— А по той же причине, что вы расстреливать не могли, — ответил контрразведчик. — Не хотел себя перестать человеком чувствовать.
— Вот видите, — вмешался в их разговор дварх-полковник. — У вас есть кое-что общее. И именно благодаря этим общим качествам вы оба и оказались у нас. Вот вашего полкового комиссара, да и большинство других, любой из нас обошел бы с отвращением десятой дорогой. Они попросту палачи. Вы ведь замечали, что им нравится издеваться над беззащитными людьми?
— Замечал, — буркнул в ответ комиссар, дернув щекой. — Я потому и пошел с вами, что понимаю — где-то у нас что-то не так, не туда мы пошли!
Он с болью посмотрел на Аарн.
— Но как правильно? — мрачно спросил он. — Я надеялся, что вы знаете… А у вас принцы.
— Если захотите, можете просмотреть исторические записи о других попытках построить коммунизм. Из них вы легко поймете, что ваши вожди наступают на те же грабли, на которые наступали их предшественники. Совершают те же самые ошибки. И потому ничего у них не получится.
— Да, — мрачно кивнул комиссар. — Я очень хочу увидеть эти ваши записи и понять в чем ошибка.
— Если коротко, — внимательно посмотрел на него Аарн, — то жестокость. Не построить ничего хорошего на боли и крови. Невозможно, законы равновесия, а это законы природы, все вернут обратно. К тому же, у вас, как и у всех других, за стремящимися добиться справедливости стоят жаждущие власти любой ценой. Можете просмотреть собранные нами в России записи и документы, они не для вас готовились, а для наших социологов и социоинженеров. Эти документы четко показывают кто на самом деле стоит за вами, красными. Кто вами воспользовался.
— Даже так? — закусил губу комиссар. — Тогда получается, что вся гражданская война была затеяна, чтобы убрать тех, кто им мешал?
— Вы это поняли? — изумленно спросил дварх-полковник. — Очень рад, что вы сами это поняли…
— Давно уже подозреваю что-то в этом роде, слишком много ненужной жестокости.
— Значит, господин подполковник был прав, когда говорил, что нас с красными попросту стравили как две стаи обозленных псов? — спросил Ненашев.
— Полностью прав, — согласился Аарн. — Тем, кто хочет получить абсолютную, непререкаемую власть, всегда мешают честные и свободомыслящие люди. Вот они и воспользовались нарастающим недовольством народа в вашей стране, господин штабс-капитан. Часть лучших людей пошла в красные, часть в белые, и две эти группы вцепились друг другу в глотки.
— С этим что-нибудь можно сделать? Это можно как-то исправить?
— К сожалению, нет, — покачал головой дварх-полковник. — Люди вашей страны должны сами опомниться, навязанное со стороны ничего, кроме ненависти к навязавшим, не даст. Такие попытки с нашей стороны уже были, и они приводили к столь страшным социальным катастрофам, что ваша гражданская война по сравнению с ними — детские игрушки. Вы тоже, если хотите, можете посмотреть исторические записи, поговорить с социологами.
— Меня зовут Никита, — протянул комиссар руку контрразведчику.
— Мы тезки, — криво ухмыльнулся Ненашев, пожимая протянутую руку. — Если вы не против, комиссар, буду рад присоединиться к вам в изучении записей, о которых говорил господин дварх-полковник. Очень хочу понять, кто во всем этом кошмаре виноват.
Красный довольно долго смотрел ему в глаза, затем молча кивнул.
— Кстати, — продолжил контрразведчик, — вы на удивление правильно говорите. Вы где-то учились?
— Самоучка, — рассмеялся комиссар. — А если точнее, ссыльные у нас в городке жили, они грамоте и обучили. Правильно говорить тоже. А потом книги и еще раз книги.
Николай смотрел на них и размышлял. Страшноватая истина открывалась, получается, что способные сдержать кошмар вместо того дрались друг с другом. А где-то там, далеко, звери в человеческом обличье дирижировали кровавой вакханалией… Что ж, черт с ними, придет время и они за все заплатят. Бог, в конце концов, не слеп. А Николай отвоевался, хватит, теперь он в этом странном ордене и ему очень хочется понять все, что пока понять не в состоянии. Вдруг он вспомнил, что в красном Петрограде у него остались родители и Даша, младшая сестренка. Вот только живы ли? У всех остальных, насколько он знал, живых родственников не осталось. Взять хотя бы Виктора Петровича, чья жена сгорела от тифа на его руках. Нет, он не может уезжать, не зная в точности, что с семьей.
— Простите, господин дварх-полковник, — обратился он к Релиру. — У меня остались родители и сестра, правда, я не знаю, живы ли они…
— Если живы, найдем, — усмехнулся тот. — Я сейчас попрошу Асиарха, а вы представьте себе как можно точнее ваших родственников.
— Нечего меня просить, я и так все слышу, — раздался неизвестно откуда ворчливый, добродушный голос. — Тем, кто со мной незнаком, представлюсь. Меня зовут Асиарх, я дварх, разум этого крейсера. Если у кого еще есть родственники, которых хотите найти, то говорите сразу. Проникновение в вашу область пространства нелегкая задача, другого случая может и не представиться.
— Я бы брательника забрал младшого, — выступил вперед один из трех красноармейцев, здоровенный парняга с простодушным лицом. — Мамку с тятькой махновцы повесили, я воевать ушел, а ему всего-то двенадцать годков будет. Тяжко малому пацану одному…
— У нас с Петром уси померли з голоду той зимой, — мрачно буркнул один из оставшихся, — потому к красным и подалися… Некого брать.
У белых офицеров тоже не осталось никого живого из родных и каждый только отрицательно покачал головой.
— Что ж, — снова раздался голос Асиарха. — Прошу вас двоих как можно точнее представить себе своих родственников. Это необходимо мне для начала поиска.
Николай закрыл глаза и как мог тщательнее представил себе по очереди мать, отца, Дашу. Почему-то они вспомнились такими, какими он видел их в шестнадцатом году во время вечеринки в честь окончания им юнкерского училища. Какие они все тогда были веселые, счастливые… Да и он сам, тогда ему казалось, что весь мир лежит под его ногами, и молодой офицер вовсю ухаживал за подругами сестры, шутил, смеялся. Кто бы тогда и заподозрил, что через какой-то год вся их жизнь рухнет…
— Благодарю, достаточно! — оторвали его от воспоминаний слова дварха.
Офицер вздохнул и отошел к товарищам. Рука продолжала сжимать меч Лара. Он о чем-то говорил, слушал чей-то рассказ о чем-то. Но ничего не доходило до затуманенного сознания, тоска по прежним счастливым временам оказалась слишком сильна.
— Внимание! — голос Асиарха заставил его встряхнуться. — Ваш брат, Иван, обнаружен. А вот вас, Николай, я вынужден огорчить…
— Они умерли?
— Ваших родителей я найти не смог, по всей видимости, они действительно мертвы. Но ваша сестра жива и находится в городе, который вы знаете под названием Санкт-Петербурга.
Боль хлестанула по нервам, и Николай даже застонал сквозь зубы. Мамы и папы больше нет… Но Дашутка, как она там одна? Она же совсем неприспособлена к жизни… Всегда витала в облаках. Снова перед глазами встала смеющаяся, прелестная шестнадцатилетняя девушка в белоснежном платье и офицер заскрипел зубами.
— Ее можно как-нибудь забрать оттуда? — спросил он.
— Да прямо сейчас и заберем, — пожал плечами дварх-полковник, — ничего трудного. Асиарх только локализует ее местонахождение, откроем гиперканал, пойдете и возьмете ее.
— Внимание! — снова заговорил дварх. — Иван, ваш брат в беде. Мальчика в этот момент страшно избивают.
— Какая гнида?! — взвыл красноармеец. — Да я руки за это повырву!
Перед ними загорелось изображение полутемной, захламленной комнаты. По полу катался оборванный мальчишка лет одиннадцати-двенадцати, весь залитый кровью, и кричал в голос. Толстый, здоровенный бородатый мужик изо всех сил охаживал его кнутом.
— Так это ж Потап, наш мельник… — ошеломленно пробормотал Иван. — Вот же падлюка! Да разве можно пацана малого так бить?! Убьет же…
— Подразделению Дельта-2 боевая тревога! — скомандовал дварх-полковник. — Асиарх, открыть канал!
— Сделано! — прогремел голос дварха, и чуть в стороне завертелась воронка гиперперехода.
Откуда-то вынырнули около десятка Аарн в темно-серых доспехах. Их руки сжимали какое-то никогда не виданное Николаем оружие. Но разъяренный Иван опередил всех и прыгнул в воронку первым. Вслед за ним почему-то пошел штабс-капитан Ненашев. Хотя да, у контрразведчика ведь имелся пунктик, он физически не выносил, когда били детей. Странный, ежели признаться, пунктик. Наверное, ему в детстве здорово доставалось.
Мельник наносил обнаглевшему мальчишке удар за ударом и с каждым зверел все сильнее. Такой же бесполезный паскудник, как и его брательник был. Надо же, работать не хочет толком, а жрать давай! Целый мешок муки рассыпал, скотина малая! Ну, ничо! Получай, гад! Потап снова замахнулся, но в этот момент на его плечо упала чья-то тяжелая рука. Он повернулся и только успел лязгнуть зубами, как кто-то так врезал ему по физиономии, что толстый мельник отлетел к стене и выронил кнут. Чуть опомнившись, Потап выплюнул несколько зубов и захлопал глазами, пытаясь понять, кто же это его так приложил. Напротив него стоял здоровенный детина в черной форме, как бы не в корниловской. Дык откуда ж тут корниловцу взяться, тут уж полгода как красные будут! Присмотревшись внимательнее, мельник даже застонал. Мать-перемать! Этим корниловцем оказался Ванька, старшой брательник оборзевшего мальца. И Ванька злой, что та собака. Ох ты ж, пресвятая Богородице! Щас точно прибьет… Во, какой здоровенный вымахал… И принесло же гада как раз сейчас! Надо ж, кака падлюка, в каратели подался…
— Посмотрите, что с мальчиком! — подошел к скрипящему зубами Ивану еще один офицер в такой же форме. — Я этим мизераблем займусь, не зря же в контрразведке служил.
Тонкие, брезгливые губы искривились во многообещающей ухмылке. Потап при виде этой ухмылки чуть не обделался и завизжал тоненьким голоском. Офицер! Его благородие! Да не просто, перед ним стоял самый страшный кошмар всех, кто имел дело с озверевшим офицерьем, перед ним стоял контрразведчик.
— Встать! — команда была произнесена таким тоном, что мельника буквально вздернуло на ноги. Правда, ноги тряслись и подгибались.
Он, весь дрожа, смотрел на брезгливое лицо офицера и прощался с жизнью. Вдруг к карателю подошел еще кто-то, и Потап вовсе ошалел. Черт! Точно, черт! Весь железный, серый, на страшной морде что-то горит. Мельник затрясся еще сильнее и принялся мелко креститься. А чертяка коснулся своей морды и морда исчезла, вместо нее появилось лицо совсем молодого парня.
— Не стоит марать рук об эту падаль, господин штабс-капитан, — сказал он. — Мы накажем его по-другому. С этого момента он не сможет никого ударить, а если ударит, то ему покажется, что ударили его самого.
— А такое возможно? — приподнял бровь контрразведчик.
— Очень даже просто.
Бывший черт повернулся к Потапу, тот снова тоненько завизжал от ужаса и таки обделался. И было от чего, глаза черта вдруг загорелись желтым адским огнем и мельнику показалось, что в его голову вонзился раскаленный гвоздь. Вонзился и принялся там вертеться. Потап завопил уже в голос и потерял сознание.