– Слушаю вас, товарищ капитан!
Лицо Александра Ежова было хмурым:
– Мне необходимо с вами объясниться. Отойдём в сторону?
Следуя за другом, Саша мысленно его поблагодарил. Слово «объясниться» многое говорило о теме предстоящего разговора и давало возможность подготовиться.
Дать-то дало, но к концу «объяснений», кажется уже бывшие приятели, разве что за грудки друг друга не хватали.
– Я ж тебя со Светой как своего друга познакомил, а ты, оказывается, за спиной моего брата письмами её заваливал!
– Да ничем я её не заваливал, – оправдывался Саша. – То есть, завалил, наверное, но только уже в этот приезд.
– Как это? – не понял Ежов.
– Да так, что не отправлял я ей этих писем, и потому, что твой друг, и потому, что был жив Пётр.
– Ну, допустим, – начал остывать Александр, припоминая, что тётя Оля о чём-то таком говорила. – Но всё равно как это неправильно…
– Что неправильно? – воскликнул Саша. – Света теперь свободная женщина, если ты не забыл, и я ей не сомнительную связь предлагаю, а замужество.
– Даже так… – Александр не знал, что и сказать. – Далеко, однако, у вас зашло… Чёрт! Всё не то! Как мне ни горько это говорить, но ты прав: мне тебя упрекнуть не в чем. Ответь только на один вопрос. А если Пётр всё-таки вернётся?
– Ты думаешь, мне будет трудно смотреть ему в глаза? Ошибаешься! Я перед ним – живым или мёртвым – чист. Не жену увожу, на вдове хочу жениться. Вернётся живой – буду рад. И я это не для красного словца говорю, поверь. А остальное будет решать Света. Вот так!
Когда у Саши Седых кончилась командировка, Светлана не стала провожать его в аэрогавань, она просто улетела с ним в Новосибирск…
Личное дело Майора Ежова
Наблюдавший в стереотрубу за продвижением немецких танков генерал союзной армии заметно нервничал. Оторвав глаза от окуляров, он спросил стоящего рядом полковника:
– Ты уверен, что твои немцы не подведут?
«В десятый раз одно и то же», – тоскливо подумал полковник, но вслух сказал иное:
– Уверен, товарищ генерал. Экипажи в этой роте самоходных орудий специально подбирались из коммунистов и им сочувствующих немецких товарищей.
– Кем подбирались, Геббельсом?
Заметив, как на скулах полковника заиграли желваки, генерал понял, что переборщил, и сказал примирительно:
– За Геббельса извини, но если в условленное время самоходчики не ударят по своим, а вместо этого начнут окучивать нашу передовую, то… сам понимаешь…
– Понимаю, товарищ генерал. Но пока они строго соблюдают договорённость: бьют по согласованным целям.
– Так то пока… – начал генерал, но его прервал окрик наблюдателя:
– Началось!
Генерал прильнул к окулярам, и через некоторое время восхищённо воскликнул:
– Якорь мне в глотку, как говорит один знакомый адмирал, но ничего подобного я в жизни не видел!
Уступая место, генерал потянул полковника к трубе:
– Посмотри, что вытворяют твои немецкие черти!
Ползущие по полю немецкие танки вспыхивали один за другим.
А генерал уже гнал полковника от трубы:
– Полюбовался – и хватит! Верни обзор командиру.
Однако смотрел генерал в трубу недолго. Вскоре оторвался с озабоченным видом.
– Немцы вот-вот очухаются, и тогда нашим помощникам несдобровать. Пора выручать! Передавайте приказ танкистам: пусть начинают!
Пётр открыл глаза. Он лежал в абсолютной тишине, устремив взор вверх, а оттуда на него смотрел Бог. Время остановилось. Пётр чувствовал, как по телу разливается неведомое доселе блаженство. Потом часы пошли вновь, мир наполнился звуками, а над Петром, заслоняя написанный на потолке лик божий, склонился бородач в монашеской одежде.
– Слава Богу, очнулся, – сказал он вроде и не по-русски, но Пётр его понял. Однако монах истолковал его взгляд по-своему. – Не понимаешь? Ну да, ты же немец. А я, как назло, не знаю ни слова по-немецки.
– Я не немец, – с трудом разлепив запёкшиеся губы, произнёс Пётр, – я русский…
19-октябрь-42
Общее дело
При выходе из машины у Абрамова порывом ветра чуть не сорвало фуражку. Лишь в последний момент маршал успел придержать её рукой.
– Твою конармию! – ругнулся Глеб. – Чуть без «головы» не остался! Сюрпризы погоды, мать её! В Москве она почему-то вполне комфортная. А тут ветер, да и холодновато как-то…
Жехорский, который покинул соседнее авто, предусмотрительно держа шляпу в руке, назидательно произнёс:
– Возле аэропорта почти всегда ветер, впрочем, насчёт «холодновато» ты прав! – после чего, натянув шляпу на темечко аж по самые уши и всё равно придерживая головной убор за тулью рукой, решительно направился к VIP-терминалу аэропорта.
На лётное поле группа встречающих делегацию из США выходить не спешила, по причине нам уже известной. Кучковались возле закрытых пока дверей. Жехорский и Абрамов чуть в сторонке от остальных.
– А хорошо япошки янки хвоста накрутили, – негромко произнёс Абрамов. – Ишь, как к нам в гости заспешили. А вот интересно, как бы оно было, если бы вышло по-ихнему? Я имею в виду, если бы япошки поперёд нам войну объявили?
– Тогда я бы сейчас прилетел в Вашингтон, – так же негромко ответил Жехорский, и уже в полный голос произнёс: – Открывают двери. Пора! Давай, красавица, отворяй ворота! – приказал он симпатичной дежурной. Та проворно распахнула двери, и встречающие высыпали на лётное поле, спеша к замершему неподалёку самолёту.
Первым на верхней ступеньке трапа возник глава американской делегации, Государственный секретарь США Эдуард Адельсон. Визит начался с маленького конфуза. Негостеприимный московский ветер тут же подлетел к гостю и сорвал у него с головы элегантно надетую шляпу. Адельсону ничего не оставалось, как проводить глазами улетавший в неизвестность весьма недешёвый головной убор.
Стоящий внизу у трапа Абрамов так прокомментировал случившееся:
– По части ловкости он супротив меня слабак, пусть у него и две руки; тоже мне, морпех называется!
– Кончай прикалываться, – сквозь зубы прошипел Жехорский и, обернувшись назад, распорядился:
– Немедленно поймать!
Тут же от кучки встречающих отделились два молодца, огромными скачками помчавшиеся вызволять шляпу, которую ветер, словно пинками, гнал в сторону взлётной полосы…
* * *
…– Эти русские медведи оказались не столь уж неповоротливы, как о них принято думать, – разглагольствовал, меряя шагами комнату по диагонали, член американской делегации Аллен Даллес. – Да ладно бы это. Но почему они разговаривают с нами, как будто они хозяева не только тут, у себя, но и у нас, в Штатах?
– Наверное, потому что отчасти так оно и есть, – ответил Даллесу удобно устроившийся в одном из кресел, ещё один член делегации, сенатор Джон Болдуин.
– Вы шутите? – остановился посреди комнаты Даллес.
– Отнюдь, – губы сенатора тронула улыбка. – Вы, Аллен, в своём Управлении стратегических служб, далеки от проблем Уолл-стрит, к тому же больше времени проводите за рубежом, чем на родине, в противном случае могли бы знать, что каждый четвёртый доллар, отпечатанный в США, работает на СССР, или, правильнее сказать, принадлежит СССР.
Судя по реакции, сказанное Болдуином явилось для Даллеса новостью. Он был явно шокирован и, чтобы хоть как-то прийти в себя, потянул из кармана трубку:
– Господа, вы позволите?
Никто не возражал. Для остальных открыли коробку с кубинскими сигарами, и вскоре в комнате, как говорится у русских, «можно топор вешать».
После нескольких затяжек Даллес, ни к кому конкретно не обращаясь, спросил:
– Но как такое могло случиться?
На этот вопрос ответил Адельсон:
– Во время Великой депрессии Россия серьёзно поддержала экономику США и помогла ей удержаться на плаву. Но одновременно с этим русские и влились в нашу экономику, особенно в её финансовую составляющую.
– Я не понял, – нахмурился Даллес, – так Россия или СССР?
– Дорогой Аллен, – рассмеялся Адельсон. – Россия является ключевой составляющий аббревиатуры СССР, пусть она в ней и не упоминается. Поэтому когда мы говорим Россия – подразумеваем СССР, а когда говорим русский – подразумеваем любого жителя этой огромной страны.
– А нельзя ли вернуть «русский» доллар Америке? – после некоторой паузы спросил Даллес.
– Это примерно то же, что выдёргивать карту из основания «карточного домика», – пояснил Болдуин. – Одно неверное движение – и рухнет вся конструкция. При этом меньше всего пострадает как раз экономика России, и именно потому, что они предусмотрительно отжали в свою пользу только один доллар из четырёх, а не два или три: и контроль имеют, и риски минимальные. К тому же у них своя довольно устойчивая финансовая система, на которую мы имеем гораздо меньше влияния, чем они на нашу.
– Но ведь это ужасно, господа! – воскликнул потрясённый Даллес. – Надо же что-то делать.
– Самый верный путь – это заразить российскую экономику каким-нибудь зловредным вирусом: внутренним или внешним.
– А в качестве внешнего вируса может подойти война… – задумчиво произнёс Даллес.
– Совершенно верно! – кивнул Болдуин. – Только война разрушительная, когда бомбят твои города, заводы, когда гибнут тысячи, сотни тысяч жителей. А Россия пока ведёт войну, как и мы, на чужой территории.
– Только с меньшими затратами, – добавил Адельсон. – Вот если бы Япония напала не на Пёрл-Харбор, а на Владивосток…
Взгляды присутствующих невольно потянулись к Даллесу. Тот вынул трубку изо рта и раздражённо произнёс:
– Я тут ни при чём. Я в это время работал в Европе!
* * *
Виноградов и Адельсон прогуливались по предусмотрительно очищенной от опавшей листвы дорожке. Справа поблёскивала водная гладь, а в пределах видимости не было ни единой души, которая могла бы помешать беседе глав дипломатических ведомств. Это был тот редкий случай, когда Патриаршие пруды закрыты для посещения москвичами и гостями столицы, за исключением членов американской делегации, разумеется.
– Кстати, именно на этой скамье вели беседу Берлиоз и Бездомный, когда появился Воланд, – заметил Виноградов.
Несколькими минутами ранее, Адельсон, узнав, как называется место, где они гуляют, с похвалой отозвался о романе «Мастер и Маргарита», и выразил сожаление, что недавняя кончина автора лишила его возможности высказать своё суждение ему лично.
– Действительно? – Адельсон остановился. – Присядем?
– Почему нет? – улыбнулся Виноградов, и храбро опустился на скамью, нисколько не заботясь о чистоте своей одежды, поскольку был осведомлён о том, что все скамейки в парке тщательно протёрли как раз перед их появлением. Адельсон столь же храбро последовал его примеру, показав, что полностью доверяет русскому коллеге.
– О чём будем беседовать? – поинтересовался Виноградов. – Надеюсь, не об Иисусе Христе?