Тут другие закричали:
- Подать сюда сукиного сына, пусть нам ответит, изменник, вероломец!
Громкие возгласы разбудили Заглобу, который было задремал, что с ним последнее время часто случалось; быстро припомнив, о чем шла речь, он
сказал:
- Да, пан Снитко, блеску от ущербного месяца в твоем гербе немного, но и умом ты не блещешь. Сказать, что пес, canis fidelis <Верный пес
(лат.).>, изменник, а волк - нет! Ну, дражайший! Совсем, сударь-батюшка, сдурел!
Пан Снитко возвел очи к небу в знак того, что страдает безвинно, но промолчал, не желая раздражать старика пререканиями, а тут Володыевский
велел ему сходить за Меллеховичем, и он поспешил исполнить приказание, обрадовавшись возможности улизнуть.
Минуту спустя Снитко вернулся, ведя молодого татарина, который, видно, еще ничего не знал о поимке лазутчика и потому вошел смело. Красивое
смуглое его лицо было очень бледно, но он совсем оправился и даже голову больше не обматывал платками, а носил, не снимая, красную бархатную
тюбетейку.
Все так и впились в него глазами, он же, довольно низко поклонясь маленькому рыцарю, прочим кивнул весьма небрежно.
- Меллехович! - сказал Володыевский, уставив на него свой пронзительный взор. - Ты знаешь полковника Крычинского?
По лицу Меллеховича промелькнула быстро грозная тень.
- Знаю! - ответил он.
- Читай! - сказал маленький рыцарь, подавая ему найденное при пленнике письмо.
- Приказывайте, я жду, - промолвил татарин, возвращая письмо.
- Как давно ты замыслил измену и каких имеешь в Хрептеве сообщников?
- Я обвинен в измене?
- Отвечай, а не задавай вопросы! - сурово сказал маленький рыцарь.
- Что ж, тогда мой respons <Искажr e s p o n s i o- ответ (лат.).> будет таков: измены я не замышлял, сообщников не имею, а если и
имел, то таких, которых не вам судить.
Услышав это, воины заскрежетали зубами, и тотчас несколько голосов произнесло с угрозой:
- Почтительней, сукин сын, почтительней! Не забывай: ты нам не ровня!
В ответ Меллехович смерил говоривших взглядом, в котором сверкнула холодная ненависть.
- Я знаю свой долг перед паном комендантом, моим начальником, - сказал он, снова поклонившись Володыевскому, - знаю и то, что всех здесь
худородней, и потому вашего общества не ищу; твоя милость (тут он опять обратился к маленькому рыцарю) про сообщников спрашивал - у меня их
двое: один - пан подстолий новогрудский, Богуш, а второй - великий коронный гетман.
Эти слова всех повергли в изумление, и на минуту воцарилось молчание; наконец Володыевский, шевельнув усиками, спросил:
- Это как?
- А вот так, - ответил Меллехович. - Крычинский, Моравский, Творовский, Александрович и другие в самом деле на сторону орды перешли и много
уже зла причинили отечеству, но счастья на новой службе не обрели. А может, совесть в них пробудилась; короче, и служба эта, и слава изменников
им не по нутру. Пан гетман хорошо об этом знает, он и поручил пану Богушу с паном Мыслишевским перетянуть их обратно под знамена Речи
Посполитой, а пан Богуш ко мне обратился и приказал договориться с Крычинским. У меня на квартире письма от пана Богуша лежат: могу хоть сейчас
представить - им ваша милость скорее, чем моим словам, поверит.
У меня на квартире письма от пана Богуша лежат: могу хоть сейчас
представить - им ваша милость скорее, чем моим словам, поверит.
- Ступай с паном Снитко и немедля принеси сюда эти письма.
Меллехович вышел.
- Любезные судари, - торопливо проговорил маленький рыцарь, - боюсь, поспешным обвинением мы тяжко оскорбили честного воина. Ежели у него
имеются эти письма и все сказанное им, правда - а я склонен думать, что это так, - тогда он не только рыцарь, прославившийся ратными подвигами,
но и верный слуга отечества, и не хула ему причитается, а награда. Черт побери! Надо поскорей ошибку исправить!
Остальные сидели молча, не зная, что сказать, Заглоба же закрыл глаза, на этот раз притворившись, будто дремлет.
Между тем вернулся Меллехович и подал Володыевскому письма Богуша.
Маленький рыцарь начал читать. И вот что он прочел:
- “Со всех сторон слышу я, что никто более тебя в этом деле полезен быть не может по причине необычайной любви, каковую они к тебе питают.
Пан гетман готов их простить и добиться прощения Речи Посполитой обещает. С Крычинским сносись как можно чаще через верных людей и praemium ему
посули. Тайну храни строжайше, иначе, не дай бог, всех их погубишь. Одному пану Володыевскому можешь открыть arcana, поскольку он твой начальник
и много в чем поспособствовать сумеет. Трудов и стараний не жалей, памятуя, что finis coronat opus <Конец - делу венец (лат.).>, и будь уверен,
что за добрые дела твои матерь наша тебя заслуженной наградит любовью”.
- Вот, получил награду! - угрюмо пробормотал татарин.
- Боже правый! Почему же ты никому слова не сказал? - вскричал Володыевский.
- Я хотел вашей милости все рассказать, да не успел - занедужил после ушиба; а прочим, - тут Меллехович повернулся к офицерам, - мне не
велено было открываться. Ваша милость, надо полагать, теперь остальным тоже молчать прикажет, чтоб на тех не навлечь беды.
- Доказательства твоей невиновности неоспоримы - это и младенцу ясно, - сказал маленький рыцарь. - Продолжай свои переговоры с Крычинским.
Никто тебе помех чинить не станет, напротив, получишь помощь - вот моя рука, ты благородный рыцарь. Приходи сегодня ко мне ужинать.
Меллехович пожал протянутую руку и в третий раз поклонился. Прочие офицеры, выйдя из своих углов, обступили его и заговорили наперебой:
- Мы в тебе ошибались, но теперь всякий рад твою руку пожать - ты этого достоин.
Однако молодой татарин вдруг выпрямился и откинул назад голову, словно хищная птица, приготовившаяся нанести удар клювом.
- Я не забыл, что вам не ровня, - молвил он.
И вышел из горницы.
После его ухода сразу поднялся гомон. “Нечему удивляться, - говорили меж собой офицеры, - шутка ли - такое обвиненье! Ну ничего,
покипятится да перестанет. А нам нужно отношение к нему изменить. Душа-то у него поистине рыцарская! Гетман знал, что делал! Чудеса, однако же,
чудеса!..”
Снитко втайне торжествовал; в конце концов, не удержавшись, он подошел к Заглобе и сказал с поклоном:
- Прости, сударь, но волк-то наш не изменник...
- Не изменник? - переспросил Заглоба. - Изменник, только благородный, поскольку не нас предает, а ордынцев... Не теряй надежды, любезный
пан Снитко, я буду каждодневно за тебя молиться: авось святой дух сжалится и дозволит твоей милости блеснуть остротой ума!
Бася, когда Заглоба в подробностях ей обо всем рассказал, страшно обрадовалась; Меллехович с самого начала пришелся ей по душе, и она
желала ему всяческого добра.