***
И прошли две недели как в тумане. И тем не менее Зак не забывал о супружеском долге, и обнаружил с удивлением, что жена его Ашли начала нравится ему в постели. Все женщины хорошеют лицом во время оргазма, но Ашли дополнительно хорошела всем телом, принимая очень естественные, очень женственные позы, которых ей так не хватало в обиходе – изогнутая спина, смущенная грудь, тянется носок, западает живот, и ягодицы теряют поджарость, становятся мягкими. И умиляют даже костлявые плечи и торчащие ключицы – не отталкивают, а притягивают, возбуждают не жалость, а нежность. Она была другая, не как Анни, спокойнее, медленнее, и парадоксальным образом податливее. Там, где Анни умоляла его повернуть ее то так, то эдак, как ей нравилось, сделать то, чего она хочет, и выгибалась призивыно, и таяла под его весом, Ашли подчинялась только его желаниям, подчинялась охотно.
Как бы их поменять местами, думал Зак, расслабленный, лежа рядом с обнаженной женой, тыльной стороной руки касаясь ее груди. Именно Анни подходит на роль жены, и именно Ашли – классическая долговременная любовница. Как бы? Без скандала не получится. А так бы было хорошо, причем всем. Ашли к ведению хозяйства не способна, она барственная, красивый цветок в красивой фаянсовой вазе с бледными узорами. Анни с ее неостановимой энергией просто рождена для хутеня и поддержки мужа. За какие-то три месяца Анни приручила детей, без всяких усилий – Ашли пытается найти с ними общий язык с самого начала, безуспешно, и говорит фальшиво, неестественно, усилия прилагает. С Анни не страшно потерять всё, начать с нуля – если нужно, она пойдет на любую работу на любой срок и будет с ним жить в дешевой меблирашке, в тараканьем подвале, в шалаше. Ашли в той же ситуации поплачет-поплачет и переедет «временно» к матери, и пусть муженек любезный в лепешку разбивается, создавая ей привычные условия существования – и пока этих условий нет, она к нему не вернется. Угловатая, неловкая, вечно что-то роняющаяя, спотыкающаяся, нуждающаяся в опеке и заботе Ашли. Бабочка с голубыми крыльями, год назад, после восьми лет замужества, неожиданно открывшая для себя, что муж ее, оказывается, не еврей.
– Я думала, что ты еврей, – сказала она тогда.
– С чего это?
– Ну, фамилия, работа, да и похож ты.
Почему-то Заку стало обидно именно за род занятий.
– Сожалею, что разочаровал тебя. А что же, только евреи работают в юстиции, по-твоему? – недовольно спросил он.
– В основном да, – сказала она.
– С чего ты взяла! Ну, не знаю, может где-нибудь еще, в России там, или в Америке. А в Кейптауне-то евреев человек сто всего.
– Да? – неопределенно спросила она. – Так это ничего, что я раз в месяц в церковь хожу? С мамой? Она очень набожная.
Он пожал плечами. Она еще немного подумала и выдала следующую мысль:
– А ты какой деноминации?
– Агностик я, – ответил он, кривясь. – Нормальный человек. Просвещенный.
Она еще немного подумала.
– Просвещенный? – переспросила.
– Да.
– А в Бога ты веришь?
– Агностик!
– А, да. А родители твои?
– Что?
– Какой деноминации?
– Отец лютеранин, мать пресветарианка.
– Ага. А я думала, что ты еврей.
– Ну и думала бы дальше, – зло сказал он, зная, что ее не прошибешь.
– А как ты относишься к католикам? – спросила она.
– Я их обожаю.
– Моя мать католичка.
– Ну да? Вот незадача. А я-то думал, что она футболистка.
Она еще подумала, хмурясь.
– Ты знал?
– Что именно? Что она католичка? Да.
– Откуда?
– Я что, по-твоему, идиот вроде тебя? Я знаю твою мать восемь лет. Иногда, знаешь ли, такие вещи всплывают в разговоре.
– Я помню, ты был против крещения детей.
– Я и сейчас против.
– Но ведь ты не еврей.
– А по-твоему только евреи имеют право на мнение?
– Нет.
– Благодарю.
– Просто я хотела детей крестить, а ты…
– А я хочу, чтобы они были просвещенные. И если они захотят креститься сами, во взрослом возрасте, то я их отговаривать, разумеется, не буду. Но надеюсь, что они вырастут достаточно здравомыслящими и уверенными в себе, чтобы обойтись без поддержки религии. Религия нужна слабым и зашоренным, а также несчастным. Ну и людям с менталитетом рабов.
Вот такая Ашли. И ведь не скажешь, что ничем, кроме себя она не интересуется. Вот Анни вытаскивает ее – на прогулки, на купание в экзотических местах, на театральные представления, и Ашли все это нравится.
***
– Шарк-дайвинг? – удивилась Ашли. – Что мы, туристы какие-то, что ли? С акулами прогуливаться в обнимку?
– В том-то все и дело! – объяснила Анни. – Туристы идут к инструктору. Инструкторы этих акул прикармливают и чуть ли не дрессируют. И клетки – как плавучие крепости. А люди умные и независимые делают это в другом месте.
– В каком это?
– В двух милях от Акульей Аллеи. Там течение в южную сорону. Клетка привязыватся к корме, спускается на воду до верха. Ты спускаешься в клетку и закрываешь люк. Дышишь через дыхательный шланг.
– Без акваланга?
– Только маска, шланг, грузила, и камера. Акула плывет к тебе, и ты ее снимаешь одним кадром.
– На какой глубине?
– Пять метров.
Ашли задумалась. Анни приготовилась ее уговаривать, но совершенно неожиданно Ашли согласилась тут же. Договорились встретиться в одиннадцать утра.
Вечером Миллеров посетила «на минутку» мать Ашли, и очень тщательно и настойчиво говорила с дочерью на кухне, пока дочь собирала салат с итальянским соусом.
– Если ты не опомнишься, я скажу Заку! – пригрозила она.
– Не вздумай этого делать! – возмутилась Ашли. – Если он узнает, что по тебе клиника плачет, он подумает, что и я такая же. Ты бы еще в детективное агенство обратилась.
– А я обратилась.
– Мутер! Ты не смеешь…
– И многое узнала. И не вынуждай меня…
– Мутер, я запрещаю тебе ковыряться … когтями … в моей личной жизни! Понимаешь? Запрещаю!
– Как ты думаешь, твоего мужа и твою подругу связывают какие-то деловые отношения?
– Не смей мне больше говорить об этом!
– Дела у них есть общие?
– Какое тебе до этого дело?
– Они друг с другом говорят по связи каждый день.
Ашли осеклась.
– Каждый день?
– Представь себе. Позволь здать тебе вопрос. Как фамилия этой твоей Анни?
– Они каждый день … разговаривают? По связи?
– Наверное им нужно. Так как все-таки ее фамилия?
– Чья?
– Анни.
– Анни?
– Да. Анни.
– Э … – Ашли нахмурилась, соображая. – Не помню.
– Это не важно. В любом случае это не настоящая ее фамилия.
– Ты опять за свое! – снова рассердилась Ашли, но с меньшим пылом, чем раньше.
***
Запарковав вуатюр у пристани, Ашли чуть помедлила – не вернуться ли? – и решительно зашагала к галоше. Нет, мать все придумывает. Все тоскует по работе в полиции. Не может Зак изменить ей с Анни. Зачем ему именно Анни? Она некрасивая. Зачем Анни скучный обыденный Зак – мать объяснила. Ладно. Посмотрим!
Она вытащила из ридикюля связь.
– Ну, где ты там? – спросила Анни. – Половина двенадцатого уже!
– Ты уже на галоше?
– Конечно.
– Иду, иду. Я на пристани.
Сняв туфли, Ашли прошла по мини-трапу на миниатюрную палубу.
– Смотри, чего у меня есть! – весело закричала Анни, вылезая из-под палубы с круглой жестянкой в руках. – Знакомый морячок приволок из России!
В жестянке обнаружилась черная икра.
– Временно запрещено, – объяснила Анни. – Ждут, пока запасы белуги пополнятся. Так что это – от браконьеров. Внизу кракеры и вареные яйца. И пивом я запаслась.
Веселый тон до некоторой степени рассредоточил мысли Ашли, навеянные стоящей на палубе клеткой. Нельзя быть настолько хорошей актрисой, невозможно это! Дура мать, развлекается, и людей пугает … конспирологией … Вот сейчас выпьем пива и я спрошу, действитльно ли Анни говорит с Заком по связи. Вот и выяснится всё.
– Отмотай швартовы, – велела Анни и пошла заводить мотор.
Отчалили и сразу пошли на север, момо туристских мест, и все более отдаляясь от берега. Море было очень спокойное, солнце светило ясно, палуба нагрелась до неприличия. Анни уже скинула хлопковую куртку и стояла у штурвала в купальном лифчике и шортах, босая. Ашли, чуть подумав, переоделась в купальник.
Столовая Гора стала совсем небольшой, к тому ж ее покрыло облако, «скатерть», и нужно было вглядываться, чтоб различить. Четыре мили от берега. Анни выключила мотор и спустилась с мостика.
– Перекур.
Отхлебнув пива, Ашли взялась за ломоть, щедро намазанный русской икрой, и снова посмотрела на клетку. Неужто Анни собралась скормить ее, душевную подругу, акулам? Если да, то каким образом?
Подпиленные прутья клетки. Акула лупит в них мордой, и они ломаются. Акула просовывает морду в клетку. Глупости. Подпиленные прутья – явная улика. Анни не большого ума девушка, но не станет себя подставлять так глупо, если действительно задумала то, что приписывает ей мать Ашли.
Ашли откусила и стала жевать. Очень вкусно. На некоторое время она совершенно отвлеклась от мрачных мыслей.
– Потрясающе, – сказала она.
– Да, – согласилась Анни. – Особенно с пивом хорошо, а?
– Русские ее тоже с пивом едят?
– Нет, с водкой. И не на хлебе.
– А на чем?
Анни подняла одну бровь и оценивающе посмотрела на Ашли.
– Они начиняют икрой зажаренных целиком молодых медвежат, – объяснила она с видом опытного экскурсовода.
Ашли поняла, что это юмор, и хихикнула.
Шланг, собранный в кольца, лежал на крыше клетки. Дыхательный шланг, сообразила Ашли.
– Интересно, – сказала она, – дураки эти на Ганимеде … когда выходят из станции на поверхность … тоже такими шлангами пользуются?
Анни странно на нее посмотрела. А Ашли ничего особенного не имела в виду. Просто поддерживала разговор.
– Нет, там слишком холодно, – сказала Анни. – В скафандрах выходят.
– Ты уверена?
– Да, – сказала Анни, и в этом «да» прозвучала какая-то странная нота, холодная, злая.
Так вернувшийся с войны солдат говорит гражданскому, что влажная одежда от напалма не спасает. Но Ашли не уловила необычной интонации.
Шланг. Ашли уперлась глазами в шланг. Допустим, она спускается в клетку с этим шлангом, шланг во рту. Затем Анни травит тросы, клетка опускается вниз на пять метров. После чего шланг либо выдергивается, либо конец его, прикрепленный к утке, неожиданно отделяется и падает в воду. Хлебнешь воды – и не сообразишь, что нужно открывать люк и плыть к поверхности. Или сообразишь? Нет, как-то глупо. Не в шланге дело.
А может, Анни рассчитывает только на собственные силы?
Ей вдруг стало страшно. Переведя дыхание, Ашли поставила бутылку с пивом на палубу, рядом с ридикюлем.
– Ридикюль ты бы убрала вниз, а то еще соскользнет в воду, или замочим ненароком, – заметила Анни.
И Ашли стало еще страшнее. Но страх этот, вместо того, чтобы парализовать, только подстегнул ее. Была не была – нужно проверить.
– А что это за переговоры по связи с моим мужем? – спросила она, глядя в лицо подруге.
Анни мигнула и нахмурилась.