С теми, которые хотя бы умываются, а то ведь есть и такие, у которых только дождь смывает грязь с лица. Однако даже самые хорошие женщины ничего, кроме желания, не пробуждают, а когда отказывают, это ничего, кроме раздражения, не вызывает. Завтра в бой, того и жди, головы лишишься, а эти упрямятся. Вот почему я решительно против присутствия в лагере женщин.
Бард кивнул – он был полностью согласен со сводным братом. Потом добавил:
– Может случиться самое худшее – если женщины доступны, то среди солдат неизбежно начнутся споры. Так и до смуты недалеко. Если женщины хранят целомудрие, то все мужики в конце концов начинают мечтать о них. Так что в лагере от них только одни заботы.
Белтран откинулся на постель, закинул руки за голову:
– Придет день, когда мне будет поручено командование армией отца, тогда я издам приказ, который бы запрещал лерони сопровождать войска. Достаточно ларанцу. Я считаю, что мужчины более искусны в колдовстве. У женщин вообще слабый организм, чуть что – сразу слезы, переживания… Ты, например, можешь себе представить, чтобы Карлина сейчас находилась в лагере? Ведь детей же не берут на войну!.. Кстати, как твой младший братишка?
– Ему уже восемь лет, – ответил Бард. – В середине зимы стукнет девять. Надеюсь, он не забыл меня. С тех пор как отец отослал меня в ваш замок, я не бывал дома.
Белтран ободряюще хлопнул его по плечу:
– Не беспокойся. Надеюсь, тебе разрешат съездить домой на побывку еще до середины зимы.
– Если кампания против Хамерфела закончится до того, как снег заметет дороги, – сказал Бард. – Я бы очень этого хотел. Мачеха не любит меня, но она не может запретить мне навещать дом. Я просто мечтаю увидеть Аларика… – Он на мгновение примолк: пришла мысль, что было бы неплохо лично пригласить отца на свою свадьбу. Все‑таки Рафаэль ди Астуриен его отец, судьба сына не должна быть ему безразлична.
Они поужинали, потом легли спать – обида и гнев на мастера Гарета давно сменились у Барда благодушным, мечтательным настроением. Мелькнул в сознании образ Миреллы и тут же растаял. Какой смысл вспоминать ее – ясно, что мастер Гарет сказал правду. Бард не так глуп, чтобы искать приключений на свою голову. Ему и так досталось в детстве, так что извини, крошка, у тебя своя дорога, у меня своя… Его ждет Карлина, последнее расставание очень обнадежило Барда. Ничего, жена смирится и даже полюбит его – он это чувствовал. Главное для него сейчас – не оступиться, не совершить ошибку, пусть самую малозначительную, микроскопическую. После свадьбы – пожалуйста, но сейчас ни в коем случае! К тому же Белтран прав, женщинам нечего делать на войне. Их доблесть должна проявляться в другом месте. С тем и заснул.
На следующее утро, после короткого совещания с мастером Гаретом и Белтраном, они направились к броду у Морейской мельницы. И никто из живущих уже не помнил, кто такой был Морей; судя по легендам, выходило, что он – великан или повелитель драконов. Возле брода еще можно было видеть древние руины. Несомненно, это была мельница, так как к ней от реки шел канал, по которому и поныне текла вода. Дорога к реке была перегорожена. Когда отряд приблизился, им навстречу вышел грузный седовласый мужчина, поднял руку и объявил:
– По приказу его сиятельства, властителя Далерета, эта дорога закрыта. Господа, я имею твердое указание не открывать ворот, пока путники не заплатят положенную дань или не предъявят пропуск на свободный проезд по подвластному краю.
– Зандру вас всех побери! – начал было Бард, однако Белтран жестом остановил его и направил коня в сторону сторожа. Тот был в переднике, который обычно носят мельники.
– С удовольствием, – заявил принц, – заплачу пошлину повелителю Далерета.
– С удовольствием, – заявил принц, – заплачу пошлину повелителю Далерета. Твоей головой… Ты не против? Думаю, ваш лорд по достоинству оценит столь щедрую плату. Где еще он сыщет подобного наглеца? Ранвил! – Он жестом подозвал одного из всадников, и тот, на ходу вытаскивая меч, подъехал поближе. – Открой ворота, мужлан, не будь ослом…
Сторож – зубы у него громко стучали – немедля бросился к воротам и начал вращать приводное колесо. Створки медленно, со скрипом открылись. Принц высокомерно швырнул сторожу несколько монет.
– Вот тебе плата. Если ворота, когда мы будем возвращаться назад, тоже будут закрыты, даю слово, что прикажу моим людям сломать их, а сверху положить твою голову, чтобы пугать ворон.
Когда они проезжали ворота, Бард услышал, как сторож что‑то злобно проворчал про себя. Он тут же спешился и тряхнул его за плечо:
– Что ты там бормочешь? А ну‑ка, смелее, скажи это нам в лицо. Слышишь ты, мерзавец!
Человек поднял глаза, лицо его приобрело решительное выражение, и он гневно выкрикнул:
– Не хочу быть замешанным в свару сильных мира сего, ваи дом. Господа дерутся, а у холопов лбы трещат. Почему я должен страдать из‑за того, что вы не можете поделить землю? Все, что меня заботит, это моя мельница. Вам никогда не вернуться этим путем или каким‑нибудь другим. Я не имею никакого отношения к тому, что ждет вас у брода. А теперь, если это прибавит вам чести, можете убить безоружного человека.
Бард отпустил его, выпрямился и надменно глянул на мельника.
– Убить тебя? Зачем? Я лучше поблагодарю тебя за своевременное предупреждение. Тебе заплатят за это.
Мужчина неожиданно сорвался с места и бросился к убогому строению, которое возвышалось возле руин на протоке. Бард долго смотрел ему вслед. С четырнадцати лет он на коне, держит оружие в руках, но только теперь впервые он задумался над словами мельника. Собственно, с какой стати каждый благородный считает своим долгом объявить землю своей? Зачем эти непрекращающиеся стычки, сражения, войны? Какой прок от них мельнику, а ведь если не намолоть муки, не испечь хлеб, то много не навоюешь. Раздоры выгодны только наемникам.
«Куда лучше, если земля будет под властью одного государя. Межевые знаки срыть, налоги не брать от Хеллерских гор и до самого моря… Тогда простые люди смогут спокойно возделывать землю, разводить скот… А я бы мог беззаботно жить в замке с Карлиной… В том, который король подарил мне…»
Однако времени размышлять об этом больше не было. Он позвал мастера Гарета и приказал отряду остановиться.
Ларанцу спешился и подошел к командиру. Тот объяснил:
– Я получил предупреждение… Что‑то неладно с этим бродом. На первый взгляд здесь все спокойно. Может, птица разглядит что‑нибудь? Или женщины помогут?
Мастер Гарет подозвал Миреллу, которая ехала укутавшись в плащ, и что‑то тихо сказал ей. Она вытащила из кожаного мешочка матрикс и пристально вгляделась в него.
Спустя некоторое время она ровным глухим голосом сообщила:
– Не вижу ни человека, ни зверя, ни какого иного чудища, которое могло бы подстерегать нас на противоположном берегу. Однако все точно в дымке, мне потребовалось большое усилие, чтобы оглядеть местность – это неспроста. Следует быть осторожным, родственник.
Мастер Гарет повернулся к Барду:
– У нее есть дар ясновидения. Если ей действительно что‑то мешает, если взгляд ее с трудом продирается сквозь пространство, это верное свидетельство того, что дело нечисто. Нам следует соблюдать величайшую осторожность.
Они подъехали к воде. Как раз в том месте, где уже начинавшая зарастать колея упиралась в мирно текущую реку. Вокруг было тихо, денек выдался солнечный, и малиновые блики весело посверкивали на поверхности.