Каждый раз, посещая с Мелани ее папочку, глядя в его глаза, чувствуя в своей руке его руку — в последние дни мы уже все вместе гуляли по больничному скверу, — я давала себе слово рассказать Нестору все, как есть, и мысленно строила предстоящий диалог. Мол, так и так, Нестор, я хочу навсегда остаться с Мелани и ее отцом. Я люблю ее и не представляю своей жизни без этой дивной девочки. Мелани любит своего папу и меня. Меня она считает своей мамой.
«Тебе это приятно?» — спросит Нестор.
«Да, — отвечу я. — Мне тоже кажется, что она моя дочка».
«Не заговаривай мне зубы, — скажет Нестор. — Лучше признайся, что ты его давно любишь. Его, а не меня! И что он тебя любит. Ты уверена? Он тебе говорил это?»
«Уверена. Но не говорил. Это и так ясно».
«Может быть, — согласится Нестор, но обязательно спросит: — А ты уверена точно? Ты точно любишь его?»
И что на это отвечу я? Что Луи мне действительно небезразличен с первого взгляда, но мы едва познакомились, как он упомянул о Мелани, а я приняла ее за его девушку и стала подозревать в сексуальной нечистоплотности. На этом бы наше знакомство и закончилось, не попади он в больницу и не разрешись недоразумение с Мелани! И, между прочим, его ранили из-за меня! И что в отличие от мэтра Мориньяка, считающего, что скандал способствует популярности, Луи не хотел, чтобы газетчики трепали мое имя!
«Рыцарственно, — заметил бы Нестор. — Весьма. Но я пока не вижу чувств со стороны героини. Неубедительно прописан ее образ».
«Я люблю его дочь!» — сказала бы я.
«Дело твое. Но при чем здесь раненый папаша?»
«Мы оба любим Мелани! И он меня любит! Он очень-очень хороший! Может быть, я еще очень сильно полюблю его! Я просто пока не знаю. У меня не было возможности!»
«А теперь будет?»
«Будет! У нас будет прекрасная семья! И еще дети!»
«А, дети! — протянет он. — Ну-ну. Значит, с творчеством покончено?»
«Нисколько не покончено! Ты думал, я не справлюсь? А я справилась! Я заканчиваю роман! Мне осталось пара сцен и финал! И этот роман будет самым лучшим. Знаешь почему? Потому что я не гнала его — двести страниц за четыре недели! — как раньше, как поденщица! Я писала спокойно и получала удовольствие. Просто работала по пять часов в день, не думая только о том, как бы мне успеть, как бы дожить до гонорара!»
«Хорошо, хорошо! Я уже оценил твое ноу-хау в области творчества: писательница, которая каждый день приходит на пять часов писать в офис! Запатентуй, многим понравится! Некоторые даже начнут открывать предприятия. Рабочие места для графоманок! Профсоюз, нормативы по листажу…»
«Ты ревнуешь!»
«Ревную, — признается Нестор со вздохом. — Только, знаешь, я не уверен, что ты будешь с ним счастлива».
«Зато я уверена! У Луи никогда язык не повернется заявить: „Все! Свободна!“»
«Что такого особенно ужасного в этих словах? Разве не их ты скажешь себе после нашего бракоразводного процесса?»
И на этой фразе меня стопорит. Всегда. Хотя вполне возможно, что Нестор не произнесет такой фразы. Будет какая-нибудь другая. Но разводиться-то все равно придется! Иначе я не смогу стать мадам Виньо…
Почему я не сделала этого раньше? — думала я, рассматривая именно эти слова на экране компьютера. Там они принадлежали моей героине, естественно, блондинке по имени Мелани, сбежавшей в мужском платье, а не Мари, как ее звали в моих ранних планах. Героиня досадовала из-за того, почему она раньше не догадалась заглянуть в потайной ящик шкатулки, где под вторым дном она обнаружила компрометирующее заговорщиков письмо, из-за которого за ней охотилась вся королевская рать, включая врагов короля.
Как обычно, первую половину дня я работала у себя дома, проводив Мелани в школу. Затем ехала встречать ее — ей очень нравилось, что встречает мама, по дороге домой мы делали покупки, обедали и отправлялись навещать Луи. Иногда вместе с Элис. Потом, перекусив, Мелани готовила уроки, а я — обед на завтра. И оставшиеся часа два до сна принадлежали только нам двоим! Раскрою секрет: я ведь сразу обнаружила, что у Мелани нет кукол, и нашла это несправедливым. И еще оказалось, что десятилетняя девочка не имеет представления, как держать иголку — все пуговицы папа пришивал сам, он очень боялся за пальчики Мелани! Я купила ей пару кукол и научила шить. Вы бы видели, какие наряды стала изобретать маленькая художница!
И конечно же Мелани была в курсе всех перипетий моего романа. И новые имена всех персонажей придумала тоже она! И не только имена. Например, сцена знакомства героини с хозяйкой Графини на мосту — целиком плод ее фантазии, как и появление у Графини жеребенка. Еще я долго думала, почему же героиня не нашла сразу потайной ящик? Как нашла, почему он открылся?
— Мамочка! — Мелани расширила глаза и всплеснула руками. — У нее ведь там лежали драгоценности? Правильно? А один кулон был ключом! Она их перебирала, не зная, что продать, чтобы не выдать себя, и вдруг этот кулон вошел в дырку. Знаешь, она была под бархатом, и не видно! Не совсем, конечно, дырка, а такая выемка в дереве. Туда вкладываешь эту штучку, — для наглядности она изобразила, как вкладывает нечто в ладошку, сложив ее лодочкой, — что-то там срабатывает внутри и потайной ящик открывается!
Здорово, правда? Но я не буду пересказывать сюжет, выйдет роман — прочитаете.
Потом занятия в школе закончились, но я все равно первую половину дня проводила в своей квартире — попыток писать в квартире Луи я больше не предпринимала. Мелани очень нравилось, что «мамочка» ходит на работу, она ждала меня, но не скучала нисколько: не только потому, что привыкла ждать папочку и по натуре была домоседкой, но и потому, что просто не умела скучать.
Во-первых, эта кроха трепетно следила за порядком — «бабушка говорила, что лучше сразу все класть на место, потом на уборку не придется тратить время, и папочка тоже со мной согласен!». А во-вторых — собственно говоря, может, и во-первых, — она была художником. Этим все сказано. У творческого человека, тем более у такого маленького, нет времени на скуку. А теперь к ее пастели и сангине — акварель, «как грязищу с водой» Мелани отвергала, хотя ее вовсе не смущала мокрая тряпка, чтобы вытирать руки от пастели, — прибавилось новое ремесло — шитье.
Мелани знала телефон моего «офиса», как и моего мобильного, но звонила крайне редко, как собрат по искусству прекрасно понимая, что мешать нельзя. Кстати, когда она рисовала, она всегда закрывала дверь в свою комнату. В один из первых дней нашей совместной жизни я зашла к ней, чтобы позвать ужинать, и, заглянув в неоконченный рисунок, похвалила. Мелани посмотрела мимо меня, не сказала ничего, но послушно пошла мыть перед едой грязные от красок руки и, только сев за стол, тихо, хотя достаточно твердо произнесла:
— Мамочка, ты, наверное, не знала, но, когда я закрываю дверь, это значит, что я не здесь. Я тебе обязательно покажу потом. Но, когда я не здесь, входить нельзя. Я могу потеряться.
— Потеряться где, ангел? — с ужасом спросила я. И ужас мой был не только оттого, что я знала ее отношение к слову «потеряться», но оттого, что она напомнила мне Нестора! Тот же самый взгляд мимо меня, и тот же самый запрет входить во время творческого процесса, если я правильно поняла… — Где потеряться? — повторила я, потому что Мелани все еще пребывала в иной реальности.
— Там. Ну там! Разве ты не знаешь, мамочка? Ты ведь придумываешь истории! — Она улыбнулась. Наконец-то нормальный взгляд, облегченно вздохнула я. — Ты же ведь не сама придумываешь, а достаешь их оттуда!
— Откуда?
— Оттуда! Ну, мамочка, я не знаю, как это называется, ну, в смысле, оттуда, где они уже есть! Можно легко потеряться, если неожиданно туда влетит кто-то другой!
— Может быть, потерять, а не потеряться? — уточнила я. Конечно, я прекрасно понимала, о чем она говорит, но было очень странно и даже страшно слышать это от десятилетней девочки.
— Нет, мамочка. То, что есть там, оно никуда не девается. Оно там есть всегда! Даже когда я рисую то, что вижу перед собой, я все равно достаю это оттуда! Потеряться могу только я. Там потеряться, понимаешь, там! Ну, мамочка! Неужели ты не поняла? — Она с такой надеждой смотрела на меня! — Я была в одном месте, а потом кто-нибудь помешал, и все! Я больше не в том месте, и я не знаю, как снова попасть туда. Ну, как сон! Если не досмотрел, потом вряд ли покажут тот же самый снова! Это ведь не кино…
— Но разве ты еще не научилась вновь находить то же самое место? — осторожно спросила я, пронзительно понимая, что сейчас наш разговор происходит не здесь, где я взрослая тетя, а она — маленькая девочка, а именно там! Где мы обе на равных.
— А ты умеешь?
— Иногда получается. Но чаще оказывается, что мне вовсе не нужно там в то самое место, а как раз — совсем в другое.
— Но ведь то место жалко?
— Жалко. Но оно в итоге не нужно. Как ткань! Мы же обрезаем лишнее, когда шьем?
— Правда, правда! — Она серьезно покивала. — Я не все рисунки вешаю в рамку на стенку! Знаешь, некоторые я вообще никому не показываю. Даже папе. Но ведь без них я бы никогда не нарисовала хорошие!
— Правильно. Это называется тренировка, опыт. Я тоже выкидываю лишнее из книги.
— Ой, мамочка! — Она восхищенно хлопнула ладошками. — Как ты все хорошо понимаешь! Даже папа не очень понял, но он никогда не входит, если моя дверь не открыта. — И выразительно посмотрела на меня. Вот бы Нестору у кого поучиться деликатности, подумала я.
Поэтому Мелани крайне редко звонит в «офис», разве что мне случается заработаться и выпасть из времени, а это грозит тем, что мы не успеем к Луи в посетительские часы.
Сегодня наше последнее посещение больницы. Завтра утром Элис повезет нас забирать Луи. Потом мы будем праздновать дома, а на послезавтрашний вечер Элис запланировала банкет в кругу коллег. И в ближайшие дни мы втроем уедем в Эльзас к родителям Луи, которым он не разрешил сообщать о своем ранении. Естественно, скрывать он не собирается, но зачем лишние волнения, если можно рассказать, когда все будет уже позади.
Срок нашего отъезда зависит от меня: я хочу сдать роман до того, как мы уедем, чтобы, вернувшись, получить деньги. Мне осталось страниц двадцать. Хорошо бы написать сегодня хотя бы пять, тогда я закончу дня за два-за три. Понятно, что ни завтра, ни послезавтра поработать не получится, но в любом случае не позже чем через неделю мы уедем. Мы уже несколько раз просчитали это с Луи и Мелани. Для них наше будущее было ясным и понятным, но совсем не для меня!
Завтра Луи выйдет из больницы, и, конечно, спать мы ляжем вместе. Это хорошо и здорово и вообще должно было произойти давно, но в квартире Луи нет спальни! Если ночью Мелани, например, захочет в туалет, она неизбежно должна пройти мимо спящих папы и мамы. Ладно, ничего аморального в этом нет — все папы и мамы спят вместе, и Мелани сама много раз говорила мне, что давно мечтала, как киношные дети, забраться утром к родителям в постель. Но ведь родители не только спят, они ведь еще занимаются любовью! А я плохо представляю себе, как смогу заняться этим, зная, что за дверью Мелани. Наверняка это обстоятельство для многих не является проблемой, но я-то не смогу!
Несомненно, в будущем мы переедем в другую квартиру со спальней, но как пройдет эта ночь? От нее зависит наше будущее! Ясно, не только от нее, но и от нее тоже!