— Прости, лорд шериф, — сказал Робин, — почему ты зовёшь моего стрелка Рейнольдом Гринлифом? Он всегда назывался у нас Маленьким Джоном. Помоги, Маленький Джон, благородному лорду сойти с коня.
— Привет дорогому гостю! — дружно грянули все стрелки, какие были в пещере.
А Робин усадил шерифа за стол рядом с экономом аббатства святой Марии.
— Рад тебя видеть, шериф, — промолвил он. — Я давно не видал тебя; с тех самых пор, как проезжий горшечник подарил твоей жене три отличных кувшина и ты пригласил его к своему столу. Наконец я смогу расплатиться с тобой честь по чести! Хороша ли была охота? Ты видал, не всех ещё королевских оленей перебил в лесу Робин Гуд. Мы выбираем обычно самых жирных, таких, которые сами просятся в котёл. Вот отведай. Его приготовил твой повар и клялся, что работал старательнее, чем в Ноттингеме. Не гнушайся и элем — за вкус его и за цвет ручается главный эконом аббатства святой Марии!
То ли жёлтые лица монахов, сидевших бок о бок с ним, напоминали о благостях воздержания и поста, то ли серебряное блюдо, на котором повар подал ему сочный ломоть оленины, показалось шерифу слишком знакомым, то ли повар, посмеивавшийся в лицо своему господину, показался ему непочтительным и нерадивым слугой, только шериф, несмотря на все уговоры, не притронулся к еде.
— Отпусти меня, дерзкий стрелок, — сказал шериф Робин Гуду. — Я заплачу тебе, сколько потребуешь, хотя рад был бы вздёрнуть тебя на виселицу, как вздёргивал твоих людей.
— Нет! — твёрдо ответил Робин. — Ничего нет дороже хорошего гостя. Вот если мои люди согласны за несколько золотых простить тебе все обиды, я послушаюсь их. Скателок, Билль Белоручка, Мук, Скарлет, Билль Статли и Маленький Джон! — Робин обвёл глазами своих стрелков. — Благородный шериф предлагает вам выкуп. Сколько возьмёшь ты, Скателок, за руку, которую слуги Ральфа Мурдаха отрубили твоему сыну?
Скателок не спеша отхлебнул вина, потом подмигнул фриару Туку, который сидел с ними рядом.
— Сколько взять с него? Одну или две руки?
— А сколько возьмёшь ты, Скарлет, за след от ошейника, который я снял с твоей шеи?
Стрелок ничего не ответил.
— Мук, сын мельника, — сказал Робин, — мне помнится, что твою жену затравили собаками лесничие благородного лорда шерифа. За сколько марок ты продашь память о своей жене? Сотни марок с тебя довольно? Ты видишь, шериф, мои люди молчат. Конечно, не все ещё в сборе; может быть, к утру подойдут остальные и кто-нибудь из них польстится на твоё добро, — слепой Генрих, которому ты выколол глаза, или Давид Донкастерский, тот самый, чью землю ты подарил сэру Гаю Гисборну. А сегодня придётся тебе заночевать вместе с нами в весёлом Бернисдэльском лесу.
Пёс, лежавший у ног фриара Тука, перевалился на бок и зевнул, завив колечком розовый язык.
Толстенький монах с тоской посмотрел на тающую в сизых сумерках просеку.
— Отпустите хоть нас! — всхлипнул он. — Ведь скоро ночь.
Столько заячьей трусости было в этом возгласе, что Робин Гуд рассмеялся.
— Ну ступайте, — сказал он монахам. — Вы честно исполнили поручение непорочной девы Марии, и я не хочу, чтобы слуги её дурно ославили меня в своей святой обители. Дай им лошадей, Билль Статли. А этот, — он кивнул на шерифа, — пусть попробует сегодня, как сладко спать на траве и корнях под зелёным линкольнским сукном.
Вмиг с шерифа был содран бархатный плащ и кафтан, отороченный мехом, с ног — сапоги с золотыми шпорами. Зелёный плащ линкольнского сукна накинули ему на плечи. И до утра он корчился на мёрзлой земле, измышляя страшную казнь для Робин Гуда.
— Проклятье! — стуча зубами от холода, повторял шериф. — Ты дорого мне заплатишь за эту ночь, разбойник!..
— Хорошо ли спалось тебе, благородный лорд? — приветствовал его поутру весёлый стрелок. — Не правда ли, эти дубы поют колыбельные песни?
— За все богатства Англии я не просплю здесь второй ночи! — угрюмо ответил шериф, опуская глаза под жёстким взглядом стрелка.
— Но ты будешь жить здесь со мной не месяц и не год, — сказал Робин. — Ты будешь спать под этим дубом, пока не слетит с тебя спесь, шериф. Я дарю тебе жизнь на этот раз за то, что ты был ласков с моим Маленьким Джоном.
Шериф сидел на обомшелом пне, неловко кутаясь в зелёный плащ. Растрёпанная седая борода его вздрагивала на ветру. Былинки травы и мха прилипли к морщинистой шее.
Скателок, Мук, сын мельника, фриар Тук, Билль Статли и Билль Белоручка стояли рядом. Маленький Джон сплюнул сквозь зубы и махнул рукой.
— Хорошо, — сказал Робин. — Вот мой меч, шериф. Поклянись мне на нём: не вредить ни мне, ни моим стрелкам ни на земле, ни на морском пути.
Шериф вскочил так поспешно, что плащ распахнулся, обнажив сухую белую грудь.
— Клянусь! Клянусь! Клянусь! — повторил он трижды. — Я буду верным другом тебе, Робин Гуд!
— Так беги же отсюда прочь, старик! И спеши, пока не раздумали мои молодцы.
Босую ногу продел шериф в стремя; ветер рвал с его плеч зелёный линкольнский плащ.
— Я выжгу это гнездо калёным железом!.. — скрипел сквозь зубы шериф, нахлёстывая плетью коня.
14. О ЧУДОТВОРНЫХ МОЩАХ СВЯТОГО ГУГА И ЕЩЁ КОЕ О ЧЕМ
А стрелы какие — длиною в ярд!
Оперенье — павлинье перо!
Блестящей насечкою радует глаз
Белое серебро.
Полная луна светила так ярко, что муравьи видны были на лесной тропинке. Серебряные ветви дубов бросали на траву чёрную тень, а там, где листва была реже, дымчатые столбы лучей тянулись к земле.
Возле сторожки лесничего, срубленной из толстых брёвен, остановилась невзрачная лошадёнка. Сухонький старичок неловко сполз с седла и, сильно припадая на одну ногу, проковылял к окну. Он постучал по доске, которой изнутри было закрыто окно, и к щёлке тотчас же прильнул недоверчивый глаз.
— Открой, добрый человек, — тихо сказал поздний гость. — Я совсем заплутался у вас в лесу.
Полоска красного света брызнула в щель, погасла, вспыхнула снова: хозяин сторожки вздул огонь.
— Кого ещё там принесло?
Старичок уткнулся бородкой в окно и громко закричал:
— Башмачник я, в Ноттингем еду за кожей, на ярмарку! Пусти переночевать, хозяин!
Загремел засов.
Тяжёлая дверь отворилась, и в лунном свете блеснуло лезвие ирландского ножа. Чёрный Билль, лесничий королевских лесов, встретил позднего гостя на пороге.
— Ты один? — спросил лесничий, вглядываясь в тень за спиной старика.
— Как Адам, когда ещё не было Евы, — повеселевшим голосом ответил старичок. — Впрочем, есть при мне кости святого Гуга.
Он вошёл в сторожку, ведя за собой лошадь. Поставив лошадь в тот угол, где гремел о кормушку цепью жеребец лесничего, старичок скинул с плеча небольшую кожаную сумку.
Чёрный Билль, угрюмо насупившись, разглядывал гостя.
— А что у тебя в сумке, башмачник?
Старичок развязал котомку и поднёс к носу лесничего десяток ножей, шильев и свёрл. Лукаво ухмыляясь в седую бородёнку, он заговорил быстро-быстро, так что Чёрный Билль не мог вставить ни словечка.
— Великое дело — мощи святого Гуга! Святой Гуг ведь тоже был бродячий башмачник, вроде меня. А когда накинули ему на шею петлю за то, что он полюбил прекрасную Финифред, он воскликнул в великом горе: «Слушайте, все башмачники, какие есть на божьей земле! Мне нечего вам завещать. Жизнь у меня отнимает палач, мясо моё склюют жадные птицы. Я оставлю вам свои кости, пусть они принесут вам счастье». Нацеди мне кружку эля, хозяин, дай промочить горло с дороги… Хорош, хорош у тебя эль, лесник! Вот шли мимо виселицы весёлые башмачники, слышат — стучат на ветру белые кости святого Гуга. «Глядите, — говорит один, — вот кости, что завещал нам святой!» — «А на что живому нужны мёртвые кости?» — спрашивает другой. «Как на что? В этих костях такая же сила, как в мозгу бобра или в языке лягушки. Потому что, если ты высушишь мозг бобра, растолчёшь в порошок и добавишь сычуга, который хозяйки кладут в сыр, и этой мазью натрёшь порог, ни один вор не войдёт в твой дом. А язык лягушки имеет такую силу, что если положишь его на грудь спящего, то спящий ответит тебе на всякий вопрос и расскажет, что будет завтра и через десять лет. А если лист чернобыльника положишь в башмак — хоть сорок миль пройди, не устанешь. А если кости святого Гуга башмачник положит в сумку…»
— Да постой, не тараторь, старик! — перебил гостя Чёрный Билль. — Никто не поверит тебе, что ты башмачник. Зачем башмачнику сверла? Уж больно знакома мне твоя борода. Не хромой ли ты стрельник из Трента? Как, и колчан у тебя при седле?
— А хоть бы так, — не моргнув глазом, ответил старик. — Если мощи святого Гуга помогают башмачнику, почему бы им не сослужить службу доброму стрельнику?
— Какой же ветер занёс тебя сюда, старик?
— Уж ты-то знаешь какой, — подмигнул гость. — Тот самый ветер, который тридцать лет не даёт мне покою и таскает, как палый лист, по всему северному краю. Слыхать, шериф в Ноттингеме объявил состязание лучников в день святого Петра? Значит, смекаю я, кому-нибудь да понадобятся меткие стрелы.
— А давно, однако, не видно тебя в наших лесах, — заметил лесничий, подливая старику тёмного эля.
— Да мало ли в Англии городов и сел! Рук-то у меня, на беду, только две. Трудно стало мне таскать по дорогам свои старые кости, а хороший стрелок всегда отыщет хромого из Трента. Только третьего дня приходили ко мне в Донкастер здешние молодцы. Говорят, красного зверя в Шервуде много, да шерифовы заставы караулят у каждого пня.
Чёрный Билль нахмурился.
— Смотри, старик, не сносить тебе головы! Я давно примечаю, у разбойников стрелы твоей работы.
— Ремесло наше такое. Разве ткач виноват, если весёлые молодцы ходят в сукнах его работы? Были бы стрелы чисто сделаны, а чья рука их спустит с тетивы и в какую мишень, это дело не наше. Погляди, видал ты такие стрелы?
Стрельник прохромал к своей лошади, отвязал от седла объёмистый кожаный колчан и положил его на стол перед лесничим.
— Вот на этих широких боевых — настоящие фландрские наконечники. Вот «игла» — по мелкой дичи. Вот винтовая — для сильного ветра, — приговаривал мастер, бережно вытаскивая из колчана свои изделия. — Перья на ней заправлены наискось одно к другому, чтобы она вертелась на лету. Эта красная, с павлиньим пером, — для ветра с правой руки, а эта — для ветра с левой. Короткая — для дальнобойного лука, а эти, в ярд, — для шестифутового…
Чёрный Билль, вскидывая стрелы к глазу, проверял их прямоту. Вдруг он заметил, что стрельник, вытащив наполовину одну стрелу, поспешно упрятал её обратно в колчан.
— Стой, стой! — воскликнул лесничий. — Покажи-ка мне ту, кленовую.
— Вот эту?
— Да нет же, ту, что ты спрятал, старик.
— То плохая стрела. Возьми лучше эту. Смотри, у неё ложбинка на пятке для воска, чтобы не соскальзывала с тетивы.
Но Чёрный Билль протянул уже руку и выдернул из колчана кленовую стрелу.
— Так эта, по-твоему, плохая, стрельник? Хитришь ты, как я посмотрю. Мне сдаётся, что лучшей нет у тебя в колчане.
Лесничий взял свой шестифутовый лук и приложил к тетиве блестящую полированную стрелу.
— Как раз и по луку! Клянусь распятием, с такой стрелой не страшен мне спор в Ноттингеме! Продай мне её, старик!
Стрельник покачал головой.
— Эта стрела тебе не годится, парень. Видишь, она со свистом.
— Что это значит — со свистом?
— А вот в наконечнике у неё прорезана щёлка. Ветер в неё сходит, она и свистит на лету.
— Для чего же ты сделал стрелу со свистом?
Мастер замялся.
— Так уж… так уж мне было приказано, — пробормотал он,
— Ты скажи прямо, старик, для кого ты припас такую стрелу?
— Для одного молодца, который тоже будет в Ноттингеме на святого Петра.
Чёрный Билль, наморщив брови, так пристально посмотрел на хромого, словно хотел пронизать его взглядом.
— Что же, ты думаешь обмануть меня, старик? Или снова запоёшь мне про мощи святого Гуга? Не видать Робин Гуду этой стрелы, потому что ты подаришь её мне, лесничему королевских лесов!
— А если нет? — тихо спросил хромой стрельник из Трента.
— Если нет, — вспылил лесничий, — я отберу её силой, а тебя научу, как таскаться по разбойничьим берлогам!
— Что ж, возьми, Чёрный Билль. Только смотри, никому ни слова, не то, пожалуй, кто-нибудь всадит мне в грудь стрелу моей же работы.
Кленовая стрела со щёлкой в наконечнике исчезла в колчане лесничего.
Отобрав ещё две такие же стрелы, Чёрный Билль отправил их в свой колчан следом за первой.
15. КАК ШЕРИФ НОТТИНГЕМСКИЙ ПОДАРИЛ РОБИНУ СЕРЕБРЯНУЮ СТРЕЛУ
Шериф приказал обыскать Ноттингам
И вдоль и поперёк.
А Робин бродил по весёлым лесам —
Веселей, чем на липе листок.
По всем дорогам, в сёлах и городах, герольды прокричали шерифово слово:
— Слушайте! Слушайте! Слушайте! Слушай, весь добрый народ, слушайте, охотники, воины и лесничие! Слушай всякий, кто носит лук и колчан! Этот крик кричит благородный шериф ноттингемский. На святого Петра мы призываем всех метких стрелков северной стороны на весёлый спор. А кто лучше всех будет бить в мишени, тот получит в награду стрелу чистого серебра. Наконечник и перья у стрелы — красного золота! И будет назван тот стрелок первым лучником северного края по сю сторону Трента. Боже, храни короля Ричарда и гроб господень!
Кто на конях, кто пешком, поодиночке и дружными ватагами, от Мэнсфильда и от Оллертона потянулись лучники к Ноттингему.
Молодцы Робин Гуда, оставив в Шервуде и Бернисдэле свои зелёные плащи, порознь, в жёлтых, в синих, в коричневых куртках, пробрались в город мимо зорких шерифовых сторожей: этот в северные ворота вошёл, тот въехал в южные на старом осле. А шерифовы слуги все ждали, когда же покажется в городе меткий стрелок со своей дружиной. Не для него ли по всем дорогам трубили в свой рог герольды?
Шериф и знатные гости взошли на помост, разукрашенный пёстрыми лентами. По правую руку рядом с шерифом сидела его жена в туго зашнурованном лифе, с серьгами в ушах, с длинными косами в шёлковых вышивных чехлах.
Стуча мечами по доскам, рассаживались рыцари по местам.
Густая толпа окружала просторное стрельбище — железные колпаки вояк вперемежку с широкополыми войлочными шляпами крестьян.
Четыре сотни лучников, позванивая тетивами, ждали начала состязания.
Маленький старичок с кожаной сумкой за плечами опустился на колени перед шерифом.
— Благородный лорд шериф, — промолвил он тихо, оглянувшись по сторонам, — если ты подаришь мне одну золотую марку, я скажу тебе, как найти среди этих стрелков разбойника Робин Гуда.
— А кто ты такой и что известно тебе о разбойнике, старик?
— Я стрельник из Трента, сэр. Я сделал для Робин Гуда стрелы, с которыми он прибудет на праздник. В наконечниках этих стрел я прорезал искусные щели, так что стрелы при полёте будут петь протяжным и резким свистом. Разбойника не узнать среди других стрелков, потому что он переоделся и выкрасил бороду. Но ты отличишь его по свистящим стрелам.
Шериф запустил руку в кошель, висевший у пояса, и бросил старику немного серебра.
— Ты заслужил награду, старик! Если твои стрелы помогут изловить разбойника, ты получишь новый кафтан и денег в придачу.
Он подозвал к себе начальника городской стражи и приказал ему выследить стрелка со свистящими стрелами, схватить его незаметно и тихо, чтобы не нарушить веселье праздника.
Между тем стрельба началась.
Круглая мишень была врыта в землю за двести двадцать ярдов от черты.
Прижимая коленом упругое дерево, стрелки сгибали луки, чтобы накинуть петлю тетивы на зарубку. Словно стая птиц с резкими криками пронеслась над стрельбищем — это витые сухожилия запели под сильными пальцами.
То здесь, то там громко хлопала, лопаясь, слишком туго натянутая струна.
Чёрный Билль зорко всматривался в лица лучников.
Он узнал Маленького Джона, и Белоручку, и тощего стрелка, с которым однажды ему пришлось уже встретиться на стрельбищном поле за городскими стенами.
Но Робина не было видно.
Когда черёд дошёл до лесничего, он уверенной рукой пустил стрелу в мишень, и эта стрела пропела не громче, чем все другие, потому что лучший подарок хромого из Трента Чёрный Билль берег для трудного спора, который был впереди.