Этой газете он посвятил добрую часть часа, перелопачивая материалы по самым разным темам: от попытки покушения на губернатора Алабамы Джорджа Уоллеса до вьетнамской войны, от непростого положения в британской промышленности до бума рождаемости в Японии, от того, как в Иране женщина родила восемь пар близнецов, до того, как другая женщина провалилась в Египте в шахту гробницы. Наоми Адлер и Ашер Блюм расхаживали по залу, расставляя книги по полкам, затем вышли перекусить, вернулись, а Бен-Рой, не обращая внимания ни на них, ни на время и ни на что другое, кроме текста перед глазами, продолжал заниматься своим делом. Он слышал, что в Иерусалиме самый большой в мире процент глазных заболеваний на душу населения, потому что многочисленные обучающиеся в религиозных заведениях от рассвета до заката только и делают, что корпят над мелким шрифтом священных писаний. Бен-Рой начал подозревать, что и он внесет свой вклад в увеличение этой статистики. Но никак не мог понять, почему Ривка Клейнберг заинтересовалась именно этим номером газеты.
Дойдя до конца, он прекратил попытки и признал поражение: что бы там Ривка ни искала в этой газете, ему это найти не удалось. Еще раз переменив стул, он принялся за последнюю газету из списка убитой – «Таймс» от 16 сентября 1931 года.
К его огорчению, материалов в ней было напихано еще больше и шрифт был еще мельче, чем в номере 1972 года. На первых трех страницах статьи вообще отсутствовали – все место занимали едва различимые – до слез из глаз – списки родившихся, вступивших в брак, почивших в бозе, а также объявления. Бен-Рой решил не просеивать все через мелкое сито, как поступал с предыдущими газетами, а быстро пробежаться от страницы к странице в надежде, что что-нибудь бросится в глаза.
И бросилось. На двенадцатой странице. Британские и зарубежные новости. Втиснутая между сообщениями о наводнении в Китае и урагане в Белизе короткая информация в три строки. Такая незаметная, что Бен-Рой, скользнув по ней глазами, едва не пропустил и не пошел дальше. Но в голове что-то щелкнуло, и он вернулся. ...
Пропал англичанин
(От нашего собственного корреспондента)
Каир, 15 сентября
Сообщается, что из Луксора пропал мистер Самюэл Пинскер, горный инженер из Сэлфорда, Манчестер. Поиски продолжаются.
Бен-Рой устал, у него разболелась голова, и он не сразу вспомнил, где прежде встречал это имя. И вдруг оно всплыло. Он встал и вернулся к предыдущему аппарату с «Таймс» от 17 мая 1972 года. На экране все еще была последняя страница газеты. Он перемотал микрофильм до второй и стал крутить вперед. Просмотрел с третьей по седьмую, снова вернулся к началу и наконец настиг свою добычу в правом нижнем углу пятой полосы. История о том, как в Египте женщина провалилась в шахту. Бен-Рой сгорбился и, глядя в экран, принялся читать. ...
Счастливое спасение
Луксор, Египет, 16 мая. Успешно завершилось спасение британки, провалившейся во время своего медового месяца в шахту одиночной гробницы. Несчастный случай произошел, когда Александра Боуэрс гуляла со своим мужем в окрестностях Долины царей. Несмотря на то что миссис Боуэрс упала с высоты двадцати футов, она отделалась переломом запястья и синяками. На дне шахты пострадавшая обнаружила прекрасно сохранившееся в условиях сухого пустынного климата тело мужчины. Хотя официальное опознание еще предстоит провести, полагают, что это Самюэл Пинскер, британский инженер, пропавший более сорока лет назад. Считалось, что он погиб, упав в шахту, во время исследования массива Тебан. К этому времени мистер и миссис Боуэрс уже возвратились в Великобританию.
Бен-Рой перечитал заметку три раза, вернулся к предыдущей и, откинувшись на спинку стула и потирая глаза, задумался. В Египте пропадает горный инженер, американская транснациональная корпорация начинает разработку золотоносного прииска в Румынии, ее офис в Израиле подвергается нападению. Ривка Клейнберг заинтересовалась этими событиями и сама задушена. Между этими происшествиями натянуты какие-то ниточки. Они соединяются и пересекаются, точно паутина. Все каким-то образом связано и составляет определенную модель. Выяви связи, пойми модели, и ты раскроешь преступление. Вот так просто. Словно собрать картинку пазла. С той лишь разницей, что в этой головоломке тысяча разных деталей и ни одной подсказки, как выглядит окончательный узор. По выражению Леи Шалев, клубок дерьма. Клубок из клубков – дерьмовей не бывает. Чем больше он об этом думал, тем больше запутывался и тем сильнее болела голова. Бен-Рой что-то промычал, потянулся и, поведя взглядом по противоположной стене, наткнулся на часы, которые показывали двадцать минут второго.
В следующее мгновение Ашер Блюм и Наоми Адлер подняли головы, удивленные раздавшимся в библиотечной тиши воплем:
– Черт побери!
Добежав до университетской автостоянки, Бен-Рой так спешил вскочить в свою «тойоту» и поскорее добраться до дома Сары, что не заметил в двухстах метрах от себя стадион с беговой дорожкой, даже не удосужился повернуть голову в ту сторону. А если бы посмотрел, различил бы одинокую фигуру бегавшего по периметру площадки человека. А если бы еще дождался, когда бегун приблизится к нему, то узнал бы в нем коллегу-детектива Дова Зиски.
Зиски часто приходил сюда после субботнего посещения синагоги. Есть раввины, которые утверждают, что по субботам не следует бегать. Суббота – день отдыха, и занятие спортом противоречит закону. Но у Зиски были свои взгляды на веру. Как и на многие другие вещи. Он был исполнительным, но без раболепия человеком. К тому же еврейское священное писание Танах учит радоваться удовольствиям субботы. А держать себя в форме доставляло Зиски удовольствие. Отсюда вывод: бегать можно. Ха-Шем, полагал он, печется о гораздо более серьезных вещах, а не о таких пустяках.
Зиски увеличил скорость, стометровку пробежал быстрее и снова замедлил темп. Разминая руки, ударил кулаками в воздух. Он понимал, как выглядит со стороны. И что о нем думают люди. Что он слаб. Хил. Безволен. Внешность может быть обманчивой. Он не заморачивался на эту тему. Всегда старался избежать конфронтации, отступить в сторону, но если возникала необходимость, вполне мог за себя постоять. Кое-кому пришлось узнать об этом на собственном опыте. Например, Гершману из полицейской академии. Обычно Зиски пожимал плечами, если его подковыривали по поводу его голубизны, – он к этому давно привык. Но иногда люди заходили слишком далеко и получали свое. Вот Гершман – как же он любил покрасоваться в роли фотомодели в свободное время. Больше не сумеет. У него на всю жизнь свернут на сторону нос.
Зиски снова прибавил темп, затем упал на траву рядом с беговой дорожкой и стал энергично качать пресс, наслаждаясь ощущением растяжки мышц рук и груди. Когда он отрывался от земли и вновь прижимался к ней, его Маген Давид – серебряная шестиконечная звезда – выскочил из выреза майки, и ему пришлось прервать упражнение, чтобы заправить его внутрь. Маген Давид достался ему от матери, и он боялся его повредить. Спрятав звезду за пазуху, Зиски еще несколько раз отжался, перевернулся на спину, сделал из положения лежа десяток наклонов вперед, вскочил и продолжил бег.
Мама умерла два года назад, хотя ему казалось, только вчера. Рак лимфатических узлов, легких, желудка. Практически всего. За неделю до конца, истощенная, лишившаяся после химиотерапии своих красивых золотистых волос, она настояла на том, чтобы уехать из больницы и присутствовать на церемонии вручения сыну диплома полицейской академии. Ее брат был полицейским и погиб на службе. А теперь сын получал значок. Мать плакала от гордости. И Зиски тоже плакал. Не у нее на глазах – позже, когда вернулся в здание академии. Там его нашел Гершман и стал приставать со своими гейскими шуточками. Он был ростом под два метра и весил девяносто килограммов, но Зиски влепил ему от души. Безмозглое дерьмо!
Дов побежал быстрее, держа почти спринтерскую скорость. Кроссовки выбивали по покрытию дорожки ритмичную дробь, подвеска материнского щита Давида, раскачиваясь под майкой, холодила вспотевшую грудь.
Он много думал о матери. Понимал: шаблонный образ – голубой, обожающий мамочку. Но он ее искренне любил. Мать была хорошей женщиной. Сильной. Сохранила семью в целости в тяжелые времена. Перед смертью он держал ее за руку и гладил по облысевшей голове, а она заставила его дать обещание, что он будет хорошим сыном отцу, хорошим братом и хорошим полицейским. Будет стараться всегда поступать правильно, а грешников предавать правосудию.
Поэтому, приняв душ и перекусив, он собирался отправиться в квартиру Ривки Клейнберг и немного там порыться. Потому что хотел поступать правильно и ловить неправедных, чтобы предавать правосудию. Истинно верующему нельзя работать в субботу, точно так же как нельзя заниматься бегом, качать пресс и тренироваться в приемах крав-маги. Но Зиски никогда слепо не следовал правилам. У него был собственный взгляд на вещи.
Это он унаследовал от матери.
У Бен-Роя все еще были ключи от квартиры Сары – их разрыв был не настолько бесповоротным, чтобы она в ожесточении потребовала их вернуть. Сара не открыла на его стук и не ответила по телефону, который переключился на автоответчик. И тогда он сам отпер замок.
В отличие от Гали, которая вспыхивала моментально, Сара не так быстро приходила в бешенство. Если злилась, она говорила все, что думала, но в целом была спокойным, выдержанным человеком. Удивительно, если учесть, как часто за эти годы он вел себя по отношению к ней просто по-свински. Эта уравновешенность и привлекала Бен-Роя к жене. Впрочем, не только это.
Но сегодня Сара разозлилась. И очень сильно. До такой степени, что ее не оказалось дома, когда Бен-Рой туда пришел. В пустой квартире он нашел сваленные в кучу на полу в прихожей всякие ремонтные принадлежности – банки с краской, кисти, ящик с инструментами, полки в упаковке и на самом верху убийственная в своей краткости записка: «Ушла к Деборе. Занимайся всем сам».
Что он и делал весь остаток дня, испытывая радость от того, что скоро у него родится первенец, правда, омраченную сознанием, что мать этого первенца считает его отца окончательным кретином.
Хьюстон, Техас
Уильям Баррен посмотрел на противоположный конец стола для заседаний – красноватая кленовая полированная поверхность длиной со взлетную полосу убегала вдаль – и пожалел, что перед тем, как идти на собрание, позволил себе слишком щедрую порцию кокса.
Сначала эта порция была скромной: тоненьким жгутиком длиной в дюйм чистейшего боливийского кокса, аккуратно выложенным ребром его кредитки «Центурион». Так, самая малость, чтобы взбодриться после тяжелой ночи (ну почему они вечно назначают совещания на субботу?).
Но этот жгутик показался на его рабочем столе таким худосочным червячком – иллюзорным и неспособным дать ему заряд на час предстоящей корпоративной скуки, что он вместо того, чтобы вдохнуть кокаин в нос, развернул обертку и подсыпал еще кристаллического порошка. Тщательно растолок углом кредитки и добавил к тому, что уже было приготовлено. Однако и этого показалось мало. Кончилось тем, что он опустошил всю обертку и собрал бугорок размером с мизинец – почти треть грамма. Одним тренированным движением втянул в нос через специально свернутую для этого серебристую трубочку. Облизал обертку, провел по столу рукой, чтобы уничтожить улики, и, весьма довольный собой, отправился в зал заседаний.