Старик пал лицом на землю и умоляюще протянул руки:
- Отпусти меня, о блистающий, о добродетельный! Не пойду я в Мараканду, там меня посадят на кол, и пропадет, как раздавленная муха,
праведный атраван!
Чужеземец отступал, а руки старика, длинные и костлявые, тянулись к нему.
- Здесь недалеко у меня жена и тринадцать детей. Дай мне награду и отпусти, иначе за меня вступятся всемогущие дивы и будут бросать тебе
камни под ноги.
- Спрятать его, кормить получше и не выпускать!
Чужеземец скрылся за занавеской, воин ткнул атравана ногой и, схватив за космы, потащил за собой, как мешок.
ПИР У ЦАРЯ ЦАРЕЙ
Три террасы ступенями подымались над дворцом правителя города.
Персидские ковры и индийские ткани закрывали весь пол. По краям террасы дымились бронзовые треножники, и в них трепетными огнями горело
ароматическое масло.
На верхней террасе подковой протянулись низкие столики, и возле каждого было приготовлено ложе, покрытое расшитым шелковым покрывалом.
Персидские слуги в белых до пят одеждах, с парчовыми повязками на головах бесшумно скользили по террасам, расставляя на столиках блюда с
едой.
По сторонам на угловых бойницах неподвижно застыли часовые с копьями.
Конские хвосты на шлемах колебались, когда они поворачивались и осматривали даль.
Острые скалистые вершины Седых гор резко чернели на потухающем багровом небе. В потемневшей широкой долине Кофена бесчисленные огоньки
зажигались, как звезды. Гости, одни в греческих белых гиматиях, другие в персидских красных одеждах, обшитых бахромой, поднимались по ступенькам
на террасу.
Кудрявые эфебы, телохранители базилевса, в золоченых панцирях, с короткими мечами на бедрах, стояли на ступеньках лестниц, спрашивали имена
прибывающих, и по спискам, нанесенным на деревянные дощечки, указывали каждому гостю его место на одной из трех террас.
Уже все приглашенные были в сборе и сдержанно переговаривались, посматривая на нижнюю террасу, откуда ждали прихода базилевса. Македонцы,
начальники частей, стояли отдельными группами; они говорили громко, держались непринужденно. Все они завернулись в белые персидские шерстяные
плащи с красной узорчатой каймой.
Высокий, стройный Филота в красном кожаном панцире, обшитом белой замшей, беседовал с пожилым греком, философом Каллисфеном <К а л л и с ф
е н - племянник Аристотеля, известный ученый, философ, отличавшийся свободомыслием и смелостью речей.>, кутавшимся в гиматий.
- Где холоднее: в Македонии или здесь?
- Ясно, что здесь холоднее.
- Почему ты так думаешь?
- Посмотри на этих македонцев: у себя на родине, на склонах Скардоса, они, наверно, пасли овец в дырявых плащах и спали в них, не жалуясь,
что им холодно. А здесь они сразу закутались в три роскошных персидских плаща, и все им мало!
- Однако, хотя ты как философ и не признаешь роскоши и изнеженности, но и на тебе тоже теплый шерстяной гиматий! Пожалуй, ты бы не имел
его, если бы мы, македонцы, не прошли через всю вселенную и не завоевали весь мир.
- Но не похожи ли македонцы теперь на ту змею, которая проглотила слишком большого зайца и не знает, как его переварить?
Пронесся шепот: "Базилевс!" Все смолкли и выпрямились.
Зазвенели арфы, запели сиринги <С и р и н г - род флейты.> и трубы, гулом наполнили
террасу удары двадцати бубнов.
На нижней площадке показались мальчики и юноши в однообразных сиреневых хитонах. Красные ленты обвивали их надушенные и завитые кудри.
Они выстроились парами на ступеньках лестницы.
- Это заложники, - говорили в толпе, - сыновья царей тридцати народов, покоренных Александром.
Базилевса сразу не узнали. Он шел вместе с Гефестионом, но на нем не было обычного греческого хитона и гиматия. Древняя персидская царская
одежда, пурпурная, затканная парчовыми цветами и изображениями колеса с крыльями <К о л е с о с к р ы л ь я м и - герб Древней Персии.>, и
золотой кованый пояс обвивали его мускулистое тело. Все персидские сановники и князья упали ниц, касаясь лбом ковра. Македонские начальники
стояли вытянувшись, сохраняя военную выправку. Угрюмое, бледное лицо базилевса со сдвинутыми бровями оживилось, когда приветственные крики
усилились и знатнейшие князья Персии, подползая на коленях и целуя его позолоченные сандалии, загородили дорогу. Александр перешагнул через
лежавшего старика Артабазана, знаменитого своей пятидесятилетней службой нескольким царям Персии, и легкими шагами взбежал на верхнюю террасу.
- Добро пожаловать! - крикнул он по-персидски и прошел на центральное место за столиками.
Черный слуга-нубиец отвязал позолоченные сандалии базилевса, и он возлег на ложе, украшенное фигурами львов из литого золота.
Персидские аристократы, вскочив, стали тесниться толпой на ступеньках, желая проникнуть на верхнюю террасу, но эфебы оттеснили их грубыми
толчками и ударами, пропустив наверх только намеченных по списку.
- Позволь нам стоять возле тебя! - кричали персидские князья. - Дай насладиться видом твоей красоты!
Александр смеялся, разговаривая с Гефестионом:
- Здесь ли тот певец военных песен, о котором говорил Никомандр?
- Он уже прибыл, базилевс! - сказал Филота, выступив вперед. - Я срочно послал за ним лучших всадников.
Глаза базилевса сверкнули, когда он встретился со взглядом Филоты, но лицо не изменило холодного, непроницаемого выражения.
- Ты должен был так поступить. Пусть этот певец ожидает поблизости.
Гефестион по списку проверил имена лиц, которые были допущены пировать за одним столом с базилевсом. Все они с довольным видом, оправляя
складки плащей и пышных платьев, проходили к местам, указанным эфебами, снимали обувь и опускались на лежанки, а слуги подкладывали им под левую
руку шелковые подушки.
С базилевсом обедало около двадцати "счастливейших" приглашенных.
Рядом с ним, справа, возлежал толстый, с опухшим лицом и с подвязанной золотистой бородой перс Оксиафр, брат убитого царя Персии Дария. Он
отличался тем, что мог без конца есть, пить, не пьянея, и рассказывать о том, какие празднества устраивались раньше, при "добрейшем и
благороднейшем царе царей" - Дарии. Рядом с Оксиафром находился Македонский царевич Арридей, слабоумный брат базилевса, любивший только сладкие
блюда. С левой стороны от Александра эфебы поместили карфагенского посла; за ним разместились македонские начальники вперемежку со знатнейшими
персидскими сановниками.
Базилевс, находясь в середине подковы, мог видеть всех гостей. Иногда он бросал взгляды на левое крыло, где Филота обменивался остротами и
шутками с философом Каллисфеном.