А Бранд, каковы бы ни были его мотивы, кажется, спас мою жизнь и память. Что ж, прекрасно! Я решил на сей раз придерживаться презумпции невиновности, но не подставлять ему спину. Небольшая уступка, отход от простой психологии нравов, которая обычно управляет дебютами наших игр.
– Никогда в жизни не происходит так, как нам это кажется, Корвин, – начал он. – Сегодня друг, завтра враг и…
– Стоп! – прервал его я. – Карты на стол! Я благодарен Брендону Кори за то, что он сделал для меня. А фокус, которым мы нашли тебя и вернули в Эмбер – моя идея.
Он кивнул.
– Полагаю, что для рецидива братских чувств после столь длительного перерыва имеются веские основания?
– Я также могу предположить, что у тебя были дополнительные, особые причины помочь мне.
Он вновь улыбнулся, поднял правую руку и опустил ее.
– Тогда мы либо в расчете, либо в долгу друг у друга. Смотря, как на это взглянуть. По‑видимому, сейчас мы нужны друг другу и будет полезно видеть себя в самом выгодном свете.
– Не виляй, Бранд. Не бери меня на психику. Я весь день стараюсь стать идеалистом, а ты мне портишь все дело. Ты вытащил меня из постели, чтобы что‑то сказать. Я тебя слушаю.
– Все тот же старина Корвин, – усмехнулся он и отвел глаза. – Тот же или другой? Как ты сам считаешь, изменила ли тебя жизнь в Тени? Познание того, кто ты? Существование, в котором ты был лишь частицей чего‑то другого целого?
– Возможно. Не знаю… А вообще, наверное, да. По крайней мере, семейные интриги выводят меня из себя гораздо быстрее.
– Итак, ты теперь откровенен и честен в речах и делах. Ну, это гораздо скучнее. Зато ново, а это уже кое‑что. Все будут выведены из равновесия… А ты сможешь снова стать самим собой в самый неожиданный для остальных момент. Что ж, это может оказаться полезным. И бодрящим. Ну, ладно, ладно! Не паникуй, на сем мое выступление заканчивается. Обмен комплиментами завершен. Я обнажу основы, обуздаю чудовище, чье имя безрассудство, и извлеку из мрака черной тайны прекрасную жемчужину знания. Но для начала дай что‑нибудь закурить, если есть. Столько лет прошло, что я бы хотел отпраздновать свое возвращение воскурением какой‑нибудь вонючей травки.
Я хотел было сказать, что у меня нет курева. Но я был уверен, что оставил пачку в столе. Мне совершенно не нужно было напрягаться, но я все же сказал:
– Подожди минутку.
Стараясь, чтобы мои движения выглядели естественными, а не напряженными, я встал и пересек комнату. Пытаясь представить дело так, как будто я совершенно естественно кладу руку на крышку стола и роюсь в ящике, я всей тяжестью оперся на нее. Телом и плащом, я старался замаскировать свои движения.
Я нашел рваную пачку и вернулся к дивану, остановившись у очага, чтобы прикурить две сигареты. Бранд не спешил брать свою.
– У тебя дрожат руки. В чем дело?
– Вчера вечером слишком долго веселились, – ответил я, снова усаживаясь в кресло.
– Ах, да, я и не подумал об этом. Да, вчера наверняка была вечеринка! Ну, конечно. Все в одной комнате… Неожиданно удалось отыскать меня и вернуть домой… Продиктованный отчаянием поступок со стороны одной очень нервной и очень виновной личности… Успех лишь частичный: я ранен и нем, но надолго ли. И потом…
– Ты заявил, что знаешь виновного. Это не шутка?
– Нет, не шутка.
– Кто это?
– Всему свое время, дорогой братец. И свое место. Последовательность и порядок, время и акценты – в этом деле они очень важны. Позволь мне насладиться этой драмой на безопасном удалении от нее. Я так и вижу себя, пронзенного кинжалом, и всех вас, собравшихся вокруг.
Ах, чего бы я только не дал, чтобы увидеть эту сцену воочию! Ты не мог бы описать выражение каждого лица?
– Боюсь, что в это время лица меня меньше всего беспокоили.
Бранд вздохнул и выпустил облачко дыма.
– Ах, как здорово! Это неважно, лица я и так вижу. Сам знаешь, у меня живое воображение. Шок, страдание, озадаченность – все это постепенно переходит в подозрительность и страх. Потом, сказали мне, все разошлись, а добрый Жерар остался паинькой при раненом братце, – он замолчал, уставившись на дым. На какое‑то время насмешливая нотка исчезла из его голоса. – Ты знаешь, он единственный решительный и приличный человек из всех нас.
– Я высокого мнения о нем, – подтвердил я.
– Он хорошо ухаживал за мной. Жерар всегда присматривал за остальными, – внезапно он усмехнулся. – Честно говоря, никак не могу понять, почему его беспокоит наше благополучие. Но, как я полагаю, потом вы все собрались, чтобы обсудить положение. Вот еще одна вечеринка, и как я жалею, что меня там не было! Все эти эмоции, подозрения, лживые слова, отскакивающие друг от друга, и никто не хочет распрощаться первым. Через некоторое время наверняка началась свара. Все ведут себя паиньками, не упуская возможности очернить других. Попытка запугать виновного. Возможно, несколько камешков, брошенных в козлов отпущения. Но, в целом, никаких результатов. Я прав?
Я кивнул, должным образом оценив работу его ума, и понял, что он будет рассказывать все, как ему захочется.
– Сам знаешь, что прав, – проронил я.
Он внимательно взглянул на меня и продолжал:
– Но, наконец, все разошлись, чтобы провести бессонную неспокойную ночь, или встретиться с сообщником и завязать интригу. Ночь была полна скрытого смятения. И приятно сознавать, что вы думали о моем благополучии. Некоторые, естественно, желали мне добра, другие – прямо противоположного. И среди всего этого я собирался с силами – нет, я процветал! – не желая подводить своих сторонников. Жерар долго вводил меня в ход новейшей истории. Когда я счел, что с меня достаточно, я послал за тобой.
– Ты, кажется, не заметил, что я уже здесь. Что ты хотел мне сказать или сообщить?
– Терпение, брат, терпение, подумай о годах, которые ты провел в Тени, даже не вспоминая… всего этого, – он взмахнул рукой с зажатой сигаретой. – Подумай, сколько времени ты ждал, сам того не зная, пока я не нашел тебя и не постарался облегчить твою планиду! Неужели по сравнению с этим столь важны несколько мгновений!
– Мне сказали, что ты разыскивал меня и это несколько удивило меня. Ведь в последний раз мы расстались, будучи не в самых лучших отношениях.
Он кивнул.
– Не могу отрицать этого. Но, в конце концов, я всегда забываю о подобных мелочах.
Я тоже кивнул.
– Я никак не мог решить, что именно рассказать тебе и чему ты поверишь, – продолжал Бранд. – Я сомневался, что ты благосклонно отнесешься к утверждению, что за небольшим исключением мои действия были продиктованы почти чистейшим альтруизмом.
Я фыркнул.
– Ей богу, это правда! – воскликнул Бранд. – Чтобы твои подозрения улеглись, добавлю, что у меня просто не было выбора. Всегда трудно начинать рассказ: с чего ни начни, что‑то было и до этого. Видишь ли, мы подумывали о том, чтобы захватить его. Это было вскоре после его исчезновения. По‑моему, оно в какой‑то мере дало толчок всему происшедшему. отец подозревал, что Эрик убил тебя, однако, никаких улик не было. Но мы использовали эти подозрения – вовремя брошенное слово, жест… Годы шли, никто и никакими средствами не мог связаться с тобой, и вероятность того, что ты в самом деле мертв, все возрастала. Отцу все меньше и меньше нравился Эрик.