– Черт, где это мы?
– Этьен, милый! – бросилась я к нему. – Как ты?
Он непонимающе уставился на меня.
– Милый? Гм… Вообще я нормально. А что?
Глаза его были не карими, как обычно, а черными. Ничего пугающего в них я не заметила – подумаешь, всего на пару тонов темнее обычного цвета, подумаешь, радужки больше обычных… Возможно, все дело было в густой тени над нами, и только.
Мадам Тэйра с внимательным прищуром всмотрелась в Этьена:
– Ну, если не считать, что ты тонул в объятиях жуткой нечисти, а потом провалялся полдня в забытьи, то ничего.
– Ого! – взметнулись в изумлении брови Этьена. – А сейчас прекрасно себя чувствую, будто выспался хорошенько.
– Экий ты хитрый лис, Тити, – проворчала старуха, – на чужих-то руках спать, видать, сладко было?
– Гм… Ну, я же не специально, – он прокашлялся и тихим, каким-то нетипичным для себя голосом повторил вопрос: – Так где мы?
– В полулье от границы с Францией, – вставил Огюстен. – А там рукой подать до Бург-ан-Бресса.
– Представляешь, Франции?! Как же чудесно, что ты в порядке! Я так боялась за тебя! – я была не в силах скрывать свое счастье. – Только, пожалуйста, заклинаю, не лезь больше во всякие озера!
Этьен с удивлением воззрился на меня, потом на Огюстена и встал весьма резво. Оглядев себя со всех сторон с некоторым любопытством, будто забыл, как выглядит, он обнаружил, что на нем только штаны, и потребовал свою одежду, шляпу и шпагу. Зубастый Фернан протянул ему все требуемое и кинжал впридачу, и я с сожалением отвернулась, чтобы не смущать. Впрочем, не похоже было, чтобы Этьен хоть сколько-нибудь смущался.
– Ну все, я одет. – Я услышала стук каблуков по камням, словно он начал разминать ноги. – А вы через границу как пойдете? Прямо мимо заставы?
– Нет, – нетерпеливо обернулась я. – По тропе контрабандистов. Сейчас разведчик вернется и пойдем. Остался последний рывок, какие-то пару часов, и опасности позади! Ты веришь в это, Этьен?
Он посмотрел серьезно, словно подсчитывая что-то:
– Два часа. Ладно.
Этьен сморщил нос и провел рукой по усам, отчего неприятно напомнив мне отца. Но я тут же забыла об этом, ведь мое сердце билось теперь радостно от того, что он живой и зрячий. Пусть двести тысяч раз походит на отца, он все равно не тот противный лекарь. Он – самый красивый, самый смелый и безумный из всех на свете, он – мой любимый! Во мне все ликовало, будто меня наполнили радужными пузырьками. Как же трудно будет удерживать себя от поцелуев! Но я сдержусь! Ради него сдержусь.
Мадам Тэйра не разделяла восторга. При виде моего сияющего, как новый медяк, лица она закатила глаза, затем перевела подозрительный взгляд на Этьена:
– А что ты последним помнишь, Тити?
Тот пожал плечами:
– Озеро? Вода там была холодная. Но день-то жаркий выдался.
– Ну-ну, – ответила она, скептически склонив голову.
Тени скоро стали более насыщенными, пропитали собой все пространство. На отвесной скале погасли желтые лучи. Ночь подступала, а Базиль все не возвращался. Разбойники притаились, изредка переговариваясь. Огюстен о чем-то негромко беседовал с прабабкой. Та все время поглядывала в нашу сторону, но мне было все равно. Великие дела ожидали впереди, опасности в Савойе мы почти миновали, но главное происходило сейчас – рядом сидел Этьен! Он не дразнился и не насмехался надо мной, не был ни резким, ни взбалмошным. Мы просто ели вместе вяленое мясо и галеты, и я щебетала обо всяких глупостях. Как же хорошо это было!
Этьен смотрел на меня, будто умудренный годами взрослый на маленькую девочку, иногда усмехался и вставлял замечания вкрадчивым голосом. Он вел себя, пожалуй, слишком непривычно, но я не волновалась об этом. После всего что с ним случилось, можно было вообще отдать Богу душу или помешаться. Наверное, Этьен просто повзрослел от пережитого и понял, как искренне и трепетно я к нему отношусь.
А когда Этьен ласково взял мою руку в свои теплые ладони и сомкнул пальцы, я забыла, как дышать. У меня закружилась голова. Вот такое оно и есть – счастье!
Мне захотелось, чтобы Базиль совсем не приходил, иначе это маленькое чудо закончится. Впрочем, разбойник и, вправду, словно в воду канул. Выждав еще немного, помощники мадам подошли к ней обсудить, что делать дальше. До меня доносились их фразы – мол, в ущелье идти нельзя, а пробираться через речку к обходным тропам рискованно: можно или в ловушку угодить, или шею свернуть. Факела же зажигать было опасно – огни в ночи заметят издалека.
Было решено уйти с тропы, вернуться под сень деревьев и переждать до утра. Пробираясь буквально на ощупь по объятому чернотой лесу, я шепнула Этьену:
– А ты сейчас видишь свет от животных и растений?
Он вытаращился на меня так, словно я ляпнула несусветную ересь, но тут же улыбнулся и ответил:
– Я вижу тебя. Разве нужно что-то еще?
– Нет. – Я радостно вздохнула и коснулась пальцем его кисти, подумала: «Разве что поцелуй…»
* * *
Мы нашли укромное местечко, прикрытое оврагом с одной стороны, утесом с другой. Лошадей разместили за кустарником, и все, уставшие за день пути по горам, повалились на плащи и траву, кто как, оставив в дозоре Зубастого Фернана. Этьен тоже сказал, что полон сил и спать не хочет, а потому составит Фернану компанию.
Мадам Тэйра уложила меня подле себя и погрозила пальцем:
– Абели, чтобы никаких глупостей! И никаких шашней с Тити – пусть походит зрячим.
– Хорошо, – прошептала я и притворилась, что засыпаю.
Скоро старуха засопела, а потом и вовсе начала выдавать раскатистые рулады носом и ртом. Да не только она одна – со всех сторон доносилось сопение, фырканье, храп и клёкот. А я сколь ни устала, продолжала разглядывать едва различимую в темени фигуру Этьена и, восхищаясь им, строила планы о том, как мы прибудем в Париж, найдем графа-алхимика, а когда тот заберет камень и дар вместе с ним, поженимся. Ведь тогда ничто на свете нам с Этьеном не помешает. Мы станем обычными, совсем обычными, но такими счастливыми! Я вздохнула.
Вдруг Этьен наклонился к уху Зубастого Фернана и что-то сказал. Тот как-то вяло опустил плечи, кивнул и лег. Наверное, Этьен предложил разбойнику поспать. Благородно! Крадучись, Этьен приблизился и, приложив палец к губам, поманил меня к себе.
Мое сердце радостно бухнуло, и я со всей осторожностью, чтобы не разбудить прабабку, встала с импровизированного ложа. Казалось, я не иду, а лечу, минуя сухой хворост и камешки под ногами. От любви тело стало совсем невесомым, а походка – неслышной. Где-то вдали завыл волк, а мне было ничуть не страшно.
Этьен взял меня за руку и повел через кустарник, мы запутались в паутине, но быстро выбрались и, отряхнувшись, направились дальше. «Наверное, хочет, чтобы никто не подглядывал за нами. Даже ненароком», – подумала я. Мне тоже хотелось уединиться с ним и забыть о том, что нельзя, о людях, о делах и вообще обо всем на свете!
Наконец, мы вышли обратно к скалам. Этьен остановился и обнял меня за талию, прижал к себе. Я обвила руками его сильную шею и шепнула:
– О, Этьен!
– Любишь меня? – серьезно спросил он.
Я смутилась и, опустив ресницы, шепнула:
– Да.
Он без слов потянулся к моим губам, но я отпрянула:
– Разве ты не боишься снова ослепнуть?
Этьен замер:
– Ослепнуть?
– Как той ночью. Ты разве не помнишь этого? Ой, ты, наверное, потерял память из-за демона в озере? – обеспокоилась я.
Этьен ничего не ответил, но посмотрел странно. Где-то впереди треснула ветка, и покатились камни. Я прильнула к широкой груди парня. Базиль возвращается? Или там дикий зверь? Из-за камней забрезжил размытый свет факела. Точно не Базиль! Я в страхе обернулась на Этьена, но его ладонь тут же зажала мне рот, и я ощутила сквозь куртку острие кинжала у ребер.
– Ни звука, Абели Мадлен, иначе я тебя прирежу! – злобно прошипел Этьен. – Надоела ты мне, хуже старой клячи. Давай-ка, иди вперед.
Я замычала возмущенно. Клинок обжег мне кожу, и я вся сжалась, охнув от боли. Свет факелов вспыхнул ярко, ослепив на мгновение. Проморгавшись, я увидела перед собой королевских гвардейцев во главе с де Моле.
* * *
В сердце кольнуло, а душа заныла. Эту муку не сравнить было с жжением неглубокой раны там, где прилипла к рубашке кожа, рассеченная кинжалом. Как?! Как он мог? В груди стало пусто и холодно. Но секунду спустя меня охватила ярость. Убьют? И ладно, и хорошо. Ненавижу! Не прощу! Предатель! Я попыталась куснуть его за палец, однако сильнее надавив ладонью на мои губы, Этьен с усмешкой заметил:
– Ну-ну, дикарка, зачем же кусать любимого? – и поторопил де Моле тоном треклятого мсьё Годфруа. – Давайте скорее! Что вы тащитесь, как беременные ослицы?
Меня как громом ударило от осознания – да это же не Этьен вовсе! С настоящим что-то сделал его отец-чернокнижник… Вселился в тело? О, Боже! Разве это возможно? Я содрогнулась. А где же душа Этьена? Уж не демону ли, расплывшемуся черным пятном в озере, отдал ее лекарь?
На суровом лице де Моле скользнуло знакомое раздражение, а в глазах гвардейцев – опаска, смешанная с любопытством. Дюжина мужланов, выставив пики и шпаги, надвигались на меня, готовые при случае разорвать на куски.
– Не обманул, старый черт, – прорычал де Моле.
– С чего бы мне обманывать? – жестко ответил Этьен. – Скорее забирайте девку, пока не опомнилась.
«Ах, ты подлец! – вскипела я. – Но правда, чего это я застыла?!» Я ударила со всех сил каблуком по голени фальшивого Этьена. Тот взвыл и отпустил меня. Я отпрыгнула в сторону и заорала во все легкие:
– На помощь! Сюда! На помощь!
Огонь! Где мой красный огонь?! Я попыталась сосредоточиться, но у меня ничего не вышло. В долю секунды множество рук завертели меня, скрутили веревками так, что ни пошевелиться, ни вдохнуть толком не получалось – веревочная петля перетянула горло, во рту до самой глотки иссушил нёбо кляп из шерстяной тряпки. От удушья пот выступил на моем лбу, и в ушах застучало.
– Глаза ей завяжите, – распорядился лекарь, – чтоб колдовать несподручно было.
Кто-то набросил мне на глаза темную ткань и затянул на затылке, спутав узел с волосами. Хотелось потерять сознание, лишь бы не слышать грубой брани в мой адрес и самодовольных восклицаний охотников на ведьм. От того, что они предлагали сделать со мной, кровь стыла в жилах и пробивала крупная дрожь.
Словно добычу, меня закинули на коня. Кто-то взгромоздился в седло рядом. И началась бешеная скачка по ухабам и камням, от которой у меня сдавливало живот и до дурноты сотрясались внутренности. Согнутая пополам, я болталась вниз головой у пропахшего потом крупа жеребца и чьих-то смердящих сапог в стременах. Кровь пульсировала и билась в висках и затылке. Я задыхалась, моля Бога о чуде. Увы, из-за охватившего меня страха ни одну молитву не смогла дочитать до конца – слишком путались мысли. Вот и все: спасла род, Этьена, себя…
Наконец, топот копыт прекратился. И меня, как мешок с отходами, грубо сбросили на брусчатку. Из моей груди вырвался стон. Похоже, живой я им больше не нужна… Потащили куда-то.
«Помилуй меня, Господи, прости все грехи вольные и невольные… Скоро душа моя вернется в Царствие Твое, если ты не отправишь меня за содеянное в ад и чистилище. Но ведь знаешь ты, Отче, что никому я зла не желала, и если делала что-то не по Твоему закону, то больше по глупости и неразумению. Аминь. – Хотелось вдобавок взвыть во весь голос: – Прости меня, Господи! Помилуй!»
Там, куда принесли меня похитители, пахло не разнотравьем и хвоей, а помоями, сырой соломой и воском. Неподалеку трещал большой огонь: камин, очаг, костер? Впрочем, какая разница? Тело затекло и онемело. Я уже начала хрипеть от недостатка воздуха. Пятна поплыли перед глазами. Сквозь дурнотную муть в голове доносился лязг металлических доспехов, оружия и звон шпор. Тяжелые, шаркающие шаги раздались рядом.