Я колотил поразбитымок-нам, хлопал ветхими дверями, свистел в щели и дыры:"У-у-уу!Пустьнезахочется господину Ове остаться тут!"ИдаиАннаДортеязаливалисьгорькими слезами; Йоханна стояла гордо выпрямившись, бледная,докровиприкусив палец. Но что толку! Ове Рамель позволил господинуДожитьвзамке до самой смерти, но ему и спасибо за это не сказали. Я все слышал,я видел, как бездомный дворянин гордо вскинул голову и выпрямился. Тут яс такой силой хлестнул по замку и старым липам, что сломал толстеннуюинисколько не гнилую ветвь. Она упалавозлеворотиосталасьлежать,словно метла, на случай, если понадобится что-нибудь вымести. И вымели -прежних владельцев.
Тяжелый выдался день, горький час, но они были настроены решительно ине гнули спины. Ничего у них не осталось, кроме того, что было насебе,да вновь купленного сосуда, в который собрали с пола остаткисокровища,так много обещавшего, но не давшего ничего. Вальдемар До спрятал егонагруди, взял в руки посох, и вот некогда богатый владелец замка вышелсосвоими тремя дочерьми из Борребю. Я охлаждал своим дуновением егогоря-чие щеки, гладил по бороде и длинным седымволосамипел,какумел:"У-у-уу! Лети дальше! Лети дальше!"
Ида и Анна Дортея шли рядом с отцом; Йоханна, выходя из ворот,обер-нулась. Зачем? Ведь счастье не обернется. Она посмотрела на красные сте-ны, возведенные из камней замка Марека Стига, и вспомнила о его дочерях.И старшая, младшую за руку взяв, Пустилась бродить с ней по свету.
Вспомнила ли Йоханна эту песню? Тут изгнанниц было трое, да четвертый- отец. И они поплелись по дороге, по которой, бывало, ездили вкарете,поплелись в поле Смидструп, к жалкой мазанке, снятой ими за десять марокв год, - новое господское поместье, пустые стены, пустая посуда.Вороныи галки летали над ними и насмешливо кричали:"Крах!Крах!Разорение!Крах!" - как кричали птицы в лесу Борребю, когда деревья падали под уда-рами топоров.
Господин До и его дочери отлично понимали эти крики, хоть я и дулимв уши изо всех сил - стоило ли слушать?
Так вошли они в мазанку, а я понесся над болотами и полями, над голы-ми кустами и раздетыми лесами, в открытое море, в другие страны. У-у-уу!Лети дальше! Лети дальше! И так из года в год.
Что же сталось с Вальдемаром До, что сталось сегодочерьми?Ветеррассказывает:
- Последней я видел Анну Дортею, бледныйгиацинт,-онабылаужесгорбленной старухой, прошло ведь целых пятьдесят лет. Она пережила всехи все знала.
На вересковой пустоши близ города Виборга стоялновыйкрасивыйдомсвященника - красные стены, зубчатый фронтон. Из трубы валил густой дым.Кроткая жена священника и красавицы дочери сидели у окна и смотрелипо-верх кустов садового терновника на бурую пустошь. Что же они там видели?Они видели гнездо аиста, лепившееся на крышеполуразвалившейсяхижины.Вся крыша поросла мхом и диким чесноком, и покрывала-тохижинуглавнымобразом не она, а гнездо аиста. И оно одно только и чинилось - егодер-жал в порядке сам аист.
На хижину эту можно было только смотреть, но уж никак не трогать! Да-же мне приходилось дуть здесь с опаской! - рассказывал ветер.-Толькоради гнезда аиста и оставляли на пустоши такую развалюху, не то давно быснесли. Семья священника не хотела прогонять аиста, и вот хижина стояла,а в ней жила бедная старуха. Своим приютом она былаобязанаегипетскойптице, а может, и наоборот, аист был обязан ей тем, чтоонавступиласькогда-то за гнездо его черного брата, жившего в лесу Борребю. В тевре-мена нищая старуха была нежным ребенком, бледным гиацинтом высокородногоцветника. Анна Дортея помнила все.
"О-ох! - Да, и люди вздыхают, как ветер в тростнике и осоке.
-О-ох!Не звонили колокола над твоею могилой,ВальдемарДо!Непелибедныешкольники, когда бездомного владельца Борребю опускаливземлю!..Да,всему, всему наступает конец, даже несчастью!.. Сестра Идавышлазамужза крестьянина. Это-то и нанесло отцу самый жестокий удар... Муж его до-чери - жалкий раб, которого господин может посадить на кобылку. Теперь ион, наверно, в земле, и сестра Ида. Да, да! Только мне,бедной,судьбаконца не посылает!"
Так говорила Анна Дортея в жалкойхижине,стоявшейлишьблагодаряаисту.
Ну, а о самой здоровой и смелой из сестер позаботился я сам!-про-должал ветер. - Она нарядилась в платье, которое было ей больше повку-су: переоделась парнем и нанялась в матросы на корабль. Скупабылаонана слова, сурова на вид, но от дела не отлынивала, вот только лазатьнеумела. Ну, я и сдул ее в воду, пока не распознали, что она женщина, -ихорошо сделал!
Был первый день пасхи, как и тогда, когда ВальдемаруДопоказалось,что он получил золото, и я услыхал под крышейсгнездомаистапение,последнюю песнь Анны Дортеи.
В хижине не было даже окна, а просто круглое отверстие в стене. Слов-но золотой самородок, взошло солнце и заполнилособойхижину.Чтозаблеск был! Глаза Анны Дортеи не выдержали, не выдержало и сердце.Впро-чем, солнце тут ни при чем; не озари оно ее в то утро, случилосьбытоже самое.
По милости аиста у Анны Дортеи был кров над головой до последнего дняее жизни. Я пел и над ее могилой, и над могилой ее отца, я знаю,гдеита и другая, а кроме меня, не знает никто.
Теперь настали новые времена, другие времена! Старая проезжаядорогаупирается теперь в огороженное поле, новая проходит по могилам, аскоропромчится тут и паровоз, таща за собой ряд вагонов и грохоча над могила-ми, такими же забытыми, как и имена. У-у-уу! Лети дальше!
Вот вам и вся история о Вальдемаре До и его дочерях. Расскажи ее луч-ше, кто сумеет! - закончил ветер и повернул в другую сторону.
И след его простыл.