– Таури! С каких это пор ты стала общаться с орками? С ними разговор короткий – стрела в горло.
– У нас разговор ещё короче, – поправляет его Барлог. – Один разворот корпуса – и кучка агонизирующих эльфишек!
– Один разворот корпуса?? Ха-ха! – смеётся Айнон. – Да пока орк развернется, эльф успеет выпустить в него две стрелы.
– Что? – свирепеет самый брутальный орк Барлог. – Да я вас, твари, валил и валить буду, – рассекает воздух он своим мечом. – Сейчас ты узнаешь силу моего дрына. Я это тебе, как самый злобный орк заявляю, порежем и порвем все ваше гнусное племя. В лесу на каждом суку будет по эльфу висеть. Освободим от вас Лысую гору!
– Ну, да, сила есть, ума не надо, – отвечает Айнон. – Только и у нас своё оружие имеется.
Заслышав разговор на повышенных тонах, на вал поднимаются ещё три эльфа. Натянув тетиву, они направляют стрелы на орков.
– Ну ясное дело! – усмехается орк-шутник. – Лук – это оружие трусов! Типа мы тебя подстрелим, а ты нас не достанешь!
– Выходите с нами врукопашную, там и посмотрим, кто на что способен, – предлагает Барлог.
– Эльфам незачем биться с вами врукопашную, – объясняет ему Айнон. – Мы – бойцы невидимого фронта. Наш девиз: одна стрела – один дохлый орк.
– Ой, я не могу, – ухахатывается шутник-орк, – невидимого фронта… Разок вас дубиной огреть – сразу станете видимыми.
С вала к ним спускается главный организатор толкучки Арвин.
– Эй, толки, хватит ссориться! Чего вы снова тут не поделили?
– Он не отдаёт нам наши стрелы! – жалуется Таури.
– Отдай ей стрелы! – приказывает Арвин.
– А чего они в нас стреляют? – оправдывается поэт-орк.
– А не надо про нас стишки гнусные рассказывать, – объясняет Таури.
– Всё, прекратили! – машет на них руками Арвин. – Не хватало, чтобы вы ещё тут поубивали друг друга. Кому тогда вечером выбирать Майскую королеву, которая выберет нам Майского короля? Тем более, что до меня дошли слухи, что чистильщики хотят выдворить нас отсюда. Оркам и эльфам лучше помириться и объединиться против них, чем мочить друг друга.
14. Не видели мы вашу дочку
Справа от придорожного камня неподалёку от входа в потерну № 6 на полянке, окружённой берёзами, врыт шестиметровый столб. На вершине столба, символизирующего мужское достоинство, установлен венок, сплетённый из зелёных веток ивы.
От венка спускаются до земли шесть длинных разноцветных лент. Венок, символизирующий женское достоинство, установлен так, что может вращаться. От берёз, увешанных серёжками, доносится дивная музыка. Откуда она здесь? Кто-то играет на флейте?
Шесть девушек, одетых в старомодные однотонные платья, явно взятых из сундуков своих прабабушек, взявшись каждая за свою ленту, плывут по кругу вокруг столба. Под одной из берёз, прислонившись к дереву спиной, сидит длинноволосый парень. Острые, явно накладные ушки эльфа, выглядывают у него из-под волос. Он-то и играет на флейте. Его пальцы, словно заводные, снуют по ней.
В чарующие звуки старинной кельтской мелодии неожиданно вплетается надрывный тревожный зов.
– Зо-я! – безутешно зовёт где-то мать своего ребёнка. – Зо-я!
Вскоре из-за вала выходит женщина в красном сарафане. Заметив танцующих эльфиек, она направляется к ним.
– Извините, вы тут девушку не видели? – обращается она к одной их них.
Та отрицательно машет головой и идёт дальше по кругу.
– В белом платье, – не отстаёт от них мамочка.
– Нет, у нас тут все только в зелёном, – отвечает ей другая эльфийка, идущая следом, и кивает на двух маленьких зелёных человечков– мальчика и девочку, одетых в зелёные костюмчики.
– Спросите у орков, – советует ей третья эльфийка, идущая следом, – может, они знают.
– А где они? – спрашивает Навка.
– Вон там, – кивком головы показывает третья эльфийка.
Женщина в красном сарафане направляется к другой компании, разлёгшейся на траве неподалёку от потерны № 5. В отличие от эльфов, на орках надеты лишь мохнатые шкуры. В руках у них пластмассовые мечи и деревянные секиры.
– Орки, вы тут девушку в белом платье не видели?
– Нет, – небрежно отвечает один из орков.
– Дочка у меня пропала.
– Идите, идите, мамаша, – отвечает самый брутальный орк. – Не видели мы вашу дочку.
– Эх, ребята, – вздыхает она, покидая поляну, – не в те игры вы играете и не тем богам поклоняетесь.
15. Отвечайте, кто такие!
Едва Навка исчезает в пятой потерне, как на поляну стремглав выезжает милицейский джип. Проехав мимо придорожного камня и танцующих вокруг столба эльфиек, машина останавливается возле прилёгших неподалёку на травке орков.
Те почему-то бросаются бежать в разные стороны. Но из полуоткрытого окна раздаётся предупреждающий выстрел в воздух, и из салона выскакивают два «беркута» в камуфляже.
– На место! Лежать! Вы щас у нас тут все ляжете! – грозит им один из них пистолетом.
Девушке-орку удаётся скрыться в потерну. Эльфийки вместе с флейтистом и двумя маленькими зелёными человечками испуганно бросаются врассыпную к валу и, поднявшись наверх, скатываются вниз по эскарпу в ров. Эльфы с луками, оценив ситуацию, также присоединяются к ним. На валу, спрятавшись за куст, остаётся лишь Таури.
Орки понуро возвращаются на место.
– Лечь всем на землю! – приказывает им водитель.
Все, кроме одного, подчиняются приказу. Самый брутальный орк остаётся сидеть.
– Лежать – была команда! – бьёт его командир ногой в бок, – и не дергаться! Отвечайте, кто такие?
Брутальный орк, получив по почкам, хрипит:
– Орки.
– Кто? – орёт милиционер.
Брутальный орк мгновенно соображает, что милиционер вряд ли слышал когда-нибудь это слово, и тут же поправляется:
– Студенты мы!
– Какие ещё на… студенты? – орёт командир. – Сатанисты грёбаные! А ну признавайтесь, где девочка? Что вы с ней сделали?
– Какая девочка?
– В белом платье и с косой.
– С такой? – показывает руками орк-шутник, словно держа в руках палку с косой.
Командир со всей силы хватает его за волосы.
– С такой!
– Мы тут вообще такой не видели, – приподнимает голову поэт-орк. – Это женщина та в красном сарафане всё выдумала.
– Женщина выдумала, а вы, значит, правду говорите? – недоверчиво спрашивает водитель и с размаху бьёт его также в бок. – А если по почкам?
– Мы, правда, студенты! – кричит поэт-орк.
– А документы есть?
– Нет.
– Ну тогда не факт, что это правда, – говорит командир, помахивая пистолетом. – А вот то, что вы все в таких странных нарядах, явно доказывает вашу принадлежность к секте.
– Какой ещё секте? – возмущается третий лежащий, повар-орк, и также получает ногой.
– Сатанистской, твою мать! Руки всем за спину.
Водитель тем временем подходит к каждому из лежащих на земле орков и стягивает им руки одноразовыми наручниками – пластиковыми ребристыми хомутиками. Затянув их всего лишь один раз, потом их стянуть невозможно.
– Да мы сюда отдохнуть приехали… на природу, – возмущается шутник-орк.
– Сейчас отдохнёте в другом месте.
Неожиданно с вала к ним спускается эльфийка Таури.
– Отпустите их! – взывает она к «беркутам», – они – не сатанисты. Это – орки!
– Какие ещё орки?
– Ну, это гоблины такие. Иначе говоря, изгои. Короче, дебилы недоразвитые.
– Что? – возмущается самый брутальный орк Барлог.
– Но они никакие не сатанисты! – добавляет Таури. – И вообще всё это выдумки! Сатанистов в природе не бывает. Они априори не существуют. Всё это сказки!
– А пропавшие девочки – тоже сказки? – приводит веский аргумент командир. – А то, что их приносят в жертву, значит, выдумки?
– Отпустите их! Они ни в чём не виноваты!
– Значит пропавших девочек тебе не жалко? – не унимается полицейский. – Слёзы их матерей, я вижу, тебя не волнуют? И вообще, какого хера ты защищаешь их? А ну вяжи её также до выяснения обстоятельств! – приказывает он водителю.
– Руки! – грозно рычит ей водитель.
Стянув ей руки, он командует остальным:
– А теперь живо все в машину… по одному!
«Беркуты» упаковывают орков и эльфийку в джип и уезжают.
16. Мне идёт, что она живая
Неподалёку отсюда на крепостном валу, возвышающемся над Перекрёстной лощиной, стоит чернобородый мужчина в длинном чёрном плаще и с крестом на груди. Инквизитор Харитон озирает окрестности. Он взобрался на вал с надеждой разглядеть с вершины скрывающихся в чаще идолов, которые до сих пор никак не попадутся ему на глаза.
Неожиданно он приседает, заметив выходящую на поляну женщину в красном сарафане. Он приседает ещё ниже, разглядев идущего ей навстречу бритоголового козака. Прячась за куст, инквизитор видит, как те встречаются возле единственной на Лысой горе сосны, и слышит всё, что они говорят.
– Ну что? – спрашивает женщина в красном сарафане.
– Нет её нигде, – отвечает ей козак. – Всё обошли, всю гору прочесали.
– Она где-то здесь. Я это точно знаю. Мне идёт, что она живая.
– Ты уверена?
– Она где-то прячется, только не знаю ещё, где.
– А где она потерялась?
– Возле Змеиного спуска. Мы там наткнулись на иных. Я сорвала ветку бузины и прогнала их. А когда вернулась, смотрю, за спиной Зои стоит дидько.
– Дидько? – удивляется О’Димон.
Навка кивает.
– Ага, лысый.
– Лысый? – переспрашивает козак и проводит рукой по своей бритой голове с косой на затылке.
– Совсем лысый, – вносит ясность Навка. – Увидел, что я его вижу, и говорит: «Пошла вон отсюда, ведьма!». Сгинь, нечистый! – говорю я ему. Он тут же и сгинул. Обернулась я, а за моей спиной стоит сивый. «Сама сгинь! – говорит он мне. – Нас позвали». Кто? – спрашиваю. «Тот, кто сказал: «Изыди из горы сия!».
Инквизитор нервно потирает бороду.
– Ну что ты хочешь! – разводит руками козак. – Перед Майской ночью всегда так. Сегодня все черти на Лысую слетаются!
– Короче, пока я с ними разбиралась, Зоя, видно, испугалась их и куда-то убежала. – Навка вздыхает и задумывается. – Мне кажется, они здесь неспроста.
– Чего ты так решила?
– Они пришли за ней. Им нужна моя Зоя.
– Зачем?
– Чтобы напугать меня. Они ведь не могут меня извести. Поэтому и взялись за дочку, которая ещё не научилась давать им отпор.
Кожумяка уязвлено хмыкает и проводит рукой по своим пышным усам:
– Думаешь, ведьмы единственные, кто в силах побороться с ними?
– Но мы единственные, кто их видят, – отвечает Навка.
Пригнувшись ниже, инквизитор Харитон злобно чешет рукой бороду, а затем, как защиту выставляет перед собой крест, шепча «отченаш», и отползает на коленках прочь.
17. Идолы
В самой глуши между Русалочьим и Ведьминым яром находится главная достопримечательность Лысой Горы – языческий храм, так называемое капище. Название происходит от древнерусского слова капь, означающее идол.
В отличие от церквей, костёлов, мечетей и синагог, храмы язычников всегда располагаются под открытым небом. Считается, что таким образом родноверы оказываются ближе к природе и скорее могут быть услышанными своими богами, нежели те, кто наоборот загораживается от них экранированной поверхностью золотых куполов.