Я не хотела, чтобы в моих детях была хоть капля его крови.
Она помолчала и добавила:
– Потому что Альфонс Ребане – мой отец.
Роза Марковна довезла Томаса до табачной лавки, возле которой осталась его тачка, он пересел в нее и напрямую, не заезжая домой, рванул в Нарву. Он уже знал, что ему нужно сделать. Да, так он и сделает: поедет в Питер и постарается затеряться в многомиллионном городе. А если не удастся – что ж, есть выход и на самый крайний случай: найдет того ментовского капитана и потребует, чтобы его посадили. Черт возьми, он имеет на это право! Совершил он преступление? Совершил. Обязан понести наказание? Обязан. И никто не может ему отказать. Существуют же, в конце концов, права человека!
Но даже если в Питере не захотят поднимать старое дело, тоже неплохо. Пусть этапируют его в Таллин как уголовного преступника, причем рецидивиста. И тогда вряд ли он сгодится на роль внука национального героя Эстонии.
Штандартенфюрер СС!
Командир 20‑й Эстонской дивизии СС!
Да что ж тебе не лежится в твоем Аугсбурге? Столько лет лежал, а теперь вдруг начал откапываться! С чего?
Ну нет! Пусть твоим внуком будет кто угодно, но он, Томас, твоим внуком не будет! На фиг, на фиг нам такое родство!
«Жигуленок» Томаса бодро бежал по подсушенному солн‑цем шоссе, с каждым километром удаляя его от неведомой и от этого еще более грозной опасности. Но когда до Нарвы оставалось не больше получаса езды, над трассой вдруг появился вертолет и завис над машиной Томаса. Усиленный радиомегафоном голос приказал по‑эстонски:
– Томас Ребане! Остановите автомобиль!
И Томас понял: его достали. Его достали не менты и не служба безопасности национал‑патриотов. На размалеванной камуфляжной краской вертушке по его душу явилась сама муза истории Клио. Это она отжимала его «жигуленка» к обочине и бубнила по‑эстонски через радиомегафон грубым голосом патрульного:
– Томас Ребане, остановите машину и заглушите двигатель! Томас Ребане, немедленно остановитесь!
Но почему, почему Клио? Почему не веселая Талия? Почему не изысканная Эрато? Пусть даже занудистая Полигимния, муза гимнов. А что? Он готов петь любые гимны. «Эстония, Эстония, тарам‑там‑тарара». Да хоть бы и «Союз нерушимый республик свободных сплотила навеки великая Русь». Так нет же, именно этой стерве Клио взбрело в ее древнегреческую голову отметить его своим вниманием.
– Томас Ребане! Тормози, твою мать! – рявкнула на чистейшем русском потерявшая терпение Клио. – Или я раздавлю тебя вместе с твоими яйцами!
И как бы в подтверждение нешуточности угрозы опорные полозья вертолета замаячили перед самым лобовым стеклом.
Томас остановился. Его перегрузили в вертушку, а за руль его «жигуленка» сел один из давешних охранников. Через полтора часа на той же конспиративной квартире Томас предстал перед Янсеном.
– Позвольте поинтересоваться, куда вы направлялись? – сухо спросил он.
Томас неопределенно пожал плечами:
– Да так, прокатиться, туда‑сюда.
– Вы направлялись в Санкт‑Петербург! – тоном обвинителя заявил Янсен. – Зачем?
– Ну, на денек‑другой. В Эрмитаже открылась выставка супрематистов. Сам‑то я не поклонник этого направления, но все‑таки интересно, – попытался отболтаться Томас. – А что? Я не знал, что нельзя.
– Не врите! Вы хотели сбежать!
– Ну, хотел, хотел! – признал Томас. – Вам хорошо, а мою студию пасут люди Краба.
– Вашу студию никто не пасет. Я вам сказал: забудьте о Крабе.
– Я‑то забуду. Уже забыл. А вот он обо мне вряд ли забудет.
– Вот расписка, которую вы дали Анвельту. – Янсен продемонстрировал Томасу расписку и разорвал ее на мелкие клочки.
– Теперь вы удовлетворены?
– Я? Да. А Краб? Ему не нужны никакие расписки. Конечно, если вы не вернули ему его тридцать штук. Или это были вообще не его бабки?
Но Янсен не попался в расставленную Томасом ловушку.
– Приходится с сожалением констатировать, что вы просто трус, – заключил он. – Позор! Томас Ребане, вы позорите имя своего великого деда! Очень жаль, но я вынужден ограничить вашу свободу передвижений.
– Посадите? – уточнил Томас. – Ну, сажайте.
– Вы будете находиться под домашним арестом.
– Да? Ну ладно. А долго?
– Столько, сколько понадобится. Пока вы не сделаете то, что от вас требуется.
– А что от меня требуется? – живо поинтересовался Томас. – Может, я быстренько это сделаю и это самое... и пойду?
– Хватит болтать! – прикрикнул Янсен.
Томас тяжело вздохнул и согласился:
– Что ж, хватит так хватит. А на что я буду жить под домашним арестом? Учтите, бабок у меня нет.
– Вы будете получать приличную зарплату. В качестве консультанта фильма.
Томасу показалось, что он ослышался.
– Фильма? Какого фильма?
– Рабочее название – «Битва на Векше», – объяснил Янсен. – Хотя правильней было бы – «Подвиг на Векше». Это будет художественный фильм о великой победе эстонских патриотов в годы Второй мировой войны. О неизвестной победе.
– Над немцами? Чего же тут неизвестного?
– Нет, не над немцами. Над советскими оккупантами. Это будет фильм о нашей победе.
– Мы победили? – искренне удивился Томас. – Это для меня новость. А мне почему‑то казалось...
– Многим так кажется, – перебил Янсен. – Потому что эстонцы не знают своей истории. Фильмом «Битва на Векше» мы восполним этот позорный пробел.
– Ладно, уговорили, – сказал Томас. – Давайте восполним.
А про себя подумал: «Все равно я от вас свалю».
Но он уже понимал, что это будет непросто.
Да что же этим падлам от него нужно?
Что за игрища затеяли национал‑патриоты?
Почему в них втравливают его, обыкновенного человека, который хочет только одного – спокойно жить, не думая ни о чем?
Он и представить себе не мог, какую роль в новейшей истории независимой Эстонии уготовила ему эта древнегреческая паскуда муза Клио и сколько еще людей будет втянуто вместе с ним в водоворот событий.
II
Артисту наконец повезло: ему предложили роль в кино.
Фильм снимала эстонская киностудия, он был о Великой Отечественной войне, и рабочее название у него было «Битва на Векше». Артисту предстояло сыграть полкового разведчика, который проникает в расположение противника, чтобы выяснить схему оборонительных сооружений, но в результате попадает в плен, его допрашивают и все такое. Более подробно о фильме и о своей роли Артист ничего рассказать не мог, так как сценарий был на эстонском языке. Русский перевод еще не был готов, а начинать съемки нужно было срочно, чтобы не упустить уходящую натуру – прибалтийский февраль с его туманами и мокрым снегом.
Потому что именно в конце февраля 1944 года происходила эта самая битва на Векше, про которую я, честно сказать, ничего не знал, хотя в училище историю Великой Отечественной войны изучал с интересом. Этот курс нам читал генерал‑полковник Василий Васильевич Новиков. Ему пришлось послужить в штабах едва ли не всех фронтов от первого до последнего дня войны, и его личные впечатления очень оживляли официальную военную историографию, хотя и вызывали недовольство инспекторов из ГлавПУРа, так как его оценки не всегда совпадали с общепринятыми, а иногда и вовсе им противоречили.