Учитель Никомандр воскликнул:
- Если скиф умеет владеть мечом, то я согласен испробовать на нем мое искусство.
Переводчик объяснил его слова скифу.
Молодой скиф небрежно взглянул в сторону Никомандра:
- Дайте мне мою секиру, и я буду драться с тремя такими, как этот старик.
Базилевс подозвал Никомандра и тихо прошептал:
- Не смей убивать его, он мне нужен. Можешь только слегка ранить.
Никомандр сделал презрительный жест:
- В какое место его ранить?
- Ты его трижды ранишь в левое плечо.
- Дайте мне мой македонский меч! - обратился Никомандр к эфебам.
Он сбросил плащ и остался в одном хитоне и венке на седеющих кудрях.
Мускулистые руки и ноги Никомандра были голы, и старые побелевшие шрамы говорили, что он побывал не в одном бою.
Из груды оружия, по обычаю снятого гостями при входе на место, предназначенное для пиршества, эфебы достали узкий стальной меч Никомандра с
ручкой, отделанной золотом. Скифу дали тяжелый македонский меч. Он попробовал упругость стали, отточку острия и поднял его к небу:
- Тебе, бог Папай <П а п а й - главный бог у скифов, олицетворение грома и молнии.>, я посвящаю эту жертву! Ты охраняешь наши стада от
волков в соленых степях, сохрани и меня среди этих разбойников!
С мольбой глядел скиф в темное, мрачное небо, покрытое тяжелыми тучами. Ветер усиливался, и пламя светильников порывисто трепетало. Порывы
надвигавшейся бури жадно подхватывали искры и далеко уносили их.
Скиф расставил длинные ноги и протянул меч, направляя его против македонца.
Никомандр повернулся правым плечом к противнику и, сдвинув ноги, держал меч прямо, острием кверху, закрывая им грудь и лицо:
- О царь, славнейший из царей, и все вы, македонцы, эллины и другие гости! Мой меч, не знавший поражения, сегодня, по желанию нашего царя,
пощадит этого варвара. Но я обещаю, что концом меча я тремя ударами по левому плечу юноши напишу "альфу", начальную букву имени величайшего
повелителя Азии.
Скиф, следя горящими глазами за противником, стал приседать на левую ногу и выдвигать правую жилистую руку с мечом.
Македонец заложил левую руку за спину, глаза прищурились. На бритом лице морщины стали резче и глубже. Мускулы голых рук напряглись и
вздулись. Он был готов к нападению.
Меч его, сверкнув молнией, сделал несколько зигзагов, и послышался лязг столкнувшейся стали. Длинный скиф пригнулся еще ниже, и только
костистая рука его со стальным клинком завертелась, ловя мелькающий меч македонца.
Лицо Никомандра, бывшее самодовольным и насмешливым, вдруг сделалось серьезным. Он почувствовал силу дикого противника. Скиф не глядел на
меч.
Его синие глаза потемнели и впились в нахмуренные брови македонца. С звериной ловкостью он отражал стремительные удары Никомандра, сам не
переходя в наступление.
- Эугэ! Каллиста! <Э у г э! К а л л и с т а! - Хорошо! Отлично! (греч.)> - пронеслись крики македонцев.
На левом плече скифа закраснела косая полоса, и кровь темной струйкой потекла по груди.
Скиф, казавшийся тяжелым, как верблюд, вдруг сделал легкий, упругий прыжок в сторону, и Никомандр, не докончив стремительного выпада, едва
удержался на ногах, но быстро отступил, встретившись с градом ударов внезапно напавшего скифа.
Скиф, казавшийся тяжелым, как верблюд, вдруг сделал легкий, упругий прыжок в сторону, и Никомандр, не докончив стремительного выпада, едва
удержался на ногах, но быстро отступил, встретившись с градом ударов внезапно напавшего скифа.
- Не жйлей его, Никомандр! Изруби варвара! - Крики неслись со всех сторон: с крыш и стен, на которые забрались воины. - Воткни ему меч в
горло!
Новая косая линия нарисовала вторую сторону угла "альфы", и струя крови сильнее потекла по груди скифа. Оставалась только поперечная черта.
Несколько эфебов и воинов приблизились, готовые разнять противников.
Скиф применил невиданный прием. Его меч, стремительно забуравив воздух, с силой понесся на противника. Лезвие Никомандра, встретившись с
мечом скифа и описав дугу, полетело в сторону. Скиф диким прыжком обрушился костлявыми коленями на грудь македонца, подмял под себя и с ревом
впился зубами ему в шею.
- Оттащите варвара! Он ему откусит голову! - кричали кругом.
Воины и эфебы навалились на скифа и, ухватив его за руки и за ноги, отодрали от македонца.
Скиф поднялся и легко раскидал воинов. Его лицо и рот были в крови.
Никомандр встал, растерянный, с дико блуждающими глазами. Из его шеи хлестала кровь, забрызгав светлые хитоны эфебов.
Врач базилевса подбежал со шкатулкой лекарств и торопливо стал перевязывать шею македонца.
- Зачем ты хотел откусить воину голову? - строго спросил скифа царский переводчик.
- Вовсе нет! - радостно улыбался скиф, утирая полотенцем лицо. - Я только выпил его крови, чтобы его сила и искусство перешли ко мне. Он
умеет хорошо владеть мечом, теперь я буду сильнее его...
Буря усиливалась. Порыв ветра опрокинул высокий светильник и разлил по ковру душистое масло. Крупные хлопья снега, крутясь, неслись на
пирующих. Вазилевс поднялся с ложа, черный нубиец подвязал ему сандалии и накинул на плечи пестрый индийский плащ, подбитый мехом речного бобра.
Группа телохранителей, сверкая медью, выстроилась в два ряда.
Александр шепотом говорил Гефестиону:
- Я жду всех в оружейной комнате. Отряд самых преданных всадников пусть будет наготове. Филоту надо захватить врасплох. Пришли ко мне
танцовщицу.
Базилевс сделал несколько нетвердых шагов и остановился перед философом Каллисфеном:
- Конечно, этот дикий скиф нарушил правила боя, но он варвар, и поэтому надо или простить, или убить его. Ты, Каллисфен, как философ и как
ученик Аристотеля, любителя всего мудрого и прекрасного, знаешь утонченное обращение с людьми, хотя допускаешь иногда неосторожные замечания...
Поручаю тебе этого сака: научи его эллинскому языку и убеди его любить больше эллинские идеи, чем свои скифские степи. Как софист, ты ведь
сумеешь доказать правильность всего, чего захочешь. Через месяц ты ко мне придешь и расскажешь, каких успехов достиг в обучении скифа.
Музыка заиграла "славу" царю царей Персии. Снег ударял в глаза. Все ковры побелели. Александр, пошатываясь, при громких криках гостей и
воинов медленно спускался по ступенькам, опираясь на двух эфебов. Участники пира, кутаясь в плащи, надевали оружие и торопливо покидали террасы.
Карфагенский посол остановился возле маленькой канатной танцовщицы и, взяв ее за руку, сказал по-финикийски:
- Кажется, мы с тобой имеем одну родину?
- Да, я из "города моря и солнца", растерзанного этим зверем.