Через неделю или две отправлюсь в путь, а к избранию и коронации непременно должен поспеть в Варшаву. Сам гетман этого пожелал, и быть
посему, даже если Рущиц из Крыма к маю не вернется.
- Вот и отлично!
- Эх, была не была, послужу и я у пана полковника под началом, - сказал пан Нововейский, быстро взглянув на Басю.
А она в ответ:
- Губа не дура! С паном Михалом служить всякий рад. Езжай, езжай, сударь! Пану Михалу веселей будет!
Молодец только вздохнул, провел широкой ладонью по пышным волосам своим и вдруг вытянул вперед руки, будто играя в жмурки, и закричал:
- Но сначала я панну Барбару поймаю, ей-ей, поймаю!
- Алла! Алла! - звонко воскликнула Бася.
Тем временем к Володыевскому подошла Кшися. Просветлевшее лицо ее было исполнено тихой радости.
- Ах, злой, нехороший пан Михал! К Басе добрый, а ко мне злой.
- Я злой? К одной только Басе добрый? - с удивлением переспросил рыцарь.
- Басе пан Михал сказал, что скоро вернется, а кабы я это знала, не приняла бы отъезд так близко к сердцу!
- Ненагляд... - воскликнул было пан Михал, но тут же умерил пыл: - Друг мой дорогой! Сам не помню, что я наговорил, совсем, видно, голову
потерял!
ГЛАВА IX
Пан Михал понемножку стал собираться в дорогу, при этом он по-прежнему давал уроки Басе, которую полюбил от души, и ходил на уединенные
прогулки с Кшисей Дрогоевской, ища у нее утешенья. Казалось, он находил его, потому что день ото дня становился все веселее и по вечерам даже
принимал участие в играх Баси с паном Нововейским.
Этот достойный юноша стал частым гостем в доме Кетлинга. Он приезжал с утра или тотчас после обеда и сиживал до позднего вечера. Все любили
его, радовались его приезду, и очень скоро он стал в доме своим человеком. Сопровождал хозяйку с племянницами в Варшаву, делал для них покупки в
галантерейных лавках, а вечерами с азартом играл с девицами в жмурки, повторяя, что до отъезда непременно должен изловить ускользавшую от него
Басю.
Но она всегда увертывалась, хотя пан Заглоба и говорил:
- Все равно тебя кто-нибудь да поймает, не этот, так другой!
Но не было сомнений, что поймать ее хочет именно этот. Даже и гайдучку это было ясно, и она порой сидела задумавшись и опустив голову, так
что светлые вихры ее свисали на лоб.
Пану Заглобе, по известным ему одному причинам, это пришлось не по вкусу, и как-то вечером, когда все уже разошлись, он постучался к
маленькому рыцарю.
- Ох жаль, опять придется нам расставаться, - сказал он, - вот и сюда я пришел на тебя лишний разок глянуть... Бог знает, свидимся ли!
- На избрание и коронацию непременно приеду, - ответил, обнимая его, Володыевский, - на то и причина есть: пану гетману надобно собрать
людей, шляхтой почитаемых, дабы они ее на верный путь направили, избранника наидостойнейшего показали. А я, спасибо всевышнему, свое доброе имя
сберег, а посему гетман и меня зовет на помощь. И на тебя, ваша милость, надеется.
- Ого! Большим неводом рыбу ловит. Но только сдается мне, что хоть тощим меня не назовешь, а все же как-нибудь я оттуда да выскользну. За
француза голосовать не желаю.
- Почему же?
- Потому что это absolutum dominium <Абсолютную власть (лат.
- Почему же?
- Потому что это absolutum dominium <Абсолютную власть (лат.).> означало бы.
- Но ведь Конде, как и любой другой, на верность конституции присягнуть должен, а полководец он отменный, во многих баталиях прославлен.
- Слава тебе господи, искать короля во Франции нам ни к чему. И великий гетман Собеский ни в чем Конде не уступит. Примечай, Михал,
французы, точно как и шведы, в чулках ходят, стало быть, как и они, чуть что - изменить присяге готовы. Carolus Gustavus готов был каждый час
присягу давать. Для них это все равно, что чарку вина выпить. У кого ни чести, ни совести, тому присяга не помеха.
- Но ведь Речь Посполитая в защите нуждается! Вот если бы князь Иеремия Вишневецкий был жив! Мы бы его unanimitate <Единогласно (лат.).>
королем избрали.
- Жив сын князя, его плоть и кровь!
- Все так, да только нет в нем отцовского полета! Смотреть на него и то жалость берет, потому что он больше на слугу, чем на
ясновельможного князя, походит. Если бы хоть времена сейчас другие были! Главная забота ныне - благо отчизны. И Скшетуский тебе точно то же
повторит. Что пан гетман делать будет, то и я за ним вослед, потому что в его преданность отчизне, как в Евангелие, верю.
- Полно! Об этом ты подумать успеешь. Одно плохо что уезжать тебе надобно.
- А вы, сударь, что делать намерены?
- К Скшетуским вернусь. Сорванцы его частенько меня допекают, но без них скучно.
- Если после коронации война начнется, Скшетуский выступит. Да кто знает, может, и вы, сударь, разохотитесь. Вместе будем на Руси воевать.
Сколько мы там всего повидали и дурного, и хорошего!
- Правда! Истинная правда! Там прошли наши лучшие годы. А порой хочется поглядеть на те края - нашей славы свидетелей.
- Так поедем, ваша милость, со мной. Веселее вместе будет, а месяцев через пять, глядишь, снова к Кетлингу вернемся. И он к тому времени
приедет, и Скшетуские...
- Нет, Михал, сейчас не время, но слово даю, если ты на Руси подходящую барышню с приданым подыщешь, я тебя провожу и на торжествах буду
всенепременно.
Володыевский смутился немного, но тут же возразил:
- Я о женитьбе не помышляю. Моя служба - лучшее тому доказательство.
- Вот это меня и тревожит, день и ночь покою не дает, я все надеялся, думал, не одна, так другая по душе тебе придется. Помилосердствуй,
Михал, суди сам, где и когда сыщется такой случай. Помни, придет время, и ты сам себе скажешь: всяк жену и деток имеет, только я, сирота, один,
словно дуб в чистом поле. И обидно тебе станет, и горько. Если бы ты со своей бедняжечкой обвенчаться успел и она бы тебе деток оставила; ну
ладно, быть посему! Чувствам твоим было бы приложение и в старости надежда и утеха, ведь не за горами время, когда тщетно будешь искать ты
близкую душу и в тоске великой вопрошать себя станешь: уж не на чужбине ли я живу?
Володыевский молчал, взвешивая его слова, а пан Заглоба снова заговорил, хитро на маленького рыцаря поглядывая:
- И умом и сердцем выбрал я для тебя нашего розовощекого гайдучка, потому что primo: это не девка, а золото, secundo: таких ядреных солдат,
каких вы бы на свет произвели, на земле еще не бывало...
- Да, она огонь. Впрочем, сдается мне, пан Нововейский не прочь возле него погреться.