Гусеву стало не по себе. Он обратился к охраннику:
– У вас не найдется?
Охранник проигнорировал вопрос.
Гусев, холодея, сказал:
– Землемер, ну неужели из-за тринадцати фунтов…
– Дело не в цифре, – возразил Землемер. – Дело в принципах.
Гусев примолк и стал смотреть прямо перед собой.
– Пойдем на палубу, – сказал Землемер.
Гусев вздумал было сопротивляться, но охранник положил ему тяжелую руку на плечо и крепко стиснул – так, что кость хрустнула. Вышли на палубу.
***
– Позвольте, Гусев, – перебил его Кравченко. – Не хватало тринадцати долларов?
– Фунтов стерлингов.
– Это все равно. Тринадцати? Не тысячи, не двухсот?
– Да. Тринадцати.
– По-моему, вас…
– Изначально подставили? – закончил за него Гусев. – Да, я тоже об этом думал. Но Землемер не знал, сколько у меня денег. Не мог знать. Я вполне мог бы принести ему весь долг.
– Не мог знать? Вы уверены, Гусев?
– Нет, не уверен. Но лазить ко мне в тайник и считать там деньги, когда меня и Вальки нет дома – это слишком, Виктор. Даже для Землемера.
– Не сам же он лазил.
– Посылать кого-то – тоже слишком.
– Так ведь не каждый же день. Всего один раз послал – накануне. Возможно также, что посол некую часть денег вытащил и взял себе. Специально.
– Нет.
– Уверены?
– В этом я уверен. У меня в голове счетная машина, я всегда точно знаю, сколько денег где лежит.
– Про Валькины деньги…
– Это ее хозяйство, было бы неэтично, если бы я полез считать.
– Я о Землемере. Про Валькины деньги он мог просто не знать. И рассчитывать, что вы не доберете как раз тысячу.
Гусев задумался.
– Может быть, вы и правы, – сказал он наконец.
***
Впоследствии Гусев так и не смог полностью восстановить картину произошедшего. Скорее всего громоздкий спортивный катер потерял управление – возможно, заклинило руль. Какой-то мужик развлекал какую-то бабу. В это же время один из охранников, стоявший за штурвалом яхты, слушал через наушники новый техно-хит и, возможно, пил пиво из бутылки. Берег едва виднелся на горизонте.
Катер, двигаясь перпендикулярно курсу яхты на большой скорости, врезался яхте в борт, ближе к носу. Яхта дернулась вбок и накренилась. Рулевой выронил бутылку, выпустил штурвал, ударился головой о косяк двери, и потерял сознание. Находившиеся в катере вылетели из него – возможно попутно обо что-то ударившись – и тут же пошли ко дну. Второй охранник удержался на ногах и побежал в рубку, чтобы выключить мотор. Владик, ударившись головой об стену рубки, осел на палубу, крепко сжимая поручень. Рядом валялся Гусев, держась за поврежденные ребра. А Землемер, стоявший до этого поодаль, вылетел за борт и остался позади. Яхта, лишь слегка поврежденная, шла полным ходом, все больше удаляясь. Землемер размахивал руками и нечленораздельно что-то кричал, время от времени погружаясь полностью в воду.
Держась за ребра, Гусев смутно подумал – «Он не умеет плавать. Вот и хорошо».
И тогда Валька, оставшаяся стоять на ногах потому, что держалась до этого за трос, сделала три длинных неуклюжих диагональных прыжка к углу кормы, оттолкнулась, перелетела через перила, легко, грациозно, без всплеска вошла в воду позади и слева от яхты, также легко и грациозно вынырнула, и стремительным спортивным кролем рванулась к тонущему, отчаянно жестикулирующему и что-то кричащему, Землемеру. Он вскоре скрылся под водой. Но Валька продолжала плыть.
Затем она нырнула, долго не появлялась на поверхности, но все-таки появилась, держа Землемера за волосы, приподнимая ему голову над водой. Затем, перевернувшись на бок, стала грести к яхте, волоча за собой спасаемого.
Второй охранник, добравшись до рубки, выключил мотор.
Кто были эти двое, в катере? Кто ж их разберет. Пьяные были, трезвые? Не узнаешь. Никаких заметок в новостях об этом не появилось впоследствии.
***
Рулевого привели в сознание. Снова завели мотор и пошли к берегу молча, без разговоров, без прибауток. Землемер удалился в каюту к своей проститутке и там заперся. Вальке дали футболку, джинсы, и свитер, и она переоделась в одной из кают. И даже горячий душ приняла. Она любила принимать душ. У набережной Валька остановила такси, и они с Гусевым в него сели.
***
Гусев валялся в постели, боль постепенно уменьшалась. Через три дня позвонил Землемер и сказал:
– Приезжай в кафе. Один. Не бойся, ничего тебе не сделают.
И Гусев покорно оделся, морщась от боли, наорал на Вальку, которая не хотела его отпускать – ведь ребра повреждены, нужно отлежаться, что ж по знакомым-то бегать без толку, можно только хуже сделать – и вызвал машину из близлежащего таксопарка.
Присутствовали все те же два охранника и Владик. Землемер, мрачный, с волосами, зачесанными назад и смазанными гелем, похожий на деревенского грузина, сказал:
– Я получаюсь твой должник. Жизнь по любому дороже любых денег. Но просто махнуть на тебя рукой я не могу, это не по правилам. И вот мое решение. Долг твой вместе с интересом мы считаем погашенным. А пловчиха твоя переходит жить ко мне. Она мне понравилась.
Гусев сперва даже не понял, о чем речь. Ему до этого не приходило в голову, что Валька может быть кому-то нужна, кроме него самого. Потом подумалось, что Землемер так мрачно шутит. Но Землемер не шутил. Тогда подумалось, что это его, Гусева, таким способом наказывают, не Валька нужна Землемеру, а гусевское унижение. Гусев повернулся на стуле всем телом, покривился, подождал, пока утихнет боль, и тихо но отчетливо послал Землемера на хуй. Землемер не удивился, а только помолчал, и кивнул охранникам. Те взяли Гусева под мышки и повели внутрь отеля. Там его втолкнули в туалет и некоторое время без особых эмоций мутузили, стараясь не оставлять синяков. Было очень больно, на грани потери сознания.
***
Валька, приученная жизнью, что ее «хочу» или «не хочу» не имеют достаточного веса в обществе, некоторое время плакала, а Гусев сидел на стуле и молчал. Он уже сказал «так надо», и больше говорить ему было нечего. Снаружи несколько раз просигналил гудок черной машины. Валька вышла в чем была, никаких вещей с собой не взяла.
***
Недели две Гусев жил, как в тумане. Автоматически проделывал разные необходимые операции – покупал еду, что-то готовил, что-то пил, мылся, спал. К концу второй недели он обнаружил, что телефон его давно разрядился, и поставил его на подзарядку. Тут же выявились сообщения. Звонил знакомый сибиряк. Его не посадили, и вообще все дело против него оказалось полнейшей туфтой, а он было перепугался.
– Есть одна наметка, связана с риском, но не очень большим. Тебе нужно ехать в Грецию. Билет я тебе оплачу, визу тебе сделают за два дня.
– Зачем мне в Грецию? – спросил Гусев.
– Весьма культурная страна, древняя, известная своей мифологией, – объяснил сибиряк. – По телефону я обсуждать ничего с тобой не буду. Главное – мы с партнером посовещались, и решили, что ты хорошо разбираешься в некоторых вещах, имеешь сметку, и при этом ты честный человек. Мы берем тебя вместо шведа. Швед нам надоел своим нытьем, все ему вечно не так.
***
Помимо Греции были еще Марокко, Сицилия, Швейцария, и Ривьера. Везде дело было связано со строительством. Гусев провел таким образом целых три года. У него не было инженерного образования, но он моментально чувствовал, когда строители вдруг начинают мутить воду, и улавливал, почему они это делают, и как ситуацию можно разрулить. В этом смысле он оказался незаменимым партнером. Его взяли в долю. Сибиряк и марокканский еврей изъяснялись между собой по-французски, и это слегка забавляло Гусева.
***
В родной город Гусев вернулся известной в международных кругах личностью, важной, влиятельной, с большими возможностями. Вернулся не для того, чтобы навестить родные милые сердцу края, а по делу – намечалась переделка того самого отеля, который ему не дали достроить. К отелю планировалось прикрепить большой комплекс с ресторанами, бутиками, и парком.
Несколько агентов Гусева разошлись по городу – собирать сведения. И вскоре ему доложили, что Валька, живущая с Землемером, почти каждый день посещает один и тот же бар на набережной, одна, и пьет там амаретто. И у нее годовалая дочь. Про дочь Гусев и раньше знал. Те же агенты следили, чтобы не было вокруг людей Землемера, когда Гусев в роскошном темно-синем костюме и черных очках вошел в бар. Он сразу подсел к Вальке, а Валька перепугалась и чуть не свалилась со стула. Он положил перед ней алую розу. Она испуганно на нее посмотрела.
– Здравствуй, – сказал Гусев, не снимая черных очков.
– Здравствуйте, – сказала Валька, мигая узкими глазами.
– Как жизнь? – спросил Гусев, поправляя ослепительно белый манжет с запонкой, выглядывающий из-под рукава пиджака.
Валька промолчала.
– Не бойся, – сказал Гусев.
Валька снова промолчала.
Подошел бармен и вопросительно посмотрел на Гусева.
– Коньяк, – тихим, строгим голосом сказал Гусев.
Бармен кивнул, быстро отошел, быстро плеснул в бокал коньяку, принес, подложил салфетку, поставил рядом блюдце с долькой лимона. Гусев небрежно вытащил бумажник и небрежно положил на стойку купюру.
Валька прибавила в весе за три года, стала рыхлее. Гусеву на это было совершенно наплевать. На ней были бордовые туфли с пряжками и низким каблуком, брючный костюм, а под костюмом белая рубашка с кружевами. На запястье красовался широкий вульгарный золотой браслет. Перекрасилась Валька в блондинку, прическу сделала – простонародное каре, проглядывали черные корни. Брови выщипаны и слегка высветлены. На глазах слишком много туши. Щеки подмазаны. Губы накрашены толсто. Ногти ухожены. Зубы – Гусев успел разглядеть – починены, подправлены, и побелены. Гусев поймал себя на ощущении, что он готов хоть сейчас – схватить салфетку, стереть с Валькиного лица всю эту мерзкую химию, и долго и нежно целовать эту дуру – в губы, в нос, в глаза, в подбородок, в шею, запустив пальцы ей в волосы. Но он хорошо владел собой. Он пригубил коньяк, поставил бокал на стойку, и сказал:
– У меня теперь много денег.
Валька попыталась улыбнуться, но у нее не получилось.
– Давай уедем, – сказал Гусев. – Меня там машина ждет. Уедем прямо в аэропорт. А потом – хоть в столицу, хоть на Карибы, хоть в Японию. Можно в Италию, если хочешь. У меня там есть квартира.
Валька пыталась понять, серьезно он это говорит или нет. Решила, что серьезно. И сказала:
– Я не могу.
Гусев выдержал паузу прежде чем спросить:
– Почему?
Валька еще немного подумала, напрягая мысль, и сказала:
– У меня дочь.
– Мы возьмем ее с собой.
Валька запнулась, снова часто замигала, и спросила:
– Правда?
– Правда.
Валька задумалась. И даже, думая, отхлебнула амаретто.
– Леша тебя убьет, – сказала она наконец.
– Какой Леша? А, Землемер. Не убьет. Я ему денег дам. Много.
– Он любит дочь.
– Он никого не любит, – возразил Гусев. – Впрочем, как знаешь, Валька. Как знаешь.
Он пригубил коньяк.
– Не знаю, – сказала Валька. – Не знаю. Страшно. Гусев, ты меня любишь?
Гусев кивнул и снял солнечные очки. И еще раз кивнул.
– Хорошо, – сказал он. – Я поговорю с Землемером.
– Его нет в городе.
– А когда будет?
– Завтра. Но мы сразу уезжаем.
Это «мы» очень не понравилось Гусеву, но он не подал виду. Ну, дура – ну что с нее взять.
– Когда и куда?