Как ШС, – сказал он.
– М‑м‑м?
– Так мы, дорменталисты, называем занятие «Шлепни Суслика».
Подумав, Джейми вспомнила: так называлась игра, когда играющий, вооружившись деревянным молотком, колотил пластикового суслика, загоняя его в нору – лишь для того, чтобы тот снова выскочил из нее.
Она засмеялась:
– Вот уж верно «Шлепни Суслика».
– Вы не думаете, что на этом и стоит существование многих баров?
Джейми улыбнулась и кивнула:
– Вы мне нравитесь, Робертсон.
– Зовите меня Джеком.
– О'кей. Джек.