А еще Анни любила консервированные гороховые стрючки, и дети с ее подачи тоже полюбили.
Вообще у Анни, как оказалось, было много странных привычек. Нижнее белье она меняла три раза в день, всегда носила в сумочке пакет, а когда шла в душ, то могла стоять под горячей струей целый час.
Всякий раз, когда Зак по долгу службы шел на званый ужин или вечер коктейлей с женой, дети требовали себе Анни – и почти всегда она оказывалась не занята. Отпускали няньку. Анни ходила с детьми в кино, в мороженицы, а иногда просто смотрели вместе мультфильмы. Перед сном суровый Тим мылся сам, а Нат просила Анни «потереть ей бока и спину». Часто у Тима то на коленках, то на руках, то на локтях были ссадины, и Анни изымала из аптечки в ванной перекись водорода и пластырь. Когда она в одиночку забирала детей из школы, то делала остановку в игровой аркаде, где Тим играл в автофутбол и автобокс, а Нат становилась прекрасной принцессой, в честь которой автоматические рыцари рубили друг друга кладенцами, а потом, галантно опускаясь перед Нат на одно колено, предлагали ей сесть с ними в карету и везли в сказочный замок на крыше аркады. Тим желал ей оттуда сверзиться, а Нат говорила, что всегда пристегивается ремнями, и плакала, но не ябдала – Анни умела ограничить безудержное ханжество Нат, не вызывая к себе при этом враждебных чувств.
Какой-то надолго уехавший знакомый Анни оставил ей в пользование свою «галошу» – меньше яхты, но больше обычного катера, вполне себе перестроенное под праздные прогулки рыболовецкое судно, с каютой под палубой, с мостиком наверху, с рычащим мотором под кормой. Два раза Анни катала на нем Тима и Нат, и при этом Нат тошнило ужасно, и во второй раз она согласилась на морскую прогулку только потому, что Тим пригрозил ей, что обязательно зарежет ее ночью, если она будет выступать и строить из себя умную. Также, на этой же галоше, Анни и Ашли совершили две прогулки в открытый океан, причем один раз попали в шторм, и едва добрались до берега. Будь на месте Анни другая женщина, Ашли возненавидела бы ее надолго – за пережитый страх. А так – оклемалась, накачалась джином с тоником, и в тот же вечер смеялась вместе с Анни, вспоминая подробности, к неодобрению Зака.
– Ну а если бы вы перевернулись там? – спросил Зак.
– Если все время думать об опасностях, лучше всего жить в бункере, – объяснила Анни. – Запастись провизией и алкоголем лет на тридцать…
– А воду откуда брать? – спросила Ашли.
– Воду?
Почему-то мысль о том, откуда в бункере брать воду, подействовала на Анни неприятно. Некоторое время она сидела задумчивая, затуманенная. А потом перевела разговор на другую тему.
***
Однажды Анни явилась вечером к Ашли и Заку без звонка, попросила выпить, и призналась им, что поссорилась с Тео. Должная степень сочувствия была проявлена, на столе появились вино, виски, и кракеры с соус-дипом и селери.
Оказалось, что Тео – жестокий, холодный, циничный человек. Он никого кроме себя не любит и не умеет ценить хорошего к себе отношения. Он занят всякий раз, когда намечен поход к друзьям, в кино, на пляж. Анни просила его взять билеты на представление гастролирующей нью-йоркской оперы, он пообещал, но обещанное не выполнил, потому что он не любит оперу, а также потому, что в вечер представления по телевизору показывают важный матч. Он сказал, что ее, Анни, тело не соответсвует эстетическим стандартам – болтается все, трясется везде, и она, Анни, ничего не предпринимает, дабы исправить положение – не занимается спортом, не ходит в гимназиум.
– А сам-то он что же? – фальшиво-сочувственным тоном вставил Зак. – Кто бы говорил.
Ашли поняла, что он сейчас вставит расхожую поговорку и хотела уже толкнуть его в плечо, но он отодвинулся и вставил:
– Сковородка обвиняет чугунок в том, что он черный.
К облегчению Ашли Анни никак не отреагировала на бестактность, а только лишь попросилась переночевать.
– Да, конечно, – отозвался Зак.
– Конечно, – сказала Ашли. – Я постелю тебе во второй гостевой, там отдельный душ.
Утром Тим и Нат прознали, что тетушка Анни ночевала в хутене, и приготовили завтрак – кофе, щедро, до почти белого цвета разбавленный молоком, подгоревший в тостере хлеб, вишневый джем, и две ленты недожаренного бекона. Они и яичницу пытались соорудить, но она прилипла к сковородке и отодрать ее возможности не было никакой. Завтрак водрузили на серебряный поднос и доставили во вторую гостевую. Анни обрадовалась детям, а они были очень горды собой, и сели к ней на кровать, и съели пережаренный хлеб, густо намазав его джемом, сами.
***
В свои тридцать пять Зак был человеком полностью сформировавшимся. Образованному мужчине следует иметь убеждения, и он их имел. Успешному законнику положено иметь красивую жену моложе его с фигурой фотомодели – и таковая, в виде Ашли, наличествовала. Нужно также иметь свой особняк – лучше всего в центре города, но если не позволяют средстава, то и за городом сойдет – так думалось Заку и еще многим, многим законникам его уровня.
В глубине души он осознавал, что достиг вершины своих возможностей, и это его угнетало. Не говоря уж о легендах профессии – МакДаффе, Троллмане, Пицетти – даже на его, Зака, уровне, в малоизвестной фирме, были законники гораздо удачливее – адвокаты, за большие деньги защищающие в уголовном суде богатых людей, попавших в беду, сутяжники, по просьбе влиятельных людей подающие в суд на целые государства, и прочая, и прочая. Зак не мог ничего противопоставить их уверенности в себе, их барственности, их умению убедить любой набор присяжных. Эти люди чувствовали логику закона кишками и спинным мозгом, мгновенно находили точные исчерпывающие ответы на любые возражения, очаровывали, убеджали, могли быть по настроению или нужде мягки или непримиримы, остроумны или сухи, душевны или холодны. У них брали интервью, их мнениями интересовались дельцы и правители, им верили банки, предоставляя неограниченный кредит. В то время как Зак холил свой престижный (по его мнению) Пегас-200 и мог позволить себе презрительно высказываться лишь о владельцах нашответов, действительно успешные законники имели личных шоферов, а их яхты, на которых можно было вполне роскошно жить и устраивать вечеринки, покачивались в бухте, терпеливо ждущие своих хозяев. На вечеринки на воде Зака прглашали, как младшего товарища, и он покорно прибывал в бухту под руку с Ашли, купив ей предварительно новое платье и туфли (и отказавшись ради этой покупки от катания на лыжах в следующем месяце).
Семейный бюджет Зак вел в тайне от Ашли, сам оплачивал счета. Более успешные коллеги поручали скучное это дело секретарям, но услуги секретарей стоили дорого. Уединясь в кабинете на втором уровне хутеня, после получки и отчисления комиссионных, Зак сортировал почту, соединяясь через интернет с соответствующими компаниями и проверял, прошли ли платежи, не ошиблись ли счетоводы (они часто ошибались, причем почему-то всегда не в пользу Зака) – электрическая компания, телефонная компания, газоноподстригающая компания, водяная компания.
Все эти компании так или иначе зависели от всесильной корпорации Пейлоуд, иногда напрямую ей подчиняясь. Возможно, проще было бы им всем объединиться под одной крышей, но правительство боялось монополий и время от времени напоминало зарвавшимся бюрократам о существовании в стране антитрестовских законов.
Зак итожил расходы, производил вычеты, и составлял бюджет на следующий месяц. Согласно плану, он имел возможность посещать престижное кафе, где ланчевали вышестоящие и более опытные коллеги, два раза в неделю. В остальные дни Зак на такси добирался до окраинного заведения, где кормились в основном ремонтники, строительные рабочие, и портовые проститутки. Слишком яркиий свет электрогазовых ламп, сальные столы, общий буфет («шведский стол»), жирная пища. В заведении к Заку давно привыкли, и не обращали внимания на контраст, производимый его безупречной прической, идеальной выбритостью, и дорогим костюмом. Не обижались. И даже стояли в холодильной установке специально для него хранимые бутылки с немецким пивом. Местные предпочитали местное пойло.
Можно было бы обойтись без такси – немалый расход – и найти заведение поближе и чуть получше, но Зак панически боялся, что коллеги увидят, как он входит в дешевое кафе – что они подумают! Видели, как он берет такси. Спрашивали, куда это он собрался. Он отвечал уклончиво, плоско отшучиваясь, и было решено, что он посещает какой-то бордель на окраине.
Глотая пересушенную курицу с капустой и пимидорами, Зак оторвался от статьи в консервативной газете о визите в Преторию русского Президента, поднял глаза, и увидел перед собою Анни с подносом.
– Все столики заняты. Можно я к вам присоединюсь?
– Да, конечно, – сказал Зак, придвигая к себе свой поднос, будто боялся, что Анни стащит у него соус. – А как вы здесь оказались?
– Подругу детства навещала, – ответила Анни, садясь. – Вместе в школе учились. Потом она занялась живописью, ушла из семьи, и живет теперь в этом районе. А вы здесь часто бываете?
– Я заходил к клиенту, – небрежно сказал Зак. – Ужасно проголодался, смотрю – заведение. Как там Тео, не помирились с ним еще?
– Нет.
Поговорили о превратностях судьбы. Зак поведал историю из собственной жизни. Собственная жизнь постоянно производила на него огромное впечатление, и как все люди с ограниченным кругозором, предполагал он, что и другие, проследив цепочку событий его жизни, взволнуются не меньше. Анни кивала и слушала – очень внимательно. Поговорили о карьере Зака. Зак признался, что не будь у него необходимости содержать семью, он бы больше рисковал и шел бы в гору. Анни добавила к этому, что с его, Зака, очевидными способностями, особого риска в стремлении к вершинам нет. Пришла очередь Зака слушать внимательно, и только иногда он вставлял уточняющие реплики. Затем Анни как-то очень плавно перевала разговор в фазу давания советов и рекомендовала Заку переход в другую фирму, которую он только что упомянул, как перспективную. Он обещал подумать и импульсивно пригласил ее присоединиться к нему вечером в баре на Набережной.
И Анни согласилась.
Вернувшись на работу, Зак некоторое время переживал, потел, но в конце концов набрал номер жены и сказал, что наметилось экстренное совещание с последующим распитием напитков с коллегами, и что в хутень он вернется поздно. По привычке Ашли выразила неудовольствие, и Зак попросил ее суровым тоном не вмешиваться в его дела, которые, между прочим, всех кормят, поят, и одевают.
***
Многие мужчины имеют привычку всерьез задумываться о сложностях дальнейшей жизни после первого секса с новой женщиной. Зак свернул с шоссе на обочину, выключил мотор, и откинулся на спинку сидения.
Он очень тщательно и долго мылся в душе мотеля. Предусмотрительный, он перед походом в бар купил новую рубашку, а прибыв в мотель, сразу снял пиджак. Теперь на нем была старая рубашка, а пиджак он тщательно исследовал и обнюхал дюйм за дюймом – ничем особенным не пахло, несмотря на то, что Анни курила в промежутках. Ашли не должна ничего заподозрить. А дети уже спят. Вместе с нянькой. А если нянька что-нибудь заподозрит, я ее выебу и пообещаю выебать еще раз, и она будет молчать, подумал он весело.
Что тут играло роль – новизна ли происходящего, невероятно, несмотря на множество недостатков, притягательное тело Анни, сладость запретного плода, родственность душ – он плохо понимал, но чувствовал себя суперменом. В отношении секса, во всяком случае. Такого накала страстей и такого количества актов он не помнил в своей биографии. И ему даже нравился – запах табачного дыма. Первый раз в жизни. Как-то он очень удачно сочетался с образом Анни.
А может, она притворялась? Нет. Крики на высоких нотах, вырывавшиеся у нее изо рта, вырывались слишком невпопад, чтобы быть притворными. Влага, с ног до головы покрывавшая ее тело, могла быть только влагой подлинной страсти. И, наконец, буря горячей влаги, вылившаяся из нее при оргазме на простыню и на Зака, не могла быть ненастоящей. Это он довел ее до такого! До великого! До первобытного рычания, до кусания губ, до сучения лодыжками. Молодчина Зак! Герой. Супер-мужик, сверх-любовник!