Паломе же он не особенно доверял; Куп уже убедился, что готовить она умеет, однако, если его гости ей не понравятся, она засыплет все блюда перцем, а потом будет уверять, что «мы в Сальвадор все так кушать».
Для него самого оставалось загадкой, почему он мирится с подобным положением, почему не уволит Палому и не возьмет на ее место кого‑то более покладистого. Вероятно, ее упрямство и независимость вызывали в нем если не симпатию, то что‑то вроде уважения. Иначе Куп просто не мог объяснить, почему он терпит в своем доме эту своевольную девчонку, которая к тому же позволяет себе не одобрять людей, с которыми он общается.
– Откуда вы приехали в Лос‑Анджелес? – спросил он, решив переменить тему.
– Я из Бостона, – первым ответил Джимми. – В Лос‑Анджелесе я живу восемь лет, и мне здесь очень нравится.
– А я приехал сюда из Нью‑Йорка, – сказал Марк. По привычке он чуть не добавил «с женой и детьми», но вовремя прикусил язык. Ему не хотелось объяснять, как вышло, что он остался один, – это было бы унизительно, к тому же Купа это, скорее всего, не интересовало.
– Вы оба приняли правильное решение, – кивнул Куп. – Я тоже родом с Восточного побережья, но давно уже не выношу тамошний климат, в особенности зимы. Нет, что ни говори, а жизнь в Лос‑Анджелесе гораздо приятнее.
– В особенности – в таком дворце, как ваш, – с восхищением заметил Джимми. Куп с каждой минутой нравился ему все больше, и вовсе не потому что он, знаменитость, вот так запросто болтал с ними – людьми, занимающими в жизни куда более скромное положение. Было в нем что‑то естественно подкупающее. Даже восхищение, которое Джимми и Марк и не думали скрывать, он воспринимал как нечто само собой разумеющееся, и это тоже располагало к нему обоих приятелей. Он как будто отлично знал, что красив и обаятелен, но ничуть не ставил себе это в заслугу. Внешность, стиль и шарм были его рабочими инструментами, с помощью которых Куп на протяжении полувека зарабатывал себе на жизнь.
– Что ж, надеюсь, вам обоим будет здесь хорошо. А если возникнут какие‑то трудности – дайте мне знать, – сказал Куп, и Джимми посмотрел на Марка, ожидая, что тот пожалуется на неработающую плиту и кофеварку, но Марк промолчал. Он уже решил, что починит их сам и вычтет стоимость ремонта из арендной платы за следующий месяц.
Упоминать о кофейной проблеме он по‑прежнему не хотел, боясь, что Шарлей вопреки своему обещанию все же рассказала Купу об утреннем инциденте.
Купер еще немного поболтал с жильцами, потом, одарив их одной из своих самых ослепительных улыбок, попрощался с ними и ушел. Марк и Джимми долго смотрели ему вслед, потом переглянулись.
– Вот это да!.. – выпалил Марк. – В его годы – и так выглядеть! Боюсь, что мне с ним не равняться – к семидесяти годам я буду горбатым, плешивым старикашкой в толстенных очках и с палочкой. Если я вообще доживу до семидесяти… – Еще никогда в жизни мужчина не производил на него столь сильного впечатления. Такого красавца, каким Купер Уинслоу оказался вблизи, а не на экране, ему еще не приходилось встречать. Джимми, впрочем, не разделял восторгов друга.
– Все это так, но есть один вопрос, – сказал он, покачивая головой. – Есть там внутри сердце, или все это – просто эффектная внешность, актерское мастерство и отличный портной?
– А если этого достаточно? – философски заметил Марк, думая о Дженнет. Ему казалось – она никогда бы не ушла от такого обаятельного, красивого и остроумного мужчины, как Купер Уинслоу. Рядом с ним Марк чувствовал себя совершенным ничтожеством – во всяком случае, все время, пока Куп сидел с ними у бассейна, он ожесточенно боролся с острейшим комплексом неполноценности.
– Нет, недостаточно, – решительно возразил Джимми. – Ведь все, что бросается в глаза, – это просто привлекательная оболочка, скорлупа, поза. Он говорит красивые слова, но они ничего не значат. Пустые речи и эффектная внешность – вот и весь Купер Уинслоу. Взгляни хотя бы на женщин, с которыми он имеет дело, точнее, которые имеют дело с ним. Сам подумай, какая женщина нужна будет тебе лет через тридцать – скудоумная сексуальная красотка или человек, с которым можно серьезно и искренне поговорить на любую тему?
– Могу я немного подумать над твоими словами? – смиренно осведомился Марк, и оба рассмеялись.
– О'кей, о'кей, – согласился Джимми. – Я ничего не имею против секса, но что потом? Секс сегодня, секс завтра, через тридцать лет – тоже секс! Этак и с ума сойти недолго! Нет, я за разнообразие. У жизни слишком много сторон, граней, чтобы ее можно было свести лишь к плотским удовольствиям и постели.
Маргарет и была такой, многосторонней, многогранной, бесконечно интересной и неисчерпаемой личностью.
Именно личностью! Образованная, жизнерадостная, умная, веселая, сексуальная, она воплощала в себе все, что Джимми было интересно в жизни, и он никогда бы не променял ее ни на одну из красоток Купера Уинслоу. Да и Марк, скорее всего, реагировал на Шарлен на чисто физиологическом уровне, в то время как для жизни ему нужна была такая женщина, как Дженнет. И все же даже Джимми не мог не признать, что, по крайней мере, со стороны Куп выглядел как человек, который обеспечил себя всем необходимым и теперь доволен и счастлив.
– Красотку в трусиках Куп может оставить себе, – сказал Джимми. – Будь у меня выбор, я бы предпочел туфли из крокодиловой кожи. Такие, как у него. Превосходная пара!
– Хорошо, бери себе туфли, а я возьму женщину, – ухмыльнулся Марк. – Слава богу, Шарлей не проболталась, что видела меня у него на кухне.
– Я догадался, что ты только об этом и думал, пока Куп сидел с нами, – рассмеялся Джимми. Марк нравился ему все больше и больше. Он был вполне приличным человеком, придерживавшимся той же шкалы ценностей, что и сам Джимми. Кроме того, с ним было очень легко общаться, и Джимми был рад, что они не только встретились, но и подружились.
– Итак, позади основной пункт нашей программы – знакомство с настоящей кинозвездой, – подвел итог Джимми. – Надеюсь, ты не особенно разочарован.
– Почему это я должен быть разочарован? – удивился Марк.
– Потому что ты небось считал, что актеры, особенно знаменитые, это высшие существа, сотканные из тончайших атмосферных флюидов, а наш мистер Уинслоу – определенно человек из плоти и крови. Хотел бы я знать, кто гладит ему рубашки – уж не та ли длинноногая цыпочка?
Мои рубашки, к примеру, до сих пор выглядят так, словно их корова жевала. Маргарет принципиально их не гладила; она говорила – это противоречит ее религиозным убеждениям. – Маргарет была ревностной католичкой и к тому же убежденной феминисткой. Когда Джимми в первый раз попросил ее постирать и погладить рубашку, она чуть не ударила его подвернувшимся под руку утюгом.
– Я ношу свое барахло в химчистку. Это совсем недалеко, – поделился своим житейским опытом Марк. – Но если говорить откровенно, то во всем, что касается домашнего хозяйства, я полный профан. Например, на прошлой неделе я обнаружил, что у меня нет свежих сорочек, пришлось купить полдюжины новых. Что касается постельного белья и уборки, то я договорился с Паломой – я ей плачу, а она прибирается в комнатах и стирает белье. По‑моему, ей нужны деньги, так что, если ты ее попросишь, она не откажется убираться и у тебя. Вообще Палома мне симпатична, – неожиданно добавил Марк.