– Команде пришлось придумать для старины Мэтта под усилением специальный технический термин, – широко улыбнулся Дэш. – Он превращается в редкостного мудака.
Ван Хаттен рассмеялся, явно чувствуя себя непринужденно.
– Ладно, ладно, – отозвался Гриффин. – Признаю. Я превращаюсь в мудака.
– Но феноменально продуктивного, – гордо добавил он; слово «феноменальный» давно стало их местной шуточкой.
– Это единственный род мудаков, который мы приемлем, – заметил Дэш.
Кире не хотелось портить настрой, но им предстояло еще много работы.
– Полковник, не разъясните ли Антону логистику операции? – предложила она.
– Полковник? – переспросил ван Хаттен.
– В прошлой жизни, – кивнул Коннелли.
– И почему я не удивлен?
– Буду считать ваши слова комплиментом, – сказал Джим, забирая у Киры пульт.
– Учитывая нашу историю и некоторые неприятности, произошедшие в начале года – о них мы расскажем вам попозже, – начал он, – сейчас наш уровень секретности и безопасности выше, чем когда-либо раньше. Здание, в котором мы находимся, можно назвать нашей штаб-квартирой. Мы вчетвером стоим во главе всего. Дело не в том, что мы – не считая Киры, конечно, – умнее или способнее прочих рекрутов; просто мы являемся основателями проекта. Учредителями.
В течение многих месяцев Кира сопротивлялась постоянному потоку восхвалений со стороны остальных членов основной группы, считая эти похвалы сильно преувеличенными, но потом смирилась. Дэш убедил ее в том, что автор инструмента, позволяющего совершать одно открытие за другим и меняющего ход истории человечества в той же степени, что огонь или колесо, заслуживает возведения на пьедестал.
– Разумеется, научно-исследовательский центр и это здание – всего лишь прикрытие, – продолжал Коннелли. – Это не рабочее помещение, а по большей части наш дом. Здесь есть спальни, кухни и все прочее. Возможно, правильнее будет назвать его жилым комплексом.
– Мы не зонируем его, но опять же, – пожал плечами Коннелли, – это меньшая из наших забот.
Он нажал кнопку на пульте, и на мониторе появилось изображение длинного коридора шириною с двухполосное шоссе, с бетонным полом и выкрашенными белым стенами.
– В южном конце здания есть коридор – бетонный туннель. Около восьмидесяти ярдов длины и на двадцать футов ниже уровня земли. Он ведет в складское здание площадью сто двадцать тысяч квадратных футов.
На экране появилось новое изображение. Вид с воздуха демонстрировал угрюмое, на вид заброшенное, здание без окон. Коннелли пояснил, что здание запечатано и единственный вход – коридор, связывающий склад со штаб-квартирой. Группа сначала приобрела склад, а потом выстроила штаб-квартиру и туннель. Для всех видов работ использовались разные подрядчики, а связанные с работами документы тщательно маскировали, уничтожали или перепутывали.
Потом Коннелли показал шеренгу стоящих в туннеле мототележек для гольфа, на которых люди перемещались из одного здания в другое.
За ними последовали изображения внутренних помещений склада. На каждой фотографии были все новые и новые виды лабораторий, оснащенных первоклассным оборудованием. В первую очередь продемонстрировали биотехнологическую, в которой Кира занималась производством капсул и работами над терапией долгожительства. Потом на экране замелькали другие лаборатории: физика высоких энергий, химия, электроника, оптика и так далее. Все они выглядели безупречно, а их создатели явно не скупились при закупках.
– Надеюсь, мы успеем провести вас по ним до вашего отъезда, – сказала Кира. – Показывать фотографии несколько… убого, но у нас еще много дел. Кроме того, состояние усиления серьезно выматывает организм, поэтому вам лучше подольше отдохнуть и съесть пару лишних пончиков.
– Очень мило с вашей стороны, – отозвался ван Хаттен, который обнаружил оставшийся несъеденным последний, десятый пончик и жадно схватил его. – Впечатляющий комплекс, – добавил он.
Только основная группа знала о существовании второго, практически идентичного здания в Кентукки. Оно точно так же соединялось туннелем со складом, заполненным лабораториями, и имело такую же защищенную комнату для использования терапии Киры.
Группа набирала людей по всей стране и всему миру, хотя в основном, из-за логистических соображений, фокусировалась на Соединенных Штатах. Всех новых членов оформляли как консультантов, что давало им основания часто посещать соответствующие объекты, хотя они старались держаться как можно незаметнее.
Оба комплекса размещались в тридцати минутах езды от крупного аэропорта, а их расположение было выбрано таким образом, чтобы на перелет сюда из любого соседнего штата требовалось не более двух-трех часов. Группа взяла карту Соединенных Штатов, поделила ее на две половины, западную и восточную, а потом постаралась отыскать примерно посредине каждой половины международные аэропорты, связанные прямыми рейсами со всеми прилегающими штатами. Международный аэропорт Денвера стал победителем в западной части, а Международный аэропорт Цинциннати/Кентукки выиграл состязание в восточной. Основная группа делила свое время между двумя комплексами примерно поровну, но считала основной штаб-квартирой денверскую.
– Спасибо, – сказал Дэш. – Мы вложили в него много сил. Не говоря уже о куче денег. Очень удачно, что Мэтт в усиленном состоянии способен по своему желанию творить деньги.
– Правда? – заинтересовался ван Хаттен, поднимая бровь.
Хакер пожал плечами.
– Поменяйте несколько пикселей и байтов в компьютерных системах мира, и ваш банковский счет никогда не иссякнет. Есть разного рода проверки и меры безопасности, которые препятствуют такой деятельности, но если изымать относительно скромные суммы у крупнейших банков и бизнесов мира и при этом обходить проверки, то все получится. Вдобавок я вычищаю любой след того, что эти пиксели и байты вообще когда-либо существовали. Так что деньги не пропадают.
– Ловко, – сказал ван Хаттен.
– Мы стараемся не злоупотреблять, но тратим… эээ, – заметила Кира и лукаво покосилась на Гриффина, – феноменальное количество денег. У нас много контрактов с производителями и других работ. Все это стоит дорого, особенно если учесть, что мы не относимся к терпеливым заказчикам. А заниматься этим, поддерживая максимальный уровень безопасности и стараясь заметать следы, стоит еще дороже.
– С другой стороны, – вступил Дэш, – приятно, что если вам что-то нужно или вы считаете какой-то предмет полезным, хотя бы чуть-чуть, вам достаточно просто попросить.
Он достал мобильный телефон.
– Мы с Джимом, к примеру, хотели телефоны, которые переживут войну, но при этом будут выглядеть как самые обычные. Этот телефон стоит десять тысяч долларов, зато прочнее не бывает: военного класса, полностью водонепроницаемый. Им можно забить в бетон стальной костыль, а потом спокойно проверять эсэмэски… – Он сделал паузу. – Так что не стесняйтесь. Если вам что-то нужно, мы это добудем.
Ван Хаттен медленно кивнул.
– Буду иметь в виду, – задумчиво произнес он.
– Но вернемся к инструктажу, – сказал Коннелли. – Новые члены организованы в группы по шесть человек.
Распределение людей по группам велось в зависимости от их близости к одному из двух комплексов, но поскольку каждый знал только о существовании одного, этот принцип оставался им неизвестен.
– Эти группы можно воспринимать как ячейки. Но поскольку этот термин чаще всего используется в мире применительно к террористам, мы решили от него отказаться. Мы называем группы гексадами.
– Понимаю, – произнес ван Хаттен. – Как триады. Только для шести человек.
– Именно, – сказала Кира. – В назначенные дни члены соответствующей гексады собираются здесь и по очереди проходят усиление. Мы ведем строгий учет капсул, и я сама распределяю их. Есть график встреч, спланированных таким образом, чтобы разные гексады никогда не встречались.
– Мы немного параноики, – добавил Гриффин.
– Да, совсем немного, – улыбнулся ван Хаттен. – Значит, сколько бы рекрутов у вас ни было – уверен, вы не откроете их число, – они знают только вас четверых и пятерых остальных членов своей гексады?
– Совершенно верно, – ответил Джим Коннелли. – Мы просим рекрутов не пользоваться настоящими именами и не пытаться идентифицировать друг друга.
– Кроме того, мы стараемся подбирать одиноких людей вроде вас, у которых немного родственников, – сказал Дэш. – На всякий случай. Если человек состоит в браке, мы предпочитаем пары без детей. Или с взрослыми детьми, которые уже живут своей жизнью. В основном мы придерживаемся этих правил, хотя и сделали пару исключений. Если гексада оказывается под угрозой, такая политика облегчает ей возможность скрыться. Случись такое, человеку с женой и детьми будет нелегко. Они включаются в наш эквивалент программы защиты свидетелей. А для остальных в худшем случае достаточно симулировать смерть и исчезнуть.
– Симулировать смерть, на мой взгляд, не самое простое дело, – заметил ван Хаттен.
Дэш улыбнулся.
– Ну, у нас это здорово получается, – ответил он. – Наша лучшая уловка.
Все замолчали. Группа давала ван Хаттену время переварить все сказанное. Джим Коннелли воспользовался возможностью и, вежливо извинившись, вновь вышел.
Кира подумала, что немолодой физик держится на удивление хорошо. Несколько раз они провожали его в ванную комнату, несколько раз отлучались сами, но в остальном марафон продолжался без задержек.
– Как вы себя чувствуете? – спросила Кира у порозовевшего ученого. – Если хотите, можем сделать перерыв минут на двадцать. Мы слишком много на вас вывалили. Все равно что напиться из пожарного шланга.
Ван Хаттен добродушно рассмеялся.
– Я в полном порядке, – заверил он. – Такое откровение случается один раз в жизни, так что я вполне способен поработать головой еще несколько часов. Вы заняты поистине замечательными делами. И работаете, как хорошо смазанная машина. Располагая такими комплексами, фондами и доступом к гениальности, раскрываемой вашей терапией, можно превратить утопию из несбыточной мечты в реальность.
Кира нахмурилась. Ван Хаттен попал в больное место. Утопия как концепт была намного сложнее, чем ей удавалось осознать. Даже если бы у Киры была волшебная палочка, выполняющая любые желания, проблемы становились бы все острее и острее.
Предположим, вы способны по волшебству изобретать пути полного освобождения человечества, механизации всего труда; пути, которые сделают мир настолько изобильным, что ни от кого не потребуется работать ради выживания. Будет ли это утопией? Кира изучала науки о счастье, и это изучение подсказывало, скорее всего, человечество ждет не утопия, а катастрофа.
Люди от природы беспокойны. Стоит человеческому разуму хотя бы частично освободиться от насущных забот, и он тут же находит бесконечные поводы для переживаний. Эта черта позволяла первым людям предвидеть невидимые и далекие опасности и помогла физически слабым гоминидам выжить и стать доминирующим видом на планете. И потому, хотя в умеренных количествах отдых и удовольствия – штука хорошая, людям требуется занятость, сложная деятельность, которая настолько поглощает внимание, что не оставляет места страхам, тревогам или рефлексии.