– И ты едешь со мной!
Дверца «кадиллака» захлопнулась. Он сдал назад, объехал меня и еще раз крикнул, чтобы я следовал за ним. Я ответил: «Сейчас», – и «кадиллак» рванулся вперед. Очень быстро.
Я зажег сигару. Я завел двигатель, но он заглох. Я снова включил зажигание, и двигатель опять заглох. Наконец он заработал, и я тронулся с места.
Я проехал по проселочной дороге к дому Джойс и остановился. Во дворе места для моей машины не было – там стояли машины отца и сына Конвеев. Я заглушил мотор и вылез. Я поднялся по ступенькам на террасу.
Дверь в дом была открыта. Конвей из гостиной разговаривал по телефону. Его лицо было таким, будто от него ножом отсекли всю дряблость.
Он не выглядел взволнованным. И не казался печальным. Он был просто деловым, и почему-то это только усугубляло ситуацию.
– Конечно, плохо, – говорил он. – Только не повторяйте мне это в сотый раз. Я и так знаю, как это ужасно. Он мертв, так обстоит дело, а интересует меня она... Так сделайте же! Приезжайте сюда. Я не дам ей умереть, вы поняли меня? Ни под каким видом. Я позабочусь о том, чтобы ее сожгли заживо.
7
Было почти три ночи, когда я закончил давать показания – главным образом отвечать на вопросы – шерифу Мейплзу и окружному прокурору Говарду Хендриксу. Думаю, вы понимаете, что после этой процедуры я чувствовал себя не лучшим образом. Меня тошнило, я был раздражен, вернее, зол. Все должно было пойти по-другому. А сейчас все получилось чертовски глупо. Неправильно.
Я сделал все возможное, чтобы чисто, без свидетелей, избавиться от двух нежелательных граждан. А тут оказывается, что один из них жив, а вокруг второго начинается страшная суета.
Выйдя из здания суда, я поехал в греческий ресторанчик и выпил кофе, которого и пить-то не хотелось. Сын хозяина работал на заправке – он был занят там неполный рабочий день, – и старик не знал, хорошо это или плохо. Я пообещал ему, что заеду взглянуть на парня.
Мне не хотелось ехать домой и снова отвечать на вопросы, теперь уже Эми. Я надеялся, что она сдастся и уйдет, если я еще немного потяну время.
Джонни Папас, сын грека, работал у Слима Мерфи. Когда я подъехал, парень копался в моторе своей старой колымаги. Я вылез из машины, и он, насторожившись, медленно пошел ко мне, вытирая руки тряпкой.
– Услышал о твоей новой работе, Джонни, – сказал я. – Поздравляю.
– Ага. – Он был высоким красивым парнем, совсем не таким, как отец. – Отец послал вас сюда?
– Он сказал мне, что ты устроился сюда работать, – ответил я. – А в чем проблема?
– Ну... Уже ночь, а вы на ногах.
– Да, – рассмеялся я, – и ты тоже. Как насчет того, чтобы залить мне полный бак и проверить масло?
Джонни занялся делом, и к тому моменту, когда он закончил, его подозрения улетучились.
– Извините, если мое поведение показалось вам странным, Лу Отец уже достал меня – он не может понять, что в моем возрасте человек должен иметь собственные деньги. Вот я и решил, что он хочет проверить меня.
– Ты же знаешь меня, Джонни.
– Знаю, конечно, – тепло улыбнулся он. – Очень многие читают мне нотации, но только вы, единственный, пытаетесь помочь мне. Вы мой единственный настоящий друг в этом захудалом городишке. Почему вы это делаете, Лу? Какая польза от возни с парнем, на которого все махнули рукой?
– Ну, не знаю, – ответил я. И я действительно не знал. Я вообще не знал, как могу стоять и разговаривать с ним, когда на мне висит тяжелейшая проблема. – Возможно, потому что я сам не так давно был ребенком. Отцы – забавные люди. Лучшие всегда раздражают.
– Точно.
– В какие часы ты работаешь, Джонни?
– С полуночи до семи по субботам и воскресеньям. Этого достаточно, чтобы иметь карманные деньги.
Отец думает, что за эти два дня я слишком устаю, чтобы в понедельник идти в школу, но я не устаю, Лу Я отлично себя чувствую.
– Не сомневаюсь, – сказал я. – Одна вещь, Джонни. У Слима Мерфи не очень хорошая репутация. Нам так и не удалось доказать, что он замешан в разборке угнанных машин на запчасти, однако...
– Я знаю. – Засмущавшись, Джонни наподдал ногой камешек. – Я не буду ввязываться в неприятности, Лу.
– Отлично, – сказал я. – Это обещание, а мне известно, что ты держишь свое слово.
Я отдал ему двадцатку, получил сдачу и поехал домой. Я мысленно удивлялся самому себе. Крутил баранку и качал головой. Я не разыгрывал спектакль. Меня действительно беспокоила судьба этого парня. Надо же, меня тревожат его проблемы!
Мой дом был погружен в темноту, но это ни о чем не говорило: Эми все равно не зажгла бы свет. Поэтому я не особенно надеялся на то, что она ушла. Более того, я знал: если я не приду, то она, вероятно, будет еще сильнее упорствовать в своем стремлении остаться. И постарается появляться у меня в тот момент, когда я меньше всего ожидаю ее и меньше всего хочу. Так я оценивал ситуацию, и так все было на самом деле.
Она была в моей спальне. Лежала в кровати. Две пепельницы были забиты окурками. И она была вне себя! Никогда в жизни не видел, чтобы женщина дошла до такого состояния.
Я сел на кровать и снял ботинки. В течение следующих двадцати минут я не сказал ни слова. Мне просто не дали. Наконец она начала сбавлять обороты, и я попытался извиниться.
– Я действительно виноват, малышка, но я ничего не мог поделать. Сегодня у нас куча проблем.
– Еще бы!
– Тебе интересно знать, какие проблемы? Если нет, так и скажи.
– О, рассказывай! Я наслушалась от тебя столько лжи и отговорок, что еще парочка ничего не изменит.
Я рассказал ей о том, что случилось – вернее, о том, что случилосьпо предположению прокурора. Она едва дотерпела до конца. Едва я произнес последнее слово, как она снова набросилась на меня:
– Ну как можно быть таким тупым, Лу? Как тымог это сделать? Связаться с драной шлюхой и этим ужасным Элмером Конвеем? Теперь будет большой скандал, и ты, скорее всего, потеряешь работу, и...
– Почему? – удивился я. – Я ничего не сделал.
– Я хочу знать, зачем ты в это ввязался!
– Ну, это была своего рода услуга. Честер Конвей хотел, чтобы я вытащил Элмера из этой передряги, поэтому...
– А почему он пришел к тебе? Почему ты всегда оказываешь услуги другим? А мне?
В течение минуты я молчал. И думал:«Ты ошибаешься, малышка. Я оказываю тебе услугу тем, что не размозжил тебе башку».
– Ответь мне, Лу Форд!
– Ладно, – сказал я. – Зря я в это влез.
– В первую очередь ты зря позволил этой женщине остаться в округе!
– Верно, – согласился я. – Нужно было выгнать ее.
– Ну и?
– Я не само совершенство, – огрызнулся я. – Я совершаю много ошибок. Ты хочешь, чтобы я повторял это до бесконечности?
– Единственное, что я хочу сказать...
Она могла разглагольствовать об этом единственном до конца жизни, однако у меня не было настроения выслушивать ее. И я сунул руку ей между ног.
– Лу! Прекрати!
– Почему? – спросил я.
– П-прекрати! – Она задрожала. – П-прекрати, иначе... О Лу!
Я лег рядом с ней как был, в одежде. Иначе я поступить не мог, так как это был единственный способ заткнуть Эми.
Итак, я лег, и она тут же прильнула ко мне. Когда она становилась такой, у меня не было к ней никаких претензий – нельзя требовать от женщины большего. Зато у меня к самому себе были претензии. В связи с Джойс Лейкленд.
– Лу... – Эми приостановилась. – В чем дело, дорогой?
– Все те же проблемы, – ответил я. – Они выбили меня из колеи.
– Бедняжечка. Забудь обо всем, а я буду ласкать тебя и нашептывать нежности, а? Я... – Она поцеловала меня и шепотом рассказала, что сейчас будет делать. А потом она все это стала делать.