Вторая проблема: я должна сегодня же рассказать все Нестору. Дальше тянуть некуда — завтра я буду с Луи и получится нечестно, если я скрою это от Нестора.
Ну почему я не развелась с ним раньше?! Зачем ради какого-то условного имиджа поддерживала отношения? Я давно потеряла надежду и желание вернуться к нему. И вдруг в ту ночь, два месяца назад, он признался, что любит меня. Понятно, мои надежды опять вспыхнули! И тут же, как холодный душ: «Все! Свободна!»… А потом снова и снова: «Я тебя люблю», — и воспоминания о той ночи при каждом разговоре, при каждой встрече — за эти два месяца мы четыре раза выходили «в свет», хотя раньше не виделись по полгода!
Но мы больше не спали за эти два месяца. Допустим, Нестор с уважением относится к тому, что я ночую с «дочкой Элис», но что мешало ему заявиться в «офис» в первой половине дня? Впрочем, два месяца — не срок для наших с ним сексуальных отношений. И что бы делала я, явись он в мою квартиру?
Да, два месяца. Незабываемая для Нестора ночь случилась как раз после моего знакомства с «суперполицейским». А если бы я прямо в прихожей отдалась Луи? Я ведь страшно этого хотела! Что было бы тогда? Сомневаюсь в «незабываемой ночи»!
И почему я пошла на поводу фантазий Нестора про раненую женщину-полицейского? Из-за того, что он повторил: «Я тебя люблю»? Что в этих словах такого особенного? Почему я не сказала: «Поздно, Нестор. Ты опоздал»? Как последняя идиотка зачем-то тянула два месяца…
Все! Звоню! Решено. Нет, сначала допишу фразу про шкатулку. Сижу и думаю непонятно о чем, а у меня не дописана фраза. Я перечитала последний абзац, но даже не поняла смысла. Нет, надо звонить. Я глубоко вздохнула и набрала его номер.
Занято.
Замечательно! Сделаю-ка я себе кофе, и не перекурить ли мне, кстати? Я достала сигарету и защелкала зажигалкой. Прежде чем дать огонь, пластиковая дешевка отвратительно искрила — скоро будет мозоль на моем большом пальце.
Язычок пламени. Наконец-то! Но прикурить я не успела: зазвонил телефон, я невольно дернула рукой, и пламя пропало.
— Слушаю. — Я с раздражением отшвырнула зажигалку.
— Представляешь, жене Рейно собираются давать Гонкуровскую премию! Я — член Пен-клуба, а Гонкуров даже у меня нет! Совсем они там спятили, что ли? За какие-то слащавые книжонки!
— Вовсе не слащавые, Нестор. У Марты ван Бойгк крепкие и, по-моему, даже слишком психологические романы, в моих — больше приключений, — возразила я и снова попыталась извлечь огонь, раздумывая, как бы перевести разговор в нужное мне русло. — Но мне нравится этот прием, когда вместо бесконечных внутренних монологов героини о ее переживаниях показывается внешнее действие. Например, в пальцах героини лопается яичная скорлупа, и читателю ясно, что она нервничает.
— Да ладно, приемы! Просто Рейно затеял снимать документалку про Гонкуров, они ему там всем комитетом сценарий строчат. Я ему предложил, давай, мол, слеплю тебе сценарий, я профессионал, а он мне: «У тебя своя жена есть, ты ее и раскручивай!» Поняла, жена?
— Ну… — Гнусная зажигалка только искрила.
— Слушай, а что там у тебя все время щелкает? Зажигалка, что ли?
Вспыхнул огонек!
— Зажигалка, — подтвердила я и осторожно прикурила.
— Рейно в восторге от твоей истории про окровавленную рукопись! По-моему, даже завидует, рвется тебя снимать!
— Значит, ты ему рассказал все-таки?
— Ну ты странная! Его жене Гонкуров дают, а моя что, хуже? Небось ни одна из читательниц его Марты не полезла под пули ради нее! Так что давай подъезжай завтра ко мне часиков в двенадцать; Рейно и его команда прибудут в два.
— Но я не могу завтра!
— Слушай, не капризничай, жена. И подготовь свою Элис, чтобы она от радости с ума не сошла перед камерой. Снимут тебя, поедем к ней в больницу. Если уж она совсем двух слов связать не в состоянии, напиши ей текст. Конечно, по горячим следам было бы лучше, но и сейчас неплохо: как раз к выходу твоих «Капель». Или они уже появились на прилавках?
— Недели через две-три. Но, Нестор…
— Хочешь опять напомнить, что еще тот сюжет с рыжим халатом не прошел в эфире? — перебил он. — Я сто раз говорил тебе, что телевидение — это процесс, что необязательно показывают все, что отсняли. Кстати, прихвати завтра с собой эту рукопись. Она что, правда, вся в крови?
— Нет, только первая страница была в крови и грязная, поэтому Мелани выкинула ее. Но… — Я мучительно подбирала слова, чтобы перейти к теме развода. — Но это неважно, Нестор, я хочу сказать…
— Конечно, неважно! Кровь сделаем краской, не переживай!
— Завтра я не могу! — собрав всю силу воли, выкрикнула я.
— Хорошо, давай я договорюсь с Рейно на послезавтра или на пятницу, — неожиданно миролюбиво предложил он. — Последнюю сцену дописываешь?
— Да!
— Так бы сразу и сказала. Чего орать? Разве я не пойму, в каком ты состоянии? Дописывай. Привет. Не буду тебе мешать. Значит, договорились на пятницу?
— Нет, Нестор. В пятницу я тоже не могу. И дело вовсе не в последней сцене.
— А в чем?
— Это не телефонный разговор. Нам нужно поговорить! Прямо сейчас! Это очень важно!
Он вдруг захохотал.
— Ты беременна? Хочешь поговорить о разводе?
Я была ошеломлена: мнимая беременность — какой замечательный и убедительный предлог! Как же я со всей моей писательской сноровкой не могла изобрести его?
— Как ты догадался?
— Не думай, что я нанимал частного детектива. — Нестор продолжал веселиться, а вовсе не злорадствовал, что было бы логичнее. — Ты на связи только после восьми утра и до часа, а потом не доступна даже по мобильному. Твой-то, этот, будущий папаша, как он терпит наши выходы в свет?
— Терпит. Он поклонник твоего таланта…
— Только не ссорься с ним из-за этого! — Нестор хохотнул. — Ладно, мадам Мориньяк, я сейчас к тебе приеду. Полагаю, твоя последняя сцена потерпит?
— Потерпит.
— Вообще-то, конечно, было бы лучше встретиться не сегодня, — сказал он. — Я сам сегодня писал всю ночь. Тоже финальная сцена, сама понимаешь! Так и уснул за столом… Проснулся, дописал последний абзац и позвонил тебе. Думал, сообщу тебе насчет завтрашнего мероприятия. Ты же всегда просишь предупреждать заранее. Потом хотел полежать в ванне, и на вторую половину дня у меня давно назначена одна встреча.
— Лежи в ванне, иди на встречу. Но это не изменит ничего. Все, Нестор. Пока. Мне нужно работать.
— Подожди! Не вешай трубку! Шампанское? Торт бисквитный или взбитые сливки? Я забыл, какой ты любишь?
— Трюфельный, Нестор, и русскую икру. Но это тоже ничего не изменит.
— Это мы еще посмотрим! Я сейчас приму душ, побреюсь, надену белый смокинг и явлюсь с икрой и тортом!
— Ценю твое чувство юмора, но, когда полезешь под душ, имей в виду, что ровно в час дня меня здесь не будет.
— Понял, понял! Целую. До скорого!
Глава 21,
в которой я сначала каждую минуту поглядывала на часы
А потом мои герои вдруг так активно начали говорить и действовать, что клавиатура компьютера едва успевала за моими пальцами.
«Внезапно через прорехи туч выглянуло солнце. Дождь не прекратился, но от теплого света и зеркальных нитей дождя долина Луары, открывшаяся перед глазами всадников, показалась им сказочной и очень родной одновременно.
— Вы слышите?! — воскликнула Мелани, замедляя бег коня.
Колокол часов на далекой башне замка отбивал время. Мелодичный звон тихо разливался над долиной, а с последним ударом, как если бы это было обговорено заранее, на небе вспыхнула радуга. Радостные ворота, через которые им предстояло с триумфом войти в родной город. Мелани обвела взглядом лица своих трех спутников. Они были усталыми, мокрыми от дождя, но светились надеждой и любовью.
— Колокол всегда бьет в полдень, — сказал кавалер де Шабли и посмотрел на нее.
Антуан может говорить все, что угодно, подумала она, но почему же в каждой его фразе я слышу: „Милая, я люблю тебя“?
— Осталось совсем немного, господа, — сказала она.
— Да, — поддержала ее графиня де Грийенкур. — Мы успеем. Мы докажем, что ваш отец не предатель! Вперед, друзья! — Она пришпорила свою Графиню и понеслась вперед.
— Вперед!
— Вперед!
Кони чувствовали настроение своих хозяев и, забыв про усталость, стремительно перешли на галоп. Дождь кончился, солнце било им прямо в глаза»…
В мои глаза тоже било солнце, и мне приходилось щуриться, глядя на побледневший от света жидкокристаллический экран. Хотя что я мучаюсь? Надо просто подстроить яркость. Я протянула руку к рычажку справа возле экрана и вдруг увидела циферки в его нижнем углу: «14.03»…
Боже! Меня обдало жаром. Еще час назад я должна была отсюда уйти, а в это время — обедать с Мелани. Она наверняка волнуется, но не звонит, чтобы не отрывать «мамочку» от работы. Но если в три часа мы с ней не выйдем из дому, мы опоздаем к Луи! Как же я могла забыть про время: я ведь знаю, что около двух в мои окна всегда начинает лупить солнце. Впрочем, понятно — уже два месяца, как я ухожу отсюда в час. Я приготовилась набрать номер Мелани, но телефон зазвонил сам.
— Извини, мамочка! Хорошо, что ты там!
— Я, правда, заработалась. Застряла там. Это ты меня извини. — А куда пропал Нестор? — попутно думала я. Он же собирался приехать сразу, как мы поговорили, это было где-то около десяти утра. Наверняка уснул в ванне. — Я уже выезжаю, ангел!
— Не надо! Не торопись, мамочка! Я специально позвонила, там ты или не там? Ты не волнуйся, я уже пообедала сама. Не торопись. Ты много написала?
— Много, ангел. Даже удивительно. Одна последняя глава осталась и эпилог.
— А про радугу написала?
— И про радугу! — Кстати, радугу над долиной придумала она. — Ты, правда, пообедала, ангел?
— Правда, правда. Знаешь, ты пиши дальше. Не торопись. А то не получится сюрприз!
— Пожалуйста, поосторожнее с плитой, Мелани! Не обожги руки!
— Нет! Это не пирог, мамочка! Это лучше!
— Показался росток? — У Мелани в горшочек посажена апельсиновая косточка. — Или зацветает новый кактус?
— Лучше, мамочка, лучше! Ты только не торопись! И позвони мне перед уходом. Мы поговорим!
— Ты меня пугаешь, Мелани.
— Да нет же, мамочка. Все очень хорошо. Только не спеши. Лучше еще поработай.
— Но мы можем опоздать к папе!
— Нет! Это не страшно! Он ведь все равно завтра будет дома, а ты напишешь побольше, и мы скорее попадем к дедушке.
— Маленькая дипломатка. Ну ладно, давай тогда встретимся сразу у нашего метро и поедем к папе. Ровно в три!
— Ну посмотрим…
— Что значит «посмотрим»?
— Мамочка, это сюрприз!
Я поняла, что все равно не смогу добиться от нее ничего определенного, напомнила, что мы встречаемся у метро в три, и заверила, что не буду спешить. В общем-то разумно: раз уж я не попала домой к двум часам, то теперь глупо мчаться, чтобы заскочить за Мелани. Станция метро совсем не далеко и не нужно переходить дорогу.
Таким образом, у меня в запасе было минут пятнадцать — двадцать, чтобы выпить кофе и созвониться с Нестором, сказать, что ухожу отсюда. Или не звонить? Сам виноват: нужно было приходить вовремя. Но, поставив чайник на огонь, я все-таки набрала его номер.
Бесконечные длинные гудки. Уснул в ванне, точно! Пусть протекает на кого угодно.