– Я это тоже заметила. Но почему?
– Хотели отобрать у меня кое-какие вещи.
Я перевел дух. Я испытывал невероятное облегчение от того, что этим троим не удалось затащить меня в ту машину, и старался унять нервную дрожь.
– Началось все это с газетных статеек о моем зяте, Бобби Аллардеке.
Принцесса кивнула.
– Да, лорд Вонли мне рассказывал вчера, когда вы ушли.
– У меня на ноге кровь! – сказала вдруг Даниэль. – Как это я...
Она осмотрела свои лодыжки, потом вскинула голову.
– Кит, когда вы влетели сюда, точно акробат, у вас шла кровь? У вас и сейчас идет кровь?
– Наверно, да.
– Что значит "наверно, да"? Вы что, не чувствуете?
– Нет.
Я заглянул к себе под пиджак, справа и слева.
– Ну? – требовательно спросила Даниэль.
– Немножко.
Видимо, мордовороты не ожидали, что я прыгну, когда они уже воткнули ножи мне в бока. И уж, конечно, они опомнились слишком поздно, чтобы меня остановить. Они попытались полоснуть меня, но безуспешно. Раны были не опасными и не слишком болезненными. Однако кровь шла до сих пор.
Принцесса безропотно вздохнула.
– Томас, у нас есть аптечка?
Томас ответил:
– Да, мадам, – и достал из встроенного в стенку шкафчика черную коробку. Он передал аптечку назад, я ее взял, открыл и нашел несколько бактерицидных пластырей подходящего размера и уйму всяких мазей и бинтов. Я взял один из пластырей и обнаружил, что на меня смотрят две пары женских глаз.
– Извините... – неловко сказал я.
– Стесняетесь? – спросила Даниэль.
– Угу...
Я стеснялся всей этой ситуации. Принцесса отвернулась к окну и принялась созерцать проносящиеся мимо поля, а я ощупывал свое тело под рубашкой, пытаясь сообразить, куда тут лепить пластырь. Порезы оказались слишком далеко, чтобы разглядеть их самому.
– Господи, ну что вы мучаетесь! – сказала Даниэль, все еще смотревшая на меня. – Давайте я.
Она пересела с заднего сиденья на откидное сиденье рядом со мной, отобрала у меня пластырь и приказала задрать пиджак и рубашку, чтобы она могла оглядеть поле деятельности. Когда я послушался, она подняла голову и посмотрела мне в глаза.
– Я просто не верю, что вы ничего не чувствуете!
Я улыбнулся. Что бы я ни чувствовал, это было булавочным уколом по сравнению с тем, что меня ожидало.
– Давайте заклеивайте! – сказал я.
– Ладно.
Она налепила пластырь, и мы поменялись местами, чтобы она могла заклеить другой порез.
– Ужас какой! – сказала она, вытерев руки и вернувшись на заднее сиденье, пока я неуклюже заправлял рубашку в брюки. – Та, первая, рана очень длинная и ужасно глубокая. Видимо, придется швы накладывать.
Принцесса оторвалась от окна и оценивающе взглянула на меня.
– Ничего, – сказал я, – участвовать завтра в скачках я все равно смогу.
Она чуть заметно улыбнулась.
– Боюсь, вы сказали бы это, даже если бы у вас были сломаны обе ноги.
– Возможно, что и так.
– Мадам, – вмешался Томас, – мы подъезжаем к шоссе, а серый "Форд" по-прежнему висит у нас на хвосте.
Принцесса развела руками.
– Пожалуй, нам лучше ехать дальше, – сказала она. – А вы как думаете?
– Вперед! – решительно сказала Даниэль, и мы с Томасом кивнули.
– Ну и хорошо. Вперед, в Лондон. А теперь, Кит, расскажите нам, в чем дело.
Я рассказал им, как мы с Бобби застали репортеров, когда те снимали свой "жучок", и отобрали у них пиджаки перед тем, как они сбежали. Принцесса прищурилась.
Я рассказал, как предложил "Знамени" вернуть вещи, если газета напечатает опровержение и заплатит компенсацию. И как нашел свою машину взломанной, и как рядом неожиданно появились эти мордовороты.
– Им были нужны те пиджаки, – сказал я. – Я предвидел, что меня попытаются ограбить, но насилия я не ожидал.
Хотя ничего удивительного в этом не было – после того, как Бобби так жестоко избил Оуэна Уаттса. Я помолчал.
– Прямо не знаю, как вас благодарить.
– Благодарите Томаса, – ответила принцесса. – Это Томас сказал, что у вас проблемы. Я бы ничего и не заметила.
– Спасибо, Томас, – сказал я.
– Да это же за милю было видно, – сказал он.
– Но как быстро вы рванули с места!
– Я ходил на лекцию о том, что делать, если твоего работодателя пытаются похитить.
– Томас! – сказала принцесса. – В самом деле?
– Я не хочу вас потерять, мадам, – серьезно ответил он.
Принцесса была так растрогана, что на этот раз даже не нашла подходящего вежливого ответа. Томас, который возил ее много лет подряд, был большой и спокойный лондонец средних лет, с которым я частенько разговаривал на автостоянке. Он обычно сидел в своем "роллс-ройсе" и читал книжки. Однажды, давным-давно, я его спросил, не надоедает ли ему каждый день ездить на скачки, если он не интересуется лошадьми и не играет на тотализаторе. Томас сказал, что нет. Сказал, что ему нравятся дальние поездки, нравится одиночество, и прежде всего – ему нравится принцесса. Мы с ним были противоположностями во многих отношениях, но, смею полагать, при необходимости согласились бы умереть за эту прекрасную даму.
И все же я подумал, что она недооценивает опасность, которая нам угрожает. Я посмотрел в заднее окно – серая машина упрямо преследовала нас – и начал прикидывать, как бы нам исчезнуть. Я уже подумывал, что, возможно, мне стоит попросить Томаса свернуть с шоссе и нырнуть в густой подлесок, как вдруг наши преследователи круто свернули с внутренней полосы, под дикий хор гудков пересекли внешнюю, медленную полосу и исчезли на боковой дороге. Томас удовлетворенно заворчал.
– К автозаправке свернули! – сообщил он.
– То есть они отстали? – уточнила Даниэль, оборачиваясь, чтобы посмотреть назад.
– Отцепились!
Я подумал, что свернули они, видимо, затем, чтобы позвонить по телефону и доложить о провале операции.
– Хорошо! – сказала принцесса, словно здесь больше и говорить было не о чем, и с облегчением завела речь о лошадях, о сегодняшнем триумфе короче, о более приятных волнениях, намеренно и умело уводя нас от чуждого ужаса жестокой стали к привычной и знакомой опасности свернуть шею.
К тому времени, как мы были в центре Лондона, принцессе удалось восстановить ощущение, что все в порядке. Как будто я всегда езжу в ее машине, как будто того внезапного нападения вовсе не было. Я думал, что она бы не забыла о приличиях даже на эшафоте, и был благодарен ей за это, что она успокоила нас.
Когда до дома оставалась всего миля и сумерки уже сменялись ночью, принцесса спросила Томаса, не согласится ли он отвезти ее племянницу в Чизик, как обычно, а потом забрать ее после работы. – Конечно, мадам.
– А может, я ее подвезу? – предложил я. – Чтобы не задерживать Томаса.
– В два часа ночи? – спросила Даниэль.
– А что?
– Ну о'кей.
Принцесса по этому поводу ничего не сказала и никаких чувств не выказала.
– Тогда, Томас, вы, видимо, можете быть свободны. – Потом обратилась ко мне:
– Если вам надо в полицию, Томас вас отвезет.
Я покачал головой.
– В полицию я не пойду.
– Но эти ужасные люди... – возразила она.
– Если я пойду в полицию, о вас напишут в газетах.
– О-о! – протянула она. Ее вовсе не прельщало оказаться героиней статьи о том, как она спасла своего жокея от банды головорезов с ножами.
– Поступайте, как сочтете нужным, – проговорила она.
– Хорошо.
Томас остановил машину возле ее дома на Итон-сквер и открыл дверцу машины. Оказавшись на тротуаре, я поблагодарил принцессу за приятную поездку.
Все-таки учтивость побеждает все. Чуть заметно улыбнувшись, она сказала, что мы, несомненно, увидимся в Аскоте, и, как обычно, протянула мне руку и приняла мой легкий поклон.
– Просто глазам своим не верю! – сказала Даниэль.
– Когда умеешь себя правильно вести, – мягко сказала ей принцесса, – можно справиться с любой опасностью.
Я купил себе рубашку и анорак, устроился в гостиницу на ночь, задержался в холле, чтобы взять напрокат машину в расположенном там агентстве.
– Мне нужна хорошая машина, – сказал я. – "Мерседес", если можно.
Мне обещали, что поищут. В номере я снял с себя распоротые и испачканные кровью рубашку и пиджак, переоделся в новое и снова принялся звонить по телефону.
В "Золотом льве", телефон которого я. нашел в справочнике, мне сказали, что да-да, конечно, никаких проблем, комната останется за мной, у них есть номер моей кредитной карточки, очень жаль, что я задержался, разумеется, мои вещи будут в полной сохранности.
В техобслуживании сказали, чтобы я не беспокоился, они заберут мою машину с ипподрома в течение часа. Если я позвоню утром, они мне скажут, куда ее отвезли.
Мой автоответчик был забит сообщениями с просьбами перезвонить от полиции, моей соседей, директора моего банка, Розы Квинс, трех тренеров и Сэма Леггата.
Соседка, пожилая вдова, была необычайно взволнована, поэтому я перезвонил ей первой.
– Кит, дорогой, надеюсь, я правильно поступила, – сказала она. – Я увидела в вашем доме незнакомого человека и сообщила в полицию.
– Правильно, – согласился я.
– Время было обеденное, я знала, что вы в Тоустере. Я всегда слежу за вашими скачками. Четыре победы! Только что передавали по радио. Вы молодец.
– Спасибо. Так что было в доме?
– Да на самом деле ничего. Когда приехала полиция, я вышла и открыла им дверь своим ключом. Они приехали всего минут через пять, но в доме уже никого не было. Я чувствовала себя ужасно глупо, но потом один из полицейских нашел разбитое окно, и когда они осмотрелись внимательнее, то сказали, что здесь кто-то был и что-то искал. Насколько я поняла, ничего не пропало.
Ваши награды не тронули. Но окно в уборной было разбито.
Я вздохнул.
– Спасибо вам большое. Вы молодец.
– Я попросила Педро из соседнего дома вставить стекло. Мне не хотелось оставлять окно разбитым. Так ведь кто угодно может влезть.
– Вернусь – приглашу вас в паб. Она хихикнула.
– Спасибо, дорогой мой. Это будет чудесно!
В полиции мне ничего нового не сообщили. Сказали, что я должен вернуться и проверить, не пропало ли чего.
Потом я позвонил банкиру. Он что-то жевал.
– Извините, – сказал он. – Я обедаю. Днем, во время ленча, в банк приходил человек, который хотел положить на ваш счет три тысячи.
– Что за человек?
– Я его, к сожалению, не видел. Меня не было. Чек был не личный, а банковский.
– Ч-черт! – сказал я с чувством. – Не беспокойтесь, на вашем счету его не будет. Я приостановил принятие вкладов, как мы и договаривались. Чек лежит в сейфе у меня в кабинете. Что с ним делать?
– Порвите его при свидетелях, – сказал я.
– Ну что вы, так же нельзя! – запротестовал он. – Ведь кто-то же заплатил за него три тысячи фунтов!
– Где его выдали?
– В одном из банков в Сити.
– Вы не могли бы узнать у них, кто его приобрел?
– Ладно, завтра попробую. И, будьте так добры, выдайте мне ваше распоряжение в письменном виде как можно быстрее.
– Хорошо, – сказал я.
– Да, а вы молодец! Я слышал о ваших победах по радио.
Я поблагодарил его и повесил трубку. Потом подумал, вышел из гостиницы, дошел до ближайшего метро и позвонил Сэму Леггату в "Знамя" из автомата.
На этот раз ждать мне не пришлось. Я сразу услышал в трубке его голос, резкий и решительный.
– Наши юристы говорят, что ваши вчерашние действия пахнут шантажом.
– То, чем занимались ваши репортеры в доме моего зятя, пахнет тюремным заключением.
– Наши юристы говорят, что если у вашего зятя есть претензии, которые он считает нужным разрешать по суду, пусть его юристы свяжутся с нашими юристами.
– Ага, – сказал я. – И сколько же времени это займет?
– Наши юристы считают, что никакой компенсации выплачивать не следует. Вся информация, содержавшаяся в заметках, в основе своей была правдивой.
– Опровержение печатается?
– Еще нет. Наша газета печатается позднее.
– Но вы намерены его напечатать?
Он умолк. Пауза слишком затянулась.
– Сегодня кто-то обыскал мой коттедж, кто-то другой взломал мою машину, двое людей напали на меня с ножами, и еще кто-то пытался всучить мне три тысячи фунтов, положив их на мой банковский счет. Вы об этом знали?
Снова молчание.
– Я расскажу об этом подслушивании всем, кого знаю, – сказал я. Вот прямо сейчас и начну.
– Где вы? – спросил он.
– На том конце провода.
– Подождите! – сказал он. – Вы мне не перезвоните?
– Когда?
– Минут через пятнадцать.
– Ладно.
Я повесил трубку и постоял, барабаня пальцами по стенке кабины и размышляя, есть ли в "Знамени" специальная аппаратура, позволяющая определить, откуда я звонил, или у меня опять фантазия разыгралась.
"Нет, – подумал я, – я не могу себе позволить еще одной драки". Я вышел из метро, минут десять побродил по улицам, потом зашел в паб и позвонил в "Знамя" оттуда. Моего звонка опять ждали: коммутатор соединил нас немедленно.
Когда Сэм Леггат сказал: "Да?", я услышал на заднем плане громкие голоса.
– Это Филдинг, – сказал я.
– Рановато вы.
Голоса на заднем плане внезапно умолкли.
– Ваше решение? – спросил я.
– Мы хотим с вами поговорить.
– Говорите.
– Нет. Здесь, у меня в кабинете.
Я ответил не сразу, и он резко окликнул меня:
– Эй, вы слушаете?
– Слушаю, – сказал я. – Когда печатается ваша газета?
– Первый выпуск – в шесть тридцать, чтобы поспеть к поездам, идущим на запад. Можем придержать до семи. Но это предел.
Я посмотрел на часы. Четырнадцать минут седьмого. С моей точки зрения, что-то обсуждать было уже поздно.
– Послушайте, – сказал я, – ну почему бы вам не напечатать это опровержение и не развезти его? Не такое уж большое дело. Обойдется вам в стоимость бензина до Ньюмаркета и обратно. Я приду к вам в кабинет, когда узнаю, что опровержение печатается.
– А вы поверите мне на слово?
– А вы мне?
Он неохотно ответил:
– Да, я полагаю, вы вернете то, что обещали.
– Верну. Я буду действовать честно. Но и вы должны отплатить мне тем же. Вы причинили серьезный ущерб Бобби Аллардеку и должны хотя бы попытаться исправить то, что натворили.
– Наши юристы говорят, что напечатать опровержение – значит проявить слабость. Они говорят, что мы не можем себе этого позволить.
– Ну нет так нет, – сказал я. – До свидания.
– Нет, Филдинг! Подождите!
– Дураки ваши юристы! – сказал я и повесил трубку.
Я вышел на улицу и растерянно провел рукой по волосам. Все было плохо.
Я проиграл. "Четыре победы! – подумал я. – Это так редко случается!" Мне бы сейчас следовало купаться в шампанском, а не колотиться башкой о кирпичную стенку, которая к тому же еще и дает сдачи. Порезы на ребрах болели. Не обращать на них внимания было уже невозможно.
Я уныло поплелся к очередному автомату и позвонил знакомому хирургу, который работал допоздна.
– А, привет! – жизнерадостно сказал он. – Что это с тобой стряслось так поздно? Надо тайком вправить кости?
– Нет, зашить, – ответил я.
– А-а. А когда тебе на скачки?
– Завтра.
– Ну, забредай!
– Спасибо.
Я взял такси и поехал накладывать швы.
– Это была не подкова, – заметил он, вводя обезболивающее в правый бок. – Это нож.
– Ага.
– Ты в курсе, что там кость торчит?
– Мне не видно.
– Смотри не разорви все это завтра.
– Ну, зашей покрепче.
Он некоторое время трудился, потом похлопал меня по плечу.
– Я поставил швы с растворяющимися нитками, зажимы и еще пластырь, но выдержит ли все это еще четыре победы, понятия не имею.
Я обернулся. Про четыре победы я ничего не говорил.
– В новостях слышал, – пояснил он. Со вторым швом он управился быстрее. Закончив шить, он мимоходом заметил: