– Раскомандовался! Привык в армии командовать! Здесь тебе не армия! – Она извлекла из серванта и швырнула на обеденный стол папки с бухгалтерскими документами. – На! Сам разбирайся, если такой умный. Тут и визитки твои гребаные! По сто пятьдесят долларов он мне платит! Благодетель нашелся! А сам сколько гребешь?
– Баба, молчать! – скомандовал Мишка, почувствовав, что дело принимает дурной оборот. – Серега, давай поговорим спокойно. Нормально, как джентльмен с джентльменом.
Я собрал папки с документами и пошел к двери. На ходу объяснил:
– Мы уже обо всем поговорили.
– Нет, не обо всем! – напористо возразил Мишка. – Мы тут с мужиками потолковали. И хотим потолковать с тобой. Серьезно потолковать. Как высокие договаривающиеся стороны. Ты мне друг, Серега, но истина дороже.
– Что ж, приходите, поговорим, – кивнул я.
– Когда прикажешь?
– Часа через два.
– Будем ровно в семнадцать ноль‑ноль, как штык, – заверил Мишка.
Добравшись наконец до дома, я сполоснулся в душе, наскоро перекусил и просмотрел визитки. Всех потенциальных заказчиков я знал. И имел представление о том, что в их коттеджах не доделано. Фронт работ был на сотни тысяч рублей. Какое на сотни! На миллионы!
Я убрал бухгалтерские папки в письменный стол и принялся бродить по дому в ожидании прибытия высокой договаривающейся стороны.
В таком состоянии меня и застал прикативший на «мазератти» Артист с радостным известием, что его утвердили на роль второго плана в фильме эстонской киностудии «Битва на Векше».
Высокая договаривающаяся сторона явилась ровно в семнадцать ноль‑ноль. Возглавлял ее, понятное дело, Мишка Чванов, а в составе делегации были Костик Васин, мои соседи Артем и Борисыч и зачем‑то увязавшийся за ними старый плотник дед Егор, когда‑то единственный непьющий во всей деревне, с которым я начинал работать в столярке. По причине физической немощи серьезную работу он делать уже не мог, но глаз у него был ост‑рый, нрав придирчивый, он выполнял роль отдела технического контроля, и выполнял ревностно, не обращая внимания на матюги, которыми его обкладывали мои работяги. Никаким авторитетом он не пользовался, и его присутствие в составе делегации можно было объяснить лишь случайностью или несуразицей, каких в деревенской жизни всегда хватает.
Пока мои гости раздевались и разувались в прихожей, я обратил внимание, что на всех добротные кожаные куртки, а на Мишке даже турецкая обливная дубленка, костюмы с галстуками. Только дед Егор явился в привычной для Затопина телогрейке. И когда, старательно причесавшись перед зеркалом, делегация проследовала в гостиную и чинно расположилась вокруг стола, Артист, валявшийся на диване в своем свитерке и выношенных до белизны джинсах, даже присвистнул:
– Ого! Аграрная фракция мухосранской госдумы в полном составе. Здорово, аграрии! Как виды на урожай? Чего не посеем, того и не соберем? А чего не соберем, того не сгноим?
Но делегация не была расположена к шуткам.
– Серега, мы к тебе по серьезному делу, – объявил Мишка. – По очень серьезному. Мы все свои, так? И можем говорить без обвиняков, так? Мы, Серега, не с кондачка пришли. Мы, можно сказать, глас народа – глас Божий. Мы все обтолковали со всеми, и у нас, Серега, полный консенсус.
– Приступай, – поторопил я. – А то в регламент не уложишься.
– Приступаю. Сколько мы получали до кризиса? На круг – по две сотни баксов. Так? А сколько сейчас? Сто пятьдесят – потолок. Поправь меня, если я ошибаюсь. Мы все понимаем: кризис – это кризис. Дефолт и пирамида ГКО. Мы вошли в твое положение. Хоть слово тебе кто сказал? Нет, не сказал. По сто пятьдесят – значит, по сто пятьдесят.
Хоть слово тебе кто сказал? Нет, не сказал. По сто пятьдесят – значит, по сто пятьдесят.
– Долларов, – уточнил я.
– А чего еще может быть? – удивился Мишка.
– Рублей.
– Это не разговор, Серега. За рубли сейчас уже никто не пашет.
– Ну, почему? На свинокомплексе пашут. И получают, насколько я знаю, сотни по три‑четыре. Рублей.
– Да там же пьянь голимая! – искренне возмутился Мишка. – Ты что – нас с ними ровняешь?
– Не ровняю, не ровняю, – успокоил я его. – Продолжай.
– Продолжаю. Кризис прошел? Прошел. Рост валового продукта составил один и четыре десятых процента. А мы как получали по полторы сотни, так и получаем. Это мы, бригадиры. А работяги – так те вообще по сто. А ведь пашем не меньше. Как пахали, так и сейчас пашем. Это правильно, по‑твоему? Справедливо?
– Правильно и справедливо – не одно и то же, – подал голос Артист.
– А ты меня не сбивай, не сбивай! – повысил голос Мишка. – Ты лежишь на диване и лежи. У нас тут серьезный разговор, посторонних просят не беспокоиться. Твое дело – рекламировать «Стиморол». Вот и рекламируй это говно.
– Если ты скажешь еще хоть одно плохое слово про «Стиморол», я поднимусь с дивана и выбью тебе зуб, – лениво пообещал Артист. – Или два. Это уж как получится.
– Не мешай, – сказал я Артисту и обернулся к Чванову: – Переходи к требованиям. Вы же их сформулировали?
– Да, – подтвердил он. – С учетом всех поправок и предложений с мест. Но сначала скажу про другое. Как ты сам живешь – мы в это не лезем. Ольге ты покупаешь «Ниву», себе – «террано», девчонке – пианино. Приобщать ребенка к музыкальной культуре – святое дело. Но ведь должна быть и социальная справедливость! Правильно я говорю, мужики? – обратился он за поддержкой к членам делегации.
Костик Васин отмолчался, а Артем с Борисычем покивали:
– Оно, конечно. Все должно быть по справедливости.
– Не то беда, что водка дорога, а то беда, что шинкарь богатеет, – прокомментировал Артист.
Но Мишка не отреагировал на провокационный выпад.
– Так вот, Серега, наш консенсус. Лишнего нам не надо, но и наше отдай. Турки на Осетре получают за ту же работу по шестьсот баксов, а молдаване – по триста. А мы? Это же смеху подобно! Поэтому мы говорим: бригадирам – по сто восемьдесят, остальным – по сто сорок. И с этого месяца.
– И все с этим согласны?
– Все!
– Вообще‑то, Серега, если у тебя напряженка, – нерешительно проговорил Костик Васин, но Мишка его перебил:
– А ты молчи! Не будь штрейкбрехером! Штрейкбрехеры – это позор рабочего класса!
– Да я ничего, – смирился Костик. – Я как все.
– Не дело вы затеяли, мужики. Ох не дело, – попытался вмешаться в ход обсуждения дед Егор.
– А ты, дед, слова тут не имеешь! – оборвал его Мишка. – Ты вообще существуешь у нас на правах социальной благотворительности, так что сиди и сопи в жилетку. Твое слово, Серега! Если тебе нужно время для размышления, мы не торопим. Дело серьезное, требует продумывания.
– Я уже все продумал. Посидите, сейчас приду.
Я прошел во вторую половину дома, спустился в подвал и достал из тайника пятитысячную пачку баксов. Купюры были по пятьдесят долларов, двадцаток и десяток не было, но вступать в мелочные расчеты с представителями моего трудового коллектива у меня не было никакого желания.