— После бесконечных папиных рейдов туда-сюда у мамы лопнуло терпение. К тому же они не слишком хорошо расстались. Вскоре у мамы появилась возможность снова выйти замуж. Джеф Робинсон любил ее, клялся в верности. Лучшим доказательством его чувств, на мой взгляд, было то, что он готов был жениться на маме с маленьким ребенком. К тому же он дал мне свою фамилию. Я больше не был Дэном Уорнхоллом. Я давно и прочно забыл, что когда-то был им. Думал, что забыл…
— У нас с тобой разница в шесть лет…
— Да… Примерно тогда отец и зачастил в Америку. Преподавать в университете, говорил он.
— Но он действительно преподавал.
— Да. И параллельно знакомился с местными девушками.
— Знаешь, мама рассказывала мне… да я и сама помню… отец не всегда жил с нами. Собственно, когда мама поняла, что ждет ребенка, она не колебалась ни секунды, оставлять плод или нет.
— И она оставила.
Клер слабо улыбнулась:
— Разумеется! Ты ведь сидишь здесь и разговариваешь со мной.
— Что ж, я очень рад…
— Твой… наш отец долго метался. Чувство долга, другие противоречивые чувства… Мама уже готовилась рожать, а папа все еще навещал ее наездами. Родив, мама дала мне свою фамилию.
— Поэтому ты Клер Брауни.
— Именно поэтому. Когда Уорнхолл сделал выбор в пользу Америки, университета и моей мамы, мне не стали менять фамилию.
— Вот поэтому фамилия Уорнхолл нигде и не всплывает… Теперь все встало на свои места.
— Удивительно, что ты узнал его. На твоем месте я бы долго сомневалась. Проверяла бы информацию, сравнивала бы…
— Клер… у меня прекрасная память на лица. К тому же на фото он относительно молод. Да и ты не кажешься старушкой.
— Это за несколько лет до его смерти. Просто это мои любимые фотографии. Все выглядят тут такими… счастливыми.
— А я частенько пересматривал семейный альбом. Там были все фото — и отца, и отчима. Отчим, кстати, умер, когда мне было лет десять… Фамилию я больше не менял.
— Почему твоя мама сохранила снимки?
— Она говорит, что из истории нельзя выкинуть ни одного героя, чтобы она не изменилась.
— Потрясающе. А ведь ты мог и не узнать его.
— Думаешь, нас посадили бы?
— За что?
— За кровосмешение.
Вместо того, чтобы рассмеяться, Клер неожиданно расплакалась.
Дэн не знал, чем и как утешать девушку. Он обнял ее за плечи, притянул к себе. Теперь в этом жесте была только забота.
Пожалуй, еще и нежность. Но уже без страсти, без желания обладать.
— Нам ведь повезло, да? — тихо проговорила Клер, еще всхлипывая.
— В чем?
— Ну… у нас так и не дошло до секса. Разве это не счастье?
— Наверное. Представляю, как бы я себя чувствовал…
— Понять бы, как я чувствую себя сейчас. Я такая потерянная… и это все, что я знаю.
— Как это могло с нами произойти?
— Но мы ведь нашли друг друга. Мы все равно будем друг у друга… пусть и несколько в ином качестве.
— Ты этому рада?
— Не знаю. Пока больно… почему-то слишком больно…
— Наверное, боль со временем притупится. Останется светлая грусть.
Теперь Клер смеялась:
— Стоило приезжать в Лондон, чтобы обнаружить брата, о существовании которого ты всю жизнь не имела понятия.
— Да. И как удачно ты провалилась на стажировке!
— Видимо, это все-таки перст судьбы.
— О чем ты?
— Представляешь… ведь мы с тобой столкнулись во многомиллионном Лондоне. Этого могло никогда не произойти! Минутой раньше… секундой позже. Мы разошлись бы в толпе. Даже не заметили бы друг друга.
— Клер! Милая, тебя невозможно не заметить. Ты такая…
— Сейчас ты начнешь говорить, будто это был зов крови.
— Почему бы и нет?
— Если ты станешь так говорить… это будет верх цинизма!
— Или редкое проявление чувства юмора.
— Но что же нам делать дальше?
— А что ты хочешь?
— Домой, — жалобно сказала Клер, — Дэн, я хочу домой!
— Тише, тише. — Он снова принялся успокаивать ее. — Хочешь, полетим со мной обратно в Лондон?
— Но зачем?
— Это теперь и твой дом тоже. Побудешь там. Отдохнешь.
— Разве я устала? — сквозь слезы Клер засмеялась.
— Я имею в виду — освоишься с новым знанием. Поймешь, что делать дальше. Как жить. Чего хочется… И я познакомлю тебя с мамой.
— Думаешь, она будет рада? — прошептала Клер.
— Думаю, со временем она свыкнется с этой мыслью… Она, конечно, подозревала, что у отца в Америке не только работа, и что ему нужна не столько свобода… Но ведь мы с тобой — родственники. Она должна хотя бы знать, что ты есть.
— Нет, Дэн, — решительно произнесла Клер, — дай слово, что пока никому не станешь рассказывать об этом!
— Но почему?
— Разве это не наше личное дело?
— Да, но…
— Это никого не касается. Тем, кому надо, мы расскажем… расскажем обязательно. Но позже.
— Когда?
— Когда уляжется пыль…
* * *
— Звони.
— И ты тоже, Клер.
— Пиши.
— Обязательно. А ты? Ты ведь взяла мою визитку?
Дэн и Клер, загорелые, печальные, мрачные, прощались в аэропорту.
Место на рейс Дэна рядом с ним должно было теперь пустовать. Он взял для девушки билет до Нью-Йорка. Клер уже несколько раз поблагодарила его, но все никак не могла успокоиться.
— Сообщи, как долетишь. Не пропадай.
— Хорошо, Дэн. Я обещаю.
— И, знаешь, прилетай в гости. Хоть за свой счет, хоть за мой. Теперь все равно. Какие могут быть счеты между родными людьми?
— Передавай своей маме привет.
— Ты тоже. А… от кого?
— Да, действительно. Я и забыла. Кажется, с приветами пока придется повременить.
— Это все неважно. Подождем. Все утрясется.
— Надеюсь на это.
— Что будешь делать в Америке?
— Искать работу. Составлю резюме. Буду рассылать по издательствам.
— Я уверен: у тебя все получится. А жить будешь с мамой?
— Думаю, что сниму квартиру. В крайнем случае, подселюсь к какой-нибудь приветливой девушке.
— Дать тебе денег, Клер?
— Справлюсь. Выкручусь как-нибудь.
— Ну смотри. Как знаешь. Помни, тебе стоит лишь написать мне…
— Да. Будем переписываться. Телефонные звонки через океан не очень дешевы…
— Ерунда. Наплевать. О, твой рейс объявляют.
На глазах Клер показались слезы.
— Брось, не плачь, — Дэн крепко обнял ее, нежно поцеловал в щеку. — Все ведь хорошо.
— Да… Да, наверное. Такое приключение никогда не забудешь.
— Ладно, ступай. Тебе еще надо регистрироваться.
— Иду. Уже иду. Спасибо тебе, Дэн, спасибо за все!
— Ну что ты такое говоришь… Не за что. Совершенно не за что…
Пристегнувшись в кресле самолета, скорчившись на сиденье, Клер беззвучно рыдала.
Почему, ну почему именно с ней приключилась эта история?
Почему произошла такая нелепица, такая неправдоподобная несуразица?
Чем она заслужила подобное?
Она в очередной раз не могла понять своих чувств.
Если они — родственники, почему каждая клеточка ее тела разрывается на части от боли? Почему так тяжело? Почему хотелось закричать — не отпускай, не отпускай меня никуда, слышишь?
Почему же так больно?
Наверное, должно пройти время. Все случилось так неожиданно… открытие произошло так быстро. Внутри все смешалось. Чувства перепутались. Оттого и сумятица в голове, в сердце. В душе, в разуме.
Должно пройти время, твердила себе Клер, в отчаянии цепляясь за ручки кресла. Просто должно пройти время.
— Эй, Робинсон!
— Привет, Тони.
— Глазам своим не верю: вернулся.
— Почему это вдруг не веришь?
— Ты так скоропостижно исчез. Шеф твердил, будто все в порядке, но нам казалось, будто ты уволился.
— Скажи еще: украл крупную сумму денег из сейфа и благополучно смылся.
— Шутник, ничего не скажешь!
— Ну, как вы тут?
— Нормально. А ты загорел! Красавчик. Повернись.
— Еще чего не хватало. Не дождешься.
— Как остров? Накупался?
— Да.
— Нашел свою Пятницу? Эй, ты чего такой угрюмый? Понимаю: не хочется возвращаться к работе. А фотографии привез? Похвастался бы: море, пальмы, всякое такое. Кокосы с бананами…
— Нет, фотографий нет. Давай, Тони, рассказывай, что тут без меня происходило.
— По работе или в отделе? Знаешь, я тут спелся с худой, из бухгалтерии… Как же ее зовут…
— По работе, Тони. По работе… Мне важны все нюансы.
Дрожащими руками Клер отперла дверной замок.
Поднялась по скрипучим ступеням. В квартире царила тишина.
— Мама? — нерешительно спросила Клер. — Мама, ты дома?
Наверху послышалось негромкое покашливание.
— Мама, я вернулась! Мама!
— Да слышу я, слышу… Дай хотя бы спуститься из спальни. Я не ждала тебя раньше следующего месяца. Что, неужели стажировка закончилась?
Сухонькая и хрупкая, но вовсе не старая женщина с яркими голубыми глазами и седыми волосами, уложенными в высокую прическу, спускалась по лестнице, кутаясь в серую шаль.
— О, мама!
— Клер, что ты так кричишь? Дай-ка на тебя посмотреть. Ты точно была в Лондоне? Не вылезала из солярия? Сто раз говорила тебе: в солярий ходить вредно! А почему ты не позвонила, что прилетаешь? Я бы встретила тебя из аэропорта. Надо же, сама тащила чемодан и сумки… Клер, да что с тобой? На тебе ведь лица нет.
— Ты не представляешь, сколько всего произошло, — пробормотала Клер.
— Садись. Садись, я заварю чай. И ты мне все расскажешь…
— Я не могу! — прошептала Клер и вдруг разрыдалась.
— Солнышко, что ты не можешь?
«Солнышко».
Так ее называл Дэн в последнее время.
— Не могу всего рассказать тебе.
— Что за глупости?
Мама взяла ее за руки, с любовью заглянула в глаза:
— Запомни: нет такой ситуации, которую нельзя было бы исправить. Стоит только очень захотеть…
— Некоторые вещи исправить невозможно, — рыдала Клер.
— Кажется, я начинаю понимать. Дело не в Лондоне?
— В нем…
— Что-то случилось на стажировке?
— Нет!
— Тут замешан мужчина?
— Еще как… Мама, ты просто не представляешь…
— Выбирай: черный с бергамотом или зеленый с жасмином?
Эпилог
Следующие недели прошли для Дэна, словно в тумане.
Он боролся с желанием позвонить Клер. Он понимал, что это бесполезно. Его звонок ничего не изменит. И это ужасно, постыдно, но его по-прежнему тянет к ней. Несмотря на то, что он узнал. Несмотря на то, что узнали они оба.
Несмотря на все произошедшее.
Поэтому лучше молчать.
Молчала и Клер. Она написала ему коротенькое сообщение по электронной почте — мол, долетела, все в порядке, а мама — просто прекрасно.
И тишина.
Дэн с головой ушел в работу. Он даже не замечал, что ему светит очередное повышение — с таким рвением он пахал, с такой дотошностью разрабатывал очередной проект.
Он сам не осознавал того, что чуть ли не поминутно проверяет электронную почту.
Личную, рабочую. Автоответчик дома и на мобильном телефоне.
Он не проверял свою почту только тогда, когда спал.
Когда пытался пробить защиту команды соперников в спортивном зале.
Когда в очередной раз метко забрасывал мяч в баскетбольную корзину.
Потом он перестал это делать.