До сих пор ни у кого из них не было возможности для сколь-либо продолжительного разговора. Состояние Мартина было критическим, и Норман боялся, что старик может вообще не выдержать. Причина, вызвавшая приступ, оставалась неясной, но ему не давала покоя смутная догадка, что Патриция наконец призналась отцу в том, что натворила.
Как бы то ни было, в эти последние несколько дней тревога за жизнь старика не давала ему возможности переговорить с ней об этом. После своего возвращения Патриция вела себя как-то особенно нервно. Даже Дороти, прибывшая позже с их багажом, старалась никому не показываться на глаза.
Было очевидно, что трагическое происшествие оказало на обеих женщин сильнейшее эмоциональное воздействие, и Норман мог им только посочувствовать. Как им, должно быть, страшно было найти старика в таком состоянии на круизном теплоходе с весьма ограниченными возможностями оказания квалифицированной медицинской помощи! Особенно в случае Патриции, самой привыкшей полагаться во всем на отца.
Так что разговор, обещанный им Флоренс, пришлось отложить. Он собирался позвонить ей, как только у него появятся хоть сколько-нибудь хорошие новости, но с каждым уходящим днем начинал все сильнее бояться, что она больше вообще не захочет с ним разговаривать.
Тяжело вздохнув, Норман оглянулся на лежащего в койке Мартина. Пока не был прооперирован закупорившийся сердечный клапан, старик находился на волосок от гибели. При поступлении в госпиталь он был слишком слаб, чтобы подвергаться серьезной операции, и лечащий врач объяснил, что поначалу возможно лишь применение поддерживающей терапии.
Теперь же, когда операция осталась позади, прогноз был гораздо более оптимистичным. К удивлению Нормана, уже начали поговаривать о том, что недалек момент, когда пациенту разрешат вставать. Как оказалось, было установлено, что сердечным больным полезна легкая двигательная активность.
Донесшийся со стороны койки звук означал, что больной зашевелился. Оставив свой пост у окна, Таклтон подошел поближе. Мартин явно очнулся, и, хотя по правилам необходимо было позвать дежурную сестру, Норман хотел убедиться в том, что не ошибся.
Тесть выглядел таким больным, руки его, беспомощно лежащие поверх одеяла, были бледны и испещрены вздутыми венами. За эти несколько дней он сильно постарел, весь вид Мартина вызывал у Нормана желание хоть как-то облегчить его страдания.
— Я буду жить?
Эти произнесенные шепотом слова застали его врасплох. Затаив дыхание, Норман осторожно присел на стоящую рядом с койкой кушетку.
— Что за вопрос? — спросил он как можно более бодрым голосом. — Разумеется. — На мгновение накрыв ладонью руку старика, Норман поднялся. — Пойду позову сестру.
— Нет… подожди. — Голос Мартина звучал слабо, но решительно. — Не уходи, Норман.
Норман нахмурился, но, не решаясь расстраивать тестя, остался на месте.
— Как вы себя чувствуете?
— Паршиво, — нахмурившись, признался Мартин. — Где я нахожусь?
— Разве вы не помните? С вами случился сердечный приступ на борту теплохода…
— Знаю, — нетерпеливо перебил его старик, и зять вспомнил слова врача санитарного самолета о том, что всю дорогу больной находился в бессознательном состоянии. — Что это за больница?
— Городская, — ответил Норман. — Вас доставили на самолете.
Мартин явно остался этим доволен.
— Ты не солгал мне? Я действительно выкарабкаюсь?
— Так говорят врачи. Однако вы заставили нас всех изрядно поволноваться.
Лицо старика помрачнело.
— Особенно Пэт, не так ли? — угрюмо пробормотал он. — Черт побери, Норман, почему ты не рассказал мне этого раньше?
— Не рассказал о чем? — спросил озадаченный Норман.
— О ней… и об этой женщине, конечно, — сердито воскликнул Мартин. — Если бы я был предупрежден, это не было бы для меня таким ударом… Когда я вошел и застал их вместе…
— Подождите минуту. — Норман находился в полном недоумении, и, хотя момент для серьезного разговора был самый неподходящий, выяснить, в чем дело, было необходимо. — Черт бы меня побрал, если я понимаю, о чем вы говорите.
— Это не имеет смысла, Норман. — Голубые глаза Мартина наполнились слезами. — Не надо меня жалеть. Ведь именно из-за этого у вас с Пэт не было детей, не так ли? И не потому ли ты связался с этой женщиной, Рэмфорд, после того как она разбила твою машину?
— Так вы знали? — спросил крайне изумленный Норман.
— Не с самого начала, — устало вздохнул Мартин. — Но когда стало ясно, что вы с Патрицией не пытаетесь наладить отношения, я провел частное расследование.
— Но все было совсем не так… — запротестовал Норман, испытывая желание объясниться до конца. Однако поглощенный собственными мыслями старик не слушал его.
— Мне следовало догадаться раньше, — простонал он. — Я знал, что ты не из тех, кто обманывают своих жен просто так, без всякой причины. Ты всегда был человеком порядочным. Черт возьми, ты даже взял на себя вину за ту аварию!
— Мартин…
— Нет, выслушай меня. — Старик явно намеревался облегчить душу, остановить его было невозможно. — Хочу, чтобы ты знал, каким сентиментальным дураком я был. — Он немного задыхался, но не оставлял своих намерений высказаться. — Неудивительно, что ты не решался сказать мне правду.
— Какую правду? — спросил все еще ничего не понимающий Норман, но Мартин по-прежнему не слушал его.
— Я зашел в ее каюту, чтобы поговорить, — продолжил он. — Круиз явно понравился ей, она стала намного спокойнее, и мне казалось, что настал благоприятный момент для разговора о консультации с гинекологом… — Его дыхание прервалось, и на какой-то момент Норману показалось, что пора заканчивать разговор, но Мартин справился с приступом удушья. — Они были там вдвоем, Пэт и эта… ужасная женщина Айтон… в постели… вместе…
— Мистер Таклтон! — Негодующий возглас медицинской сестры помешал бы Норману ответить, даже если бы он знал, что сказать. Он с трудом поднялся на ноги, которые едва держали его. — Я же просила вас немедленно сообщить, когда пациент придет в сознание, мистер Таклтон, — резко заявила сестра. — Мистер Стейнер все еще очень слаб, ему нельзя долго разговаривать.
— Простите, — пробормотал Норман, слишком потрясенный услышанным, чтобы возражать.
Не обращая внимания на слова женщины, Мартин опять заговорил.
— Во всем виноват я, — сказал он, слабо пожав руку зятя. — Поговорим позднее, хорошо?
Норман согласно кивнул и, ловя на себе недоуменный взгляд сестры, вышел из палаты.
Оказавшись в коридоре, он постоял несколько минут, пытаясь переварить то, что услышал от Мартина. Неужели это правда? Неужели Патриция и Дороти Айтон действительно лесбиянки-любовницы? Боже, это казалось невероятным, но объясняло слишком многое. В том числе и причины, по которым Патриция вышла за него замуж…
Почти машинально Норман добрался до комнаты для гостей, где обнаружил пьющих чай Патрицию и Дороти Айтон. Кроме них в комнате никого не было, остановившись в дверях, он ждал, пока его заметят.
Они сидели, плотно прижавшись друг к другу, и при виде столь далеко заходящей интимности Нормана охватила волна первобытной ярости. Как же он раньше не замечал того, что, должно быть, продолжается очень давно? И как долго Патриция собиралась скрывать свои сексуальные наклонности? До тех пор, пока не умрет отец? Что ж, она почти преуспела в этом…
Как бы почувствовав исходящую от него враждебность, Патриция подняла голову и, увидев мужа, резко отстранилась от Дороти, развернула кресло и остановила на нем полный тревоги взгляд.
— В чем дело? Что-нибудь не так? — воскликнула она. — С отцом опять плохо?
Норман пожал плечами.
— Тебя это действительно волнует? — холодно спросил он.
— Разумеется, волнует. — Патриция с беспокойством следила за выражением его лица. — Он мой отец.
— Это верно, — заметил он, с трудом сдерживая гнев. — Спасибо за то, что напомнила мне.
— Что с тобой творится, Норман! — воскликнула она. — Ты же знаешь, что я вне себя от тревоги. Если отцу хуже, то скажи, не молчи. Я только что говорила Дороти о том, что операция прошла успешно.
— Уверен, что Дороти была рада услышать это.
— Конечно, рада. — Патриция бросила тревожный взгляд на сидящую рядом женщину. — Ты же знаешь, что она обожает отца.
Норман сделал шаг вперед, и Патриция отпрянула, словно испугавшись того, что муж коснется ее. Но ее тревога лишь вызвала у него язвительную улыбку.
— По-твоему, я вообще ничего не знаю, не так ли? Говорят ведь, что муж всегда узнает все последним.
— А по-моему, жена, — парировала Патриция и вдруг, словно только что поняв значение его слов, широко открыла глаза. — Отец пришел в себя?
— Только что, — ответил Норман и вдруг, выведенный из себя ее попытками нормализовать ситуацию, взорвался: — Ты могла убить его! Тебе это понятно?
Губы Патриции скривились.
— Так, значит, он все-таки рассказал тебе?
— А ты думала, что он этого не сделает?
— Я… я надеялась…
— Что ты говоришь? — Руки Нормана сжались в кулаки. — Кто бы мог подумать?
— Нет, ты меня не понял. — Патриция вновь оглянулась через плечо. — Я наделась, что при удобном случае расскажу тебе сама.
— И почему же ты этого не сделала? Какого удобного случая ты ждала?
— Боже, откуда я знаю, — стонущим голосом ответила она. — Просто… просто как-то не было времени…
— За четыре года! Прости, но я тебе не верю.
— Понимаешь… эта авария и все прочее…
Норман стиснул зубы.
— Без этого, конечно, обойтись было нельзя?
— А почему бы и нет? — Патриция не собиралась сдаваться. — Я могла бы сказать, что до аварии моя жизнь была абсолютно пуста, но не хочу доставлять тебе такого удовольствия. Мне нисколько не жаль, что это произошло. Ты меня слышишь? Если бы я не разбила тогда машину, мы с Дороти никогда не встретились бы. — Неужели он не ослышался, и Патриция действительно сказала, что машину разбила она? Однако прежде чем ему удалось подыскать подобающие случаю слова, она продолжила: — Во всяком случае, сейчас не время говорить об этом. Я хочу видеть отца…
— Подожди! — Норман загородил ей дорогу. — Я не ослышался: ты сказала, что была несчастлива до аварии?
Патриция бросила на него презрительный взгляд.
— А ты как думал? Только не делай вид, что не знал этого. Ты ведь собирался бросить меня, я знаю. — Она понизила голос. — После… после того аборта тебе неприятно было даже смотреть на меня.
— Ты меня в этом обвиняешь? — резко спросил Норман.
— Нет. — В кои-то веки Патриция, казалось, говорила откровенно. — Но ты не мог ожидать, что я буду этим довольна. Если бы отец узнал, он никогда не простил бы мне этого. Поэтому-то я…
Она замолчала, но Норман теперь не мог не прояснить все до конца. Он уже догадывался, что именно она сейчас скажет, но хотел услышать это из ее собственных уст.
— Что ты? — настойчиво спросил он, невольно делая шаг навстречу ей. — Что?
— Хотела, чтобы мы оба умерли, разумеется, — пробормотала она со страдальческим видом. — А теперь… Могу я увидеть своего отца?
Глава пятнадцатая
Стоя в дверях коттеджа, Флоренс прощально махала рукой до тех пор, пока машина Джудит не скрылась из виду. После чего, с трудом сдерживая слезы, вернулась в дом.
Джудит, конечно, молодец, что приехала. Путь ведь совсем не близкий, к тому же прошло всего лишь две недели после визита Флоренс к Боулдерам. Даже несколько злорадное удовлетворение, которое Джудит явно испытывала, сообщая подруге о сердечном приступе Мартина Стейнера, было по-своему трогательным: она гордилась тем, что ее предчувствия насчет Нормана оправдались.