– Моя дорогая, я приехала за вами, – сказала она с несвойственной ей нежностью. – Пора возвращаться в мир живых.
– Вас прислал Франсуа?
– Нет, Боже упаси! Ваш герой в армии вместе с королем, который сейчас осаждает Аррас. Двор находится в Амьене. Хочу прибавить, что аббат де Гонди – он целует вам ручки – полностью меня поддерживает. Мы с ним полагаем, что продолжать оставаться здесь для вас уже небезопасно.
Улыбка Сильви померкла.
– Значит, аббат вернулся из Италии?
– Давно! Этот человек не способен долго жить вдали от Королевской площади. Более того, поскольку нет большего проныры и интригана, чем он, аббату удалось узнать совершенно необыкновенные вещи. Например, что начальник полиции родом из Дофине, его семья живет в Ларош-Бернар и он подумывает там поселиться, когда совсем отойдет от дел. Это случится скоро, ибо он едва уцелел после двух покушений и очень нуждается в перемене обстановки.
Мрачное имя ее палача, упомянутое под небом острова, заставило содрогнуться мертвенно побледневшую Сильви.
– А где находится Ларош-Бернар?
– Совсем недалеко отсюда. Он по пути в Пириак, откуда отплывают суда. Вот почему, повторяю, я приехала забрать вас отсюда – ведь такая близость представляется мне небезопасной.
– И упрятать меня в монастырь, как того желает господин Венсан де Поль, а следовательно, и герцог де Бофор; кстати, об этом же мечтает госпожа де Гонди, но я предпочитаю рискнуть и остаться здесь. Я здесь не одна; меня охраняют, да и я сама могу постоять за себя...
– Что за глупости, дорогая! Кто говорит о монастыре?! – весело рассмеялась Мари. – Я достаточно знакома с вами, чтобы не знать о вашей нелюбви к монастырям. Я увожу вас...
– В Париж? – воскликнула Сильви, вновь охваченная надеждой. – Королева опять зовет меня к себе?
Теперь помрачнела Мари.
– Королева считает вас умершей, моя милая. Признаюсь вам откровенно: она даже не оплакивала вас. Я всегда любила королеву, но вынуждена признать, что она женщина забывчивая, эгоистичная и, кажется, не слишком умная!
Наступившее молчание дало Сильви время поразмыслить над словами Мари.
– Никогда не подумала бы, что смогу услышать от вас подобное, – с грустью промолвила она. – Но я думаю вот о чем: если двор в Амьене, почему вы здесь?
– Потому что я больше не служу при дворе, Сильви.
– Вы уже не камеристка?
– Нет! Я даже удалена от двора в угоду господину де Сен-Мару! Вы помните господина де Сен-Мара, того прелестного офицера из кардинальской гвардии, который сопровождал вас к Ришелье и с отчаянным упорством отказывался от должности гардеробмейстера короля?
– Его трудно забыть. Он был такой очаровательный...
– Сейчас его очарование сильно поблекло. Вплоть до прошлого года я, вы, наверное, это помните, была... преемницей мадемуазель де Лафайет. Король настойчиво за мной ухаживал, не замечал никого, если я не слишком им помыкала, и не спускал с меня глаз, когда я помыкала им. Он устраивал в мою честь празднества, сочинял балеты, в которых мы вместе танцевали. После рождения его светлости дофина двор безумно веселился...
– Но неужели вы...
– Что? Уступила королю? За кого вы меня принимаете? Он волен любить меня или не любить – это его забота. Кстати, я никогда не просила у него ни милостей, ни должностей; правда, один раз я просила короля сначала назначить мою бабушку гувернанткой дофина, потом фрейлиной вместо госпожи де Сенесе. Он мне отказал, и я поняла почему...
– Но при чем здесь господин де Сен-Мар?
– Как при чем? Просто-напросто сегодня он – фаворит короля. Кардинал ненавидит меня, и он наконец сделал мастерский ход. Этот молокосос Сен-Мар водит короля за нос! Он осыпан золотом и даже потребовал должность главного конюшего, которую он непременно получит. Его будут именовать господин обер-шталмейстер... что не помешает ему каждую ночь, как только король отойдет ко сну, бегать в Маре, чтобы встречаться там со своей любовницей, красавицей Марион Делорм.
– Значит, он занял ваше место в сердце короля?
– Конечно! Но этого ему показалось мало. Чтобы упрочить свою власть над нашим повелителем, он пожелал царить в нем единовластно и потребовал моего ухода! Я предполагаю, здесь не обошлось без вмешательства кардинала... После этого мне дали понять, что мое присутствие в Сен-Жермене больше нежелательно. В одно прекрасное утро, как когда-то Луизу де Лафайет, меня – в присутствии всего двора! – ждала карета, чтобы отвезти к моей семье.
Голос Мари дрогнул, в нем слышалось еле сдерживаемое рыдание. Сильви догадывалась, как тяжело было гордячке д'Отфор это публичное унижение.
– Но в чем вас упрекают?
– В том, что я им больше не нравлюсь... и даже беспокою их! – в ярости воскликнула она. – Король, наверное, почувствовал, как я переживаю, ибо в ту минуту, когда я склонилась в прощальном поклоне, протянул мне руку со словами: «Выходите замуж! Я дам вам приданое...»
– Во всяком случае он удалил вас от двора без явного повода. А как отнеслась к этому королева?
Мари сокрушенно пожала плечами.
– Когда мы были наедине, она меня поцеловала, но не сделала ничего, чтобы я осталась. К тому же... она снова беременна!
От удивления Сильви широко раскрыла глаза.
– Но от кого? Неужели Франсуа...
– Помилуйте, он тут ни при чем. Кстати, я даже еще не знаю, как он отнесется к этой новости.
– От кого же тогда?
На этот раз Мари рассмеялась, и Сильви, вновь услышав веселый смех подруги, подумала, что ее горе, наверное, не столько велико, как та сама считает.
– Кажется, вы совсем не верите в добродетель вашей королевы? – улыбнулась Мари. – Ребенок от короля, дитя мое! От короля, которого Сен-Мар, если можно так выразиться, силой затащил в постель королевы, угрожая королю, что тот не увидит его по крайней мере целый месяц! О, фаворит обладает огромной властью: он утверждает, что необходимо своевременно позаботиться о королевском потомстве, пока еще королева может рожать. Роды ожидаются в сентябре... Но это отнюдь не означает, что король стал любить свою жену! Он подозревает ее в неверности больше, чем когда-либо раньше. Именно поэтому я на него не слишком сержусь. Тем более, что новая фрейлина королевы госпожа де Брассак всей душой предана кардиналу, как, впрочем, и ее супруг, назначенный так кстати и одновременно с ней суперинтендантом свиты королевы. Жаль, но мне кажется, что время чудесных любовных авантюр кончилось...
– Ничего не кончилось, если она по-прежнему любит Франсуа так же, как и он ее!
– Такое чувство действительно было у королевы, когда я уезжала. Хотя...
– Что?
– Вы помните о тех прекрасных подарках, которые королева получала из Италии, когда вынашивала дофина?
– Конечно. Их присылал некий папский прелат по имени Маз... Маз...
– Мазарини! Так вот, в январе он вернулся во Францию, чтобы заменить отца Жозефа и стать доверенным человеком Ришелье. Королева охотно его принимает... Негодяй! – вдруг снова вспыхнула гордая д'Отфор. – Этот лжесвященник – законченный интриган, он сын слуги принца Колонна! И он еще смеет расшаркиваться перед королевой Франции!
– Я помню, как вы его презирали прежде. Кажется, вы и сейчас любите его не больше?
– Я ненавижу его. Тем более, что он, по словам моей бабушки, похож на покойного лорда Бэкингема! Такое сходство опасно!
– Бедный Франсуа! – прошептала Сильви, уже готовая пожалеть того, кого беззаветно любила, но кто, казалось, о ней совсем забыл...
Мари прикусила язык. Она хотела было сказать, что Бофор вряд ли заслуживает жалости, но вовремя спохватилась, решив, что пока Сильви хватит сказанного. Мари встала, отряхнув платье, к которому прилипли цветочки дрока.
– На сегодня разговоров довольно! Вам надо собраться, Сильви, мы уезжаем завтра, с утренним приливом...
– Но куда вы меня повезете? Мне здесь хорошо, я почти счастлива, – сказала Сильви, широким жестом обводя морской пейзаж.
– Ваше счастье продлится недолго, если вас найдет Лафма. Вас могут похитить в любую минуту. А я увезу вас к моей бабушке, в замок Ла-Флот. Именно туда я отправлена под арест, и будет лучше, если я окажусь там как можно раньше...
– Я буду рада поехать с вами, и мои друзья тоже, но что скажет господин де Бофор, который предпринял столько усилий, чтобы надежно спрятать меня здесь?
– Я думаю, у вас будет возможность спросить об этом у него: от замка Ла-Флот до замка Вандом всего десять лье.
Лицо Сильви залилось краской, а глаза оживленно заблестели.
– Правда?
– Разве когда-нибудь я лгала вам, моя милая? Скажу больше: моя бабушка из рода дю Белле – сами видите, что вместе с Бертраном де Борном, который носил титул виконт д'Отфор, в нашей семье хватает поэтов, – а ее племянник Клод сейчас комендант замка Вандом.
При этих словах Сильви кинулась Мари на шею и воскликнула:
– Пойду скажу, чтобы все приготовили для нашего отъезда...
Она уже побежала в дом, но вдруг передумала и медленно вернулась к подруге; глядя на нее опечаленными глазами, Сильви тихо сказала:
– Наверное, я обязана пойти к герцогине де Рец и выразить ей мое почтение...
– А вы от этой перспективы в восторге, не так ли? Успокойтесь, об этом не может быть и речи. Ваш отъезд должен пройти тайно, а прилив начинается в пять утра. Кроме того, этот дом принадлежит вам, и вы вправе совершить небольшую поездку, не спрашивая разрешения у герцогини. Теперь я вас покидаю: у вас много дел, да и у меня тоже. Двое моих слуг придут ночью за вашими вещами...
– У нас почти ничего нет!
– Значит, им будет легче нести. А у вас хватит храбрости в темноте пешком добраться до порта?
– Конечно. Это недалеко.
– Будьте там в половине пятого. Корабль называется «Святой Корнелий», капитан предупрежден.
– Если вы хотите сохранить наш отъезд в тайне, не посылайте к нам ваших слуг. Повторяю, что вещей у нас совсем мало: это дорожные сумки, они легкие. Да и Корантен – мужчина сильный.
– Вы правы. Я действительно никудышная заговорщица.
– У меня всегда было другое впечатление. Но мы правда будем устраивать заговор?
– Только этим мы и будем заниматься! Но, разумеется, это будет заговор не против короля или королевы, а против этого окаянного первого министра, преданного ему Мазарини и этого негодяя Лафма!
Еще не рассвело, когда «Святой Корнелий» вышел из порта. Маяк, указывающий вход в порт, еще горел, и его красные отблески плясали на волнах, которые в это утро были довольно сильными. Обогнув северо-западный мыс острова Уа, они встретили судно, идущее из Пириака. На нем был лишь один пассажир. Это был Никола Арди, без сомнения, лучший сыщик Лафма, которого начальник полиции под видом торговца галантереей послал к обитателям Бель-Иля, чтобы тот выведал все о происходящем на острове. Получив информацию, Лафма бы решил, стоит ли ему самому приезжать на остров. Моряки-рыбаки приветствовали друг друга при встрече. Их пассажиру, сидящему в трюме, и в голову не могло прийти, кто покидал остров на встречном судне. Да и вряд ли кто-нибудь мог узнать обеих женщин, закутанных в просторные плащи с опущенными капюшонами.
Сильви, счастливой оттого, что едет навстречу Франсуа, была приятна легкая качка. Поскольку она много раз выходила в море вместе с Корантеном на рыбацком судне, Сильви знала, что море – ее друг.
Когда рассвело, остров был уже далеко позади. Его высокие прибрежные скалы смутными силуэтами проступали в серой дымке на горизонте. И вдруг Сильви сказала с чувством:
– Как бы я хотела снова вернуться сюда! Трудно даже передать словами, как прекрасен этот остров!
– Ваш дорогой Франсуа мне об этом все уши прожужжал, – сказала Мари. – И он прав, насколько я могу судить по тому, что видела...
– Не будь там некоторых не очень-то симпатичных людей, на Бель-Иле можно было бы жить вполне счастливо...
– То же самое, дорогая моя, можно сказать о многих других местах на земле! Мне остается лишь надеяться, что вам понравится и то место, куда я вас привезу...
Часть вторая
Беспокойная дорога
5. Край поэтов
Мари д'Отфор, подобно Теофрасту Ренодо, ошибалась, считая, что герцог де Бофор разлюбил королеву. Скандальная связь герцога с красавицей Марией де Монбазон прежде всего объяснялась необходимостью заставить говорить о себе достаточно громко, чтобы слухи дошли до ушей королевы, и выставлять напоказ любовницу, способную возбудить ревность любой женщины.
Франсуа пустился в эту авантюру после того, как прочитал в «Газетт де Франс» сообщение о новой беременности Анны Австрийской. Отлично зная, что на сей раз он ни при чем, разъяренный Франсуа немедленно примчался в Сен-Жермен, куда, покинув старый Лувр, где велись ремонтные работы, переселился двор после ликующего сообщения о долгожданном рождении дофина. Воздух в Сен-Жермене был гораздо чище, чем в Париже, а расположенные террасами сады, которые с наступлением погожих дней источали нежные ароматы, сменили шум и зловоние столицы. Этот новый переезд навел Франсуа на одну-единственную мысль: та, кого он любит, живет слишком далеко от его родного поместья, и во дворце Сен-Жермен, где нельзя ничего утаить, с ней невозможно будет встретиться с глазу на глаз. Однако он, сжигаемый безумной ревностью, прискакал сюда из Парижа один, без конюшего, с навязчивой мыслью, что с первого взгляда разгадает мужчину, который сменил его в сердце и в постели возлюбленной: Франсуа отказывался верить, что этим мужчиной был король.
В эти первые дни января дороги были отвратительны: неожиданная оттепель превратила снег в грязь, замерзшие лужи – в вязкие рытвины. Длинная вереница карет медленно ползла к дворцу. Взбешенный всадник обгонял их, вызывая протесты пассажиров карет; когда он наконец спрыгнул с коня у парадной лестницы Нового замка, то заметил, что его сапоги и свободный дорожный плащ забрызганы грязью – в таком виде он не мог появиться в замке. Плащ он швырнул слуге, который оказался столь предупредительным, что почистил ему сапоги, чтобы они не слишком пачкали ковры в королевских покоях. Все-таки вид герцога де Бофора был небезупречен, когда он вошел в большой кабинет, в котором принимала королева.
Здесь собралось многолюдное общество, видеть которое Бофору явно не хотелось. Тем более, что милую госпожу де Сенесе сменила самоуверенная мадам, довольно красивая, но напускавшая на себя вид испанской дуэньи; Аврора уже не оживляла салон своим звонким смехом и язвительными репликами. Хотя лица фрейлин, столпившихся в углу, были ему хорошо знакомы, герцог де Бофор поймал себя на мысли, что ищет среди них бойкое личико и блестящие волосы, перевязанные желтыми лентами... Сама атмосфера при дворе тоже стала иной. Герцог не сомневался, что видеть его при дворе не желали ни король, ни кардинал, но Бофор не предполагал, что его будут разглядывать с таким нескрываемым, даже вызывающим любопытством. Кто-то попытался остановить его, крепко взяв за руку, но герцог резко отстранился, даже не взглянув на задержавшего его человека. Он видел только королеву в розовом атласном платье с белыми кружевами, которые обрамляли ее прелестную грудь. Она, улыбаясь, беседовала со смуглым, худым, приятным мужчиной в черном, отделанном фиолетовым бархатом облачении придворного аббата. Незнакомец разговаривал с Анной Австрийской весьма непринужденно.
Королева показалась герцогу еще более красивой и желанной, чем была в его воспоминаниях, и он стоял, не смея подойти ближе, когда она, вздрогнув от удивления, заметила его и воскликнула:
– Ах, вот и вы, господин де Бофор! Подойдите же сюда, чтобы мы вас пожурили! В последнее время вы у нас совсем редкий гость...
Эти приветливые слова могли бы несколько успокоить Франсуа, но светский и равнодушный тон, каким они были произнесены, лишал их всякого значения. К тому же аббат повернулся, и порыв гнева заглушил разочарование Франсуа: после их первой встречи несколько лет назад, когда аббат был папским нунцием, герцог де Бофор понял, что ему всегда будет ненавистен папский прелат Мазарини.
Последний, однако, поклонился, расплывшись в ослепительной улыбке, свойственной тем людям, которые хотят нравиться всем, тогда как Анна Австрийская пыталась представить их друг другу: