Коннер спросил:
– На кого ты похож? На мать или на отца?
– Сложно сказать, сэр. Много времени прошло с тех пор, как я видел себя в зеркале.
– У тебя острый язык и задиристый нрав. Странно, что миссис Табелди не удалось выбить это из тебя.
– Вам не следует винить ее, сэр. Она била как могла.
– Ты крепкий орешек, Сейдж. Будешь ли ты когда-нибудь на моей стороне, если я выберу из всех тебя?
– Я всегда буду только на своей стороне. Вам придется убедить меня, что мне выгодно помогать вам.
– А если бы мне это удалось? – спросил Коннер. – Как далеко ты мог бы зайти, чтобы победить?
– Интереснее, как далеко могли бы зайти вы, сэр, чтобы победить. – Я смотрел ему прямо в глаза, хотя он стоял спиной к огню и лицо его было в тени. – Вы убили Латамера. Теперь мы знаем, что вы готовы на убийство.
– Да, готов. – Коннер сделал шаг назад и теперь снова обращался ко всем нам. – И я готов лгать, мошенничать и красть. Я готов, если потребуется, продать душу дьяволу, потому что верю, что моя цель это оправдывает. Мне нужен один из вас, чтобы осуществить величайшую аферу, когда-либо совершенную в Картии. Это задача всей моей жизни. Вы никогда не сможете отступить и рассказать кому-либо о моем плане, потому что этим вы погубите не только себя, но и всю страну. Вы здесь, чтобы спасти Картию.
– Спасти Картию? – спросил Тобиас. – От чего?
– Позже, позже, – сказал Коннер. – А пока, мальчики, Мотт расстелил у костра одеяла для вас. Нам надо хорошенько выспаться, потому что мы начнем прямо завтра.
Я выбрал ближайшее одеяло. Роден улегся рядом со мной и тщательно завернулся в свое.
– Помнишь, я сказал, что ни разу не выиграл у старого солдата? – спросил он. И не дожидаясь ответа, добавил: – Это потому, что я знал, что если мне удастся победить, он перестанет меня тренировать. Я умею обращаться с мечом.
– Может, у тебя получится вытащить нас отсюда, – пробормотал я.
– Ты видел, что сделали с Латамером. – Роден помолчал пару минут, а потом добавил: – Его просто убили. Сказали, что он может идти, а потом убили. Что же Коннер задумал, ради чего он готов на все?
– Он составил заговор, – прошептал я в ответ. – Коннер хочет использовать одного из нас, чтобы совершить государственный переворот.
5
Ночью я время от времени пытался повернуться в одеяле, но что-то тянуло меня за локоть. Я проснулся, сел и обнаружил, что прикован к Мотту, который спит рядом. Я взял камешек и бросил ему в лицо. Он открыл глаза и сел, вытаращившись на меня.
– Что?! – рявкнул он.
– Вы меня приковали? – сказал я. – Не всех, а меня одного?
– Остальные не убегут. А ты можешь. – Мотт снова лег. – Ложись спать, или получишь у меня.
– Мне надо отойти.
– Куда еще?
– Отлить. Я собирался сам о себе позаботиться, но, похоже, вы хотите меня проводить.
Мотт выругался.
– Подожди до утра.
– Если б я мог! От кого-то из родителей мне достался в наследство мочевой пузырь размером с горошину.
Мотт снова сел, нащупал на земле ключ от замка и отстегнул цепь. Он взял меч, толкнул меня, чтобы я встал, и повел к кустам недалеко от нашего лагеря.
– Сюда.
Я сделал свои дела, и мы пошли обратно. Мотт грубо схватил меня за воротник и повалил обратно на одеяло.
– Еще раз разбудишь меня среди ночи – тебе не поздоровится.
– Раз вы собираетесь меня приковывать, приготовьтесь часто просыпаться, – сказал я. – Я беспокойно сплю.
Он снова пристегнул цепь, натянув ее сильнее, чем в прошлый раз. Я заметил это, потянулся, зевнул и повернулся, отодвинув прикованную ногу как можно дальше. Мотт потянул цепь обратно. Хоть я и знал, что мне придется за это поплатиться, я не удержался и снова отодвинул подальше ногу.
Как ни странно, утром Мотт даже не упомянул о том, что было ночью. Проснулся я от пинка, но это был Роден. Тобиас уже прогуливался неподалеку, с усмешкой глядя на нас с Роденом, завернутых в одеяла.
Роден, казалось, совсем оправился от шока, по крайней мере, он принялся уверять нас с Тобиасом, пока мы приводили себя в порядок, что именно его в конце концов выберет Коннер. Мы с Тобиасом переглянулись. Мысли Тобиаса были понятны: он тоже хотел победить, но в отличие от Родена сделать это он собирался втихую.
– На завтрак сегодня хлеб, – объявил Коннер. – Получает его тот, кто правильно отвечает на мои вопросы. – Он отломил кусок хлеба и спросил: – Как зовут короля и королеву Картии?
– Экберт и Корин, – быстро ответил я.
Тобиас рассмеялся.
– Король Экберт – верно, но королеву зовут Эрин.
Коннер бросил хлеб Тобиасу, что, по-моему, было нечестно. Половину ответа дал я, а целый кусок получил Тобиас. Коннер отломил еще кусок и спросил:
– Сколько регентов при дворе короля Экберта?
Тобиас предположил, что десять, но Коннер сказал, что это неправильно. Мы с Роденом не смогли ответить.
– Правильный ответ – двадцать, – сказал Коннер. – Не важно, сколько в стране богатых или знатных людей, регентов при дворе всегда только двадцать. Они дают советы королю, хотя Экберт частенько игнорирует своих регентов. – Он положил кусок хлеба себе в рот, а пока жевал, отломил еще. Проглотив, он спросил: – Сколько сыновей у короля Экберта?
– Двое, – сказал я.
– Опять ошибка, – сказал Тобиас. – Один, наследный принц Дариус. Было двое, но четыре года назад младший сын, принц Джерон, пропал во время путешествия по морю.
Коннер бросил хлеб Тобиасу, а потом сказал мне:
– У тебя авенийское произношение, ты родился не в Картии. Что привело тебя из Авении?
– Этот приют оказался самым далеким местом, куда мне удалось убежать от родителей, – ответил я.
– Значит, твои родители живы?
– Я даже не пытался узнать о них, – сказал я. – Я знаю, что я один в целом мире.
– Авения – жестокая страна, – заметил Коннер. – Если они не умерли от болезней, наверняка достались бандитам. В Авении немногие доживают до старости.
– Считайте меня сиротой, – сказал я, – без семьи и родины. Верность Картии – обязательное условие?
Коннер кивнул.
– Да, обязательное. Тебе будет сложнее выучить все об этой стране, чем Родену и Тобиасу, которые знают все с детства. Ты готов учиться?
Я пожал плечами:
– Расскажите о регентах.
За эти слова я был награжден куском хлеба, а потом Коннер сказал:
– Я один из двадцати регентов, хотя и младший. Мой отец обладал большим влиянием при дворе, и после его недавней смерти я унаследовал его положение. Тринадцать регентов получили свое место по наследству, остальные семь – за особые заслуги перед королем. Трое регентов – женщины, двое – старики, чьи сыновья ждут не дождутся их смерти, чтобы занять их места. На каждого из регентов при дворе приходится по пять человек из картийской знати, мечтающих, чтобы те впали в немилость и их заменили другие. Все регенты преданы королю на словах, но немногие – на деле. Все они не скрывают, что сами хотели бы сесть на трон.
– И вы тоже? – За этот вопрос Роден хлеба не получил.
Коннер сжал губы, потом сказал:
– Как я уже говорил, я младший из регентов. Мне нет смысла стремиться к трону. Он перейдет от одного к другому сотню раз, пока я стану достаточно сильным, чтобы занять его.
– Он не спросил, получите ли вы трон, – уточнил я. – Он спросил, хотите ли вы этого.
Коннер улыбнулся.
– Есть ли хоть один человек, который, склоняясь перед троном, сам не мечтал бы занять его? Скажи-ка мне, Сейдж, ты хоть раз, лежа на жестком полу в приюте и глядя на звезды сквозь дыры в крыше, мечтал о том, чтобы стать королем?
Этого я не мог отрицать. Да и Роден с Тобиасом тоже закивали. Ночью, перед тем как уснуть, все приютские дети предаются мечтам о лучшей жизни, и такие мысли посещали нас.
Коннер продолжал урок:
– Второй по могуществу человек после короля – обер-камергер лорд Кервин. Но Кервин – слуга короля, и он не может стать королем. Самый влиятельный из регентов – главный регент, человек по имени Сантий Вельдерграт. Он ни перед чем не остановится в своем честолюбии. Он поднялся по карьерной лестнице, постепенно уничтожив всех, кто обладал большим влиянием. Подозреваю, что не менее дюжины титулованных дворян погибли или оказались в тюрьме из-за Вельдерграта. Ему нужна корона, и он пытается поставить себе на службу королевскую армию. Если вдруг что-нибудь случится с королевской семьей, Вельдерграт будет первым претендентом на трон. Остальные регенты должны будут либо подчиниться ему, либо обречь Картию на гражданскую войну.
– Я знаю Вельдерграта, – сказал Тобиас. – Он был владельцем земли, на которой жила моя бабушка. Однажды от него пришел человек и сказал, что рента будет удвоена. Она ненавидела его до конца жизни.
– У него есть враги, но есть и могущественные друзья. У Вельдерграта нет сострадания к людям, и он будет тянуть к себе все хорошее, что есть в Картии, пока не приберет к рукам.
– Так что вы предпочитаете? – спросил Тобиас. – Вельдерграта или гражданскую войну?
– Ни то, ни другое. – Коннер бросил оставшийся хлеб на землю, чтобы мы сами разобрались, кому он достанется, отряхнул руки и сказал Мотту и Крегану: – Приберитесь здесь, чтобы не осталось никаких следов. Через час мы отправляемся.
Роден и Тобиас накинулись на хлеб, а я остался стоять где стоял, глядя, как Коннер возвращается к повозке. Намеки, которыми он описал нам свой план, были довольно прозрачны. Было ясно, чего он хочет. Но в то же время явно было кое-что, о чем он недоговаривал. Я не смел и думать, что это может быть.
Проходя мимо, Коннер заметил мой пристальный взгляд и остановился. Он оценивающе посмотрел на меня и кивнул, прежде чем двинуться дальше.
Я прикрыл глаза, испугавшись того, что мои подозрения могут оказаться правдой. Коннер готовил нас к государственной измене.
6
По пути – куда бы он ни лежал – Коннер рассказывал нам о Картии. Он сидел впереди, повернувшись к нам, Мотт правил повозкой, а Креган смотрел по сторонам.
Коннер рассказывал о городах Картии, показывая, в какой стороне от нас они находятся, и описывая их отличительные черты.
– Там находится Дриллейд, – сказал он, указывая на юг, – столица Картии и резиденция королевской семьи. Кто-нибудь из вас был там?
Тобиас подал голос:
– Мой отец возил меня туда, когда я был совсем маленьким, но я ничего не помню.
– Я тоже был там, но давно, – добавил я. – Пытался украсть голубя из королевской голубятни. Но не сложилось.
Они засмеялись, что мне показалось странным, я не думал шутить. Я был тогда голоден, и меня чуть не поймали. Убегая, я упал и потянул ногу, она потом неделю болела.
Я был во многих городах из тех, что он называл. Несомненно, я больше путешествовал, чем Роден и Тобиас. Роден сказал, что родился где-то на юге Картии и все время жил в приюте в Бентоне. Он не представлял, кто его родители, и вообще ничего не мог о них сказать. Он никогда не покидал Бентон, пока Коннер не забрал его.
Тобиас рассказал, что родился в небольшом городе неподалеку от Гелвинса, его мать умерла родами, а через несколько лет умер от болезни отец. Бабушка взяла его на воспитание, но два года назад тоже умерла, и его отправили в приют.