Разин Степан - Чапыгин Алексей Павлович 33 стр.


Все глубже по узким, кривым улицам снег.Прохожиечерпаютголенищами

валенок белую пыль,садятсянавыступыуглов,наобмерзшиекрыльца,

выколачивают валенки,переобуваются...Атобредутпочтиразутые,в

дырявых сапогах, в лаптях на босу ногу, - этим все равно.

В уступах домов - много торговцев с лотками: продают большие пряники на

меду с изюмом, сухое варенье из чернойсмородины,похожеенаподметки,

калачи, обсыпанные крупной мукой. Между черными домами, крытымитесом,с

узкими слюдяными окнами, в широких прогалках деревянные заходы - шалашис

загаженными стольчаками. Вонючий пар висит по сторонам улиц.

Нескончаемо предпразднично гудят колокола, извонокгулнаднизкими

домами, а из Кремля, с вышины,извысокихсоборов-свой,особенный,

мрачно-торжественный гул.

Поройврываетсяшуммельничногоколеса,иногдажалобныйвой

божедомов-нищих от ближней церкви:

- Ради бога и государя-а - милостыньку!Прохожие,крещеные,подушу

свою и за упокой родни...

Толпа бредет густо, лишь кое-кто встает у лотков, пьет кипяток с медом,

ест пироги, глотает оладьи.

- Избушка!

Едет на высоких полозьях карета, обтянутая красным сукном. Из каретыв

слюдяное оконце видно соболью низенькую шапкусжемчугоминакрашенное

пухлое лицо. Карету тянут пять лошадей, на кореннике безседлапареньв

нагольном тулупе, без шапки, взъерошенный, в лаптях на босу ногу.

- Дорогу-у боярыне!

- Везись, дыра, до чужого двора!

Около кареты топчутся челядинцы.

- Еще бы проехала такая!

- Воину идти легше, - отоптали!

Толпа слегка сжимается, уступая дорогу волосатому, густобородому попу в

камилавке, в заячьей кошуле, с крестом на груди; лицо попа красное,руки,

ноги - вразброд.

- Окрестил кого, батько?

Поп лезет на вопросившего:

- Ты, нехристь, мать твою двадцатью хвостами, чего не благословляешься,

а?

Человек от попа пятится в толпу, поп норовит поймать человека за рукав.

- Стой! Невер окаянной...

Человека от попа заслоняетвысокий,широкоплечий,всинейказацкой

одежде, под меховым балахоном на ремне по кафтану сабля, на голове красная

шапка с узкой бобровой оторочкой.

- Посторонись-ко, сатана! -Казакотодвигаетсильнойрукойпопав

сторону.

- Чего лезешь? А, ты попа сатаной звать? Эй, государевы!

Казак толкает попа в грудь кулаком, звенит цепь креста, поппадаетна

колени, поддерживает рукой камилавку, стонет:

- Ра-а-туй-те!

Бойкий низкорослый мастеровой в фартуке хватает казака за руку:

- Станишник, удал, стой, - правы не знаешь, а вот!

Подхватив с головы попа падающую камилавку, сует ее налотокближнего

торговца, быстро валит за волосы попа лицом в снег и начинаетпинатьпод

бока, часто покряхтывая при пинках.

- Стрельцы, эй, караул! - из снегу кричит поп.

Двое стрельцов неторопливо подходят с площади, деловито звучит голос:

- Бьют?

- Бьют.

..

- Кого бьют?

- Попа...

- Давно уж бьют?

- Нет, еще мало! Задрал поп...

- А камилавка?

- Во, у меня! - кричит лотошник.

- Ну, пущай.

- Служилые! Ей, ради Христа-а! - истошным голосом хрипит поп.

- Мордобоец, буде, - здынь попа.

Мастеровой тянет за шиворот втоптанного в снег попа,хватаетслотка

камилавку и, поклонясь попу, надевает ему убор на голову.

- Вот, батя, кика твоя! В сохранности-и...

Поп стонет, дует на бороду, ворошит ее руками, вытряхивая снег, иидет

дальше, хромая, изрядно протрезвившийся.

-Потомупопавснегможно,камилавкунельзя:строгосудят!-

назидательно говорит кто-то в толпе.

Скрипитнаходурасставляемоеподмерзшеедерево.Блинники-над

головами их пар - раздвигают лотки, пахнет маслом и горелым хлебом.

- Кому со сметаной?

- У меня с икрой! Три на полушку.

- Каки у тя?

- Яшневые!

- У меня пшенишные!

- Давай ячных!

- И мне!

- Держи-ка, брат, бердыш! Чтой-то гашнику туго.

- Киселю, должно, поел?

- Не... все, вишь, брюковны пироги да пресной квас, штоб их!

- Служилый, ты бы подале с этим делом - тут едят крещеные!..

- Ништо-о!

- Он скоро и лик шапкой укроет!

- Заход - сажень с локтем, нешто ему лень?

- Ешь хлеб - да в снег!

- Ой, народ!

- Ты-ы ка-а-зак с До-о-ну? Ино с Черкасс?

- Кончи, - будем говорить!

- По Москве с оружьем не можно, только мы, стрельцы...

- Я есаул зимовой Донской станицы от войска к государю.

- Говоришь неладно: к государю, царю и великому князю! Тебесоружьем

можно - есть бумага ежели?

- Есть!

- Ну, иди! А то думали мы с Гришкой - дело нам, в Земской волокчи...

Высокий казак в красной шапке, отжимая на стороны толпу, идет дальше.

В переулкенаплощадьполовинапространствазаставленагробамии

колодами.

Белые, пахнущие смолью крестывоткнутывснег,иныеприставленык

стенам домов, к деревянным крыльцам.

- Кому последний терем? Кажинному надо: гольцу-ярыжнику,князю-боярину

- всем щеголять не сегодня-завтре в деревянном кафтане.

Торговец гробами мнется накрыльце,поколачиваяваленоковаленок.

Около него два монаха в длиннополых рясах. Бабавполушубке,вплатке,

острым углом высунутом над волосами и лбом, плачет, выбирая гроб.

- На красках, жонка, аль простой еловой?

- Простой надо, дядюшка!

- Для кого?

- Муж с кружечного шел, пал ипреставился...Божедомыприволоклина

двор в Земской приказ.

- Меру ему ведаешь? Выбирай, чтоб упокойник не корчился... Осердится не

то, ночью приходить зачнет!

- Уй, страсти говоришь, дядюшка!

- Бери-ка, жонка, на красках, задобри упокойного-то...

Монах тоже предлагает бабе, дрожа с похмелья:

- Псалтырю буду чести - вот инепридетупокойный,ублажим,жонка!

Перед богом ему вольготнее.

Назад Дальше