Мне на мобилу позвонил Волк:
– Ты дома?
– Дома пока…
– Машины пришли…
– Уже на месте?
– Нет, в Москву въехали. На месте будут часа через полтора…
– Добро… Я скоро поеду…
2. ВОЛК
Трубку городского телефона я положил так, что она чуть не раскололась сама и аппарат едва не сплющила. В минуты веселящего раздражения со мной это случается. За прошлый год три аппарата разбил…
И опять у меня, значит, с женой проблемы… Хорошо Онуфрию, он холостой… То есть совсем холостой, всегда, по политическим, можно сказать, мотивам. Потому что отношение к противоположному полу – это большущая, надо сказать, политика… И всегда, наверное, холостым будет… Он по характеру такой… Бабы за ним косяком, а он ни с одной серьезно и тем счастлив… А я со своей уже полгода не живу, хотя официально и не развелся, а она все катит на меня, скалится… Деньги, дура, требует, а не то сдать обещает… При этом повизгивает и прихрюкивает – свинья-копилка… И это при том, что я ей алименты на одну дочку за десятерых, считай, детей плачу… Чесс-слово… А стерве все мало, ей все давай и давай… Вопит, что я все пропью, что есть, и сдохну, а она ни с чем останется… Так пусть, говорит, лучше дочке на «черный день» отложено будет… Непонятно только, зачем она «черный день» дочке накаркивает… Ну, сказала бы, на будущее… И то как-то лучше… Но ей именно «черный день» нравится…
Впрочем, пугаюсь я не сильно. Сдать меня сложно, и это даже она своей неумной башкой с кудряхами вместо мозговых извилин понимать должна. Ни одного факта, ни одного доказательства… Я много ей не болтал, словно чувствовал… Деньги у меня есть? А почему, собственно, у меня их не может быть? И не такие уж большие, кстати, деньги… Это для нее они большие, потому что работать не хочет, а тратить привычка осталась. Да будь у нее и вообще огромные деньги, она, по характеру своему, все равно тащила бы и тащила откуда только можно урвать новые… Свинья-копилка да и только… Я так и зову ее, и даже на день рождения купил ей глиняную свинью-копилку… И не боюсь разозлить… Сдать она, видите ли, хочет… Скажет, что оружие у меня видела? Да что она понимает в оружии? Лицензия на газовое оружие у меня в кармане. И вообще брешет, как собака нечесаная, потому что жить с ней не хочу… Кончилась наша любовь, давно кончилась, а ей пора самой на работу устраиваться… Одним этим от любого ее обвинения отмазаться могу…
Но на работу из-за ее угроз пришлось официально устроиться не ей, а мне. В солидную охранную фирму, в которой у меня и у Онуфрия связи есть с армии… Добрые связи… Там не сдадут и, если надо будет, характеристику по всей форме накатают… Дежурит за меня кто-то другой, кто-то третий деньги получает… А ко мне претензий быть не может, потому что у меня удостоверение охранника в кармане…
Но жить со «свиньей-копилкой» невозможно… Дура она у меня конченая… Дура и стерва… Она, кстати, сама себя стервой зовет. Говорит, стервы сейчас в моде… На телеведущих смотрит, они из десяти восемь ведут себя как конченые стервы, и подражает им. Я слышал такое тоже, насчет моды… И другие бабы-дуры, куда ни посмотри, подражают… Похабство сплошное… Но это хоть отчасти утешало, когда мы еще с ней жили – не мне одному дура досталась. Дур, следовательно, много… Тех, что стервами себя зовут… Это от безграмотности, как Онуфрий говорит… Они просто не знают, что такое стерва… Вернее, правильно будет не «стерва», а «стерво»… Из старорусского языка слово… Означает падаль, падшее, гниющее животное, вонючее, мерзкое, червями фаршированное… И эти такие же, чтоб им пасть и сгнить, что с телеэкрана, что из жизни… Денег ей, вишь ли, хочется… А кому их, скажите, не хочется?..
Она думает, наверное, что я эти деньги печатаю… Это чечены и поляки фальшивые деньги печатают – пусть к ним и обращается, а я их своим горбом, как говорится, зарабатываю. Под пулей постоянно, если честно сказать, хожу… И она думает, что я, как курица на дороге, напуган и вечно терпеть ее буду… А мне уже – вот так! – надоело терпеть, чесс-слово… Не понимает, коза драная, чем это кончиться может… Если только я Онуфрию скажу, что эта стерва так на нас катит, она дня не проживет, до туалета добежать не успеет, чтобы в унитазе утопиться… Да я и сам бы мог с ней разобраться, а что… Одно меня останавливает – куда потом дочку девать… При моей полукочевой жизни и ей одна морока, и ей не в радость такой папа, и мне – тормоза на полной скорости… К родителям разве что, в деревню… Так те сами еле-еле концы с концами сводят, да и то с моей помощью… Финансовой… Сейчас от старой деревни ничего не осталось, ни людей, ни работы – постаралась власть деревню вконец споить и сгнобить…
Я самых-то серьезных перемен не застал. В армию ушел, колхоз еще как-то жил, и работа у людей была. Потом, как мне рассказывали, председатель с главбушкой взяли на колхоз многомиллионный кредит, и больше в деревне их не видели… И денег тоже… В те времена, в середине девяностых, это было почти нормой… И никого, говорят, не искали, а если и находили, то только случайно… А потом в колхозе вообще все развалилось… И фермы все за долги отдали, а потом их потихоньку сами же на кирпичи и растащили… А чего, обычное дело, чесс-слово… Как народ теперь выживает, кто там остался, ума не приложу… Если где работу находят, то втроем получают столько, сколько я один в день пропиваю… Если без настроения… А под настроение – на день мне не хватит…
Так что к родителям дочь нельзя. Да и в школу ей скоро. А в деревне своей школы теперь нет, в соседнюю за шестнадцать километров на автобусе возят. Что это за учеба… Пусть в Москве уж лучше, хоть и со свиньей-копилкой… Одна эта мысль меня и сдерживает… Чесс-слово… Хотя иногда хочется пистолет к ее узкому лбу приставить и заставить жирные щеки подрожать… Чтоб припугнуть, так и сделаю, наверно… Не люблю беспредельщиков, а «свинья-копилка» из них… Меры, шантажистка, не знает… И это надо пресекать… Давно уже пора пресекать, чтобы дальше хуже не стало… И в более серьезных случаях пресекают… И мне самому доводилось это делать…
* * *
…Я хорошо помню, как мы с Онуфрием в случае с чеченами беспредел пресекли… Тогда, в плену… И все нам с рук сошло… Работа была по высшему классу! Я, кстати, надумал… Онуфрий по молодости лет в бега думал удариться и меня уговаривал… А это тогда бесполезно было… Собаками бы затравили… Догнали бы и затравили… От людей убежишь, а от собаки – нет…
Обычно их четверо нас двоих выводило… На расстрел… Знали уже, что мы радисты-напарники… Потому и выводили одновременно… И могилы мы одновременно копали… Вроде бы как себе… Но мы быстро поняли, что не себе…
С тех пор как нас перевезли из горного села куда-то в сторону, держали нас уже не в сыром зиндане, а в бывшем военном городке, в каких-то сараях. По несколько человек в каждом… Всех вместе держать считали опасным. Офицеров вообще в сараях не было. Даже не знали тогда, куда их угнали. Потом уже сказали, что на гарнизонной гауптвахте после бомбардировки только одна комната сохранилась. Там офицеров и закрыли… А нас в одном сарае с Онуфрием… Часовых у сараев не держали, только по периметру городка, но далеко друг от друга – вообще непонятно, для чего часовые там… Война тогда только началась, наши завязли где-то в самом начале, до настоящих гор не добравшись, а мы в горах были… В зимних горах… Кто знает, что это такое, поймет… И поймет, что бежать оттуда бесполезно… Онуфрий, кстати, думал о побеге постоянно.