А мама говорит ей, что женщины делятся на “свистушек” и “настоящих”. “Свистушки” выскакивают замуж сразу после школы, немедленно обзаводятся кучей детей и годам к тридцати выходят в тираж, стареют и меркнут. А “настоящие”, говорит мама, в тридцать лет только расцветают, наливаются соком, мудреют. “Молодость для них – как для брильянта огранка, – уверяет мама. – Свистушки, пока молоды, водку пьют. А настоящие – ума набираются. И к тридцати – засияют. Как алмаз “Орлов” – засияют!"
Надя вздыхала, слушая мамины утешения. Никто не спорит, хорошо мечтать, что скоро ты превратишься в бриллиант. Но только так скучно весь выходной сидеть в своей комнате! И лишь читать про то, что где-то есть и любовь, и секс, и разочарования, и жизнь, и праздник… А выходной уже катится к вечеру, и вот соседка Юлька с довольной мордочкой выпорхнула из подъезда. Одета в неизменную кожаную юбочку, грузится в чей-то потертый, но – джип. Уносится на поиски приключений. А у нее, Нади, приключения только в книгах. И в них же – страсть, ненависть, ревность. А настоящей жизни будто и нет. Стоит она, как Гаврош, у манящих витрин, а зайти внутрь не может.
"Кожаную юбку себе, что ли, купить? – думает Надя, уже засыпая. – Ноги-то у меня длинные…"
Дима. То же самое время
Дима сидел в кабачке на Дам-сквер, пил пиво. Расслабленно улыбался. За натертым до блеска окном шумела Европа. Из автобусов выплескивались бесконечные волны туристов. Хмурый уборщик сосредоточенно оттирал еле видное пятнышко на асфальте. Амстердам, заграница, бочковой “Хайнекен” – все позади, завтра домой.
"Ведь отписываться придется, – вяло думал Дима. – А о чем писать – фиг его знает. Ну ладно, прорвусь. Чего-нибудь да придумаю. Путеводитель куплю, в самолете почитаю…"
О, Амстердам, лихорадочный, бешеный, беспредельный, отвязный город! Что можно о нем рассказать? Написать о неулыбчивых барменах из кафе-шопов? О добропорядочных бюргерах, стыдливо хихикающих над непристойными сувенирами? Сувенирные магазинчики Амстердама полны всяких развратных штучек. Себе Дима приобрел “сладкую парочку”: два пластмассовых зайца, один позади другого. Поворачиваешь ключик – звери начинают.., э-э.., м-мм… Когда Дима в лавчонке самолично завел развратных зайцев и те принялись совершать возвратно-поступательные движения, он ржал на всю Голландию. Зайцы работали до уморы сосредоточенно. А рожица одного из зверей – того, что внизу, – удивительно напоминала постную физиономию главного редактора. Дима немедленно приобрел сувенир. Он поставит его на свой стол и будет заводить после летучек-планерок.
"Хорош я, хорош, – со смешливым уничижением думал Полуянов, потягивая терпкое свежее пиво. – Неделя в Амстердаме, а материала – с заячий э-э.., ну, скажем, хвостик. Никаких тебе культур-мультур – одна порнуха”.
Пиво шло замечательно, осенний день золотился прохладным солнцем, и Дима на самом деле особо не переживал. Он знал цену строгому с виду заданию “написать культурно-исторический очерк об Амстердаме”. Слава богу, не первокурсник журфака, понимает, что к чему. Впрочем, первокурсника в Голландию и не послали бы. Такие поездки достаются людям опытным, уважаемым. Это что-то вроде премии. Или аванса.
Рекламный отдел родимой газеты, “Молодежных вестей”, вовсю осваивал бартер. В том числе – туристский. Фирма “Амстердам-сервис” оплатила газете одну путевку. Взамен фирмачам пообещали “очерк на полполосы, а в конце – модульную рекламу турфирмы”. В редакции немедленно началась тихая война за халявную поездку. Начальница рекламного отдела уверяла, что лучше ее никто не напишет – тем более что договор добыла именно она. Зам главного прочил в поездку свою фаворитку из отдела писем. Даже вечно витающий в высших сферах завотделом культуры внезапно спустился с небес и предложил свои услуги по “полномасштабному освещению культурологических пластов Амстердама”.
Но в поездку отправили его, Полуянова. Чего уж скрывать – очень приятно. Даже не из-за Голландии – подумаешь, фуфло, и сам мог бы путевку купить, – а потому что, выходит, его в газете ценят. Берегут. Боятся потерять. Привязывают к “Молвестям” заграничными вояжами.
– Отдыхай, Полуянов, набирайся сил, – напутствовал его редактор. – И смотри мне там – без кафе-шопов…
– Как можно? – округлил глаза Дима. Просвещенные коллеги уже успели его напутствовать: мол, только в прогрессивном Амстердаме можно забить добрый косячок, не рискуя попасть за это в кутузку. И Дима решил, что обязательно попробует голландской “травки”. Немного, пару затяжек. А то журналист называется – до тридцати лет дожил, а марихуаны не употреблял ни разу. Но уж в Амстердаме, где косяки в каждой кафешке скручивают, он своего не упустит!
Впрочем, еще в самолете и даже в амстердамском аэропорту со смешным названием Схыппол Дима честно собирался ходить на экскурсии и в музеи. Записырать впечатления, цифры и факты. Приобретать местные газеты на английском…
Но в первый же вечер, когда его группа разбрелась по номерам, Дима отправился на вылазку. Как можно спать, когда ты – в Амстердаме, а на часах полночь, и улицы шумят-гудят, и под окнами фланируют расслабленные, аппетитные туристки… В конце концов, он даже “Хайнекена” настоящего еще не попробовал! Дима без сожаления покинул отель и немедленно осел в симпатичной пивнушке. Потягивал “Хайнекен” – хорошим пивко оказалось, не то что в Москве! Глазел на девушек. Девушки, почти все, призывно улыбались в ответ. Только выбирай! Он подкатился к типичной, на его взгляд, фламандке – пухленькой и белокурой. Впрочем, лапуля уверяла, что она француженка, но какая, собственно, разница, когда у девчонки глаз горит и она соблазнительно облизывает влажные, пухлые губки!
– Ты “траву” курить умеешь? – немедленно поинтересовалась новая подруга.
– Нет. Но хочу попробовать, – честно ответил Дима.
– И мне косяк купишь?
– Нет вопросов!
Девчонка радостно подскочила. Они потащились сначала в один кафе-шоп.., потом – в другой.., везде брали один косяк на двоих. Девчонка и смолила за двоих, а Дима старался дым почти не вдыхать. Однако очень скоро он отчего-то почувствовал себя сильным и бесшабашным. И готовым к разным безумствам. После второго косячка они с девушкой целовались в чистой голландской подворотне. После третьего новой подружке пришла в голову фантастическая идея: пойти в район красных фонарей и взять стройную мулатку – одну на двоих. Полуянов браво согласился. Но месторождения мулаток они не нашли. В проституточьем квартале за стеклянными витринами восседали все больше раскормленные блондинки. Дима во все глаза пялился на их мини-трусики и мини-лифчики и обнимал новую подругу за разные места все крепче.
Когда Дима перешел к более решительным действиям, француженка потребовала с него за любовь сто баксов. Оскорбленный, уставший и пьяный Дима покинул меркантильную нахалку и долго блуждал по ночному городу, пытаясь отыскать дорогу в гостиницу. Оказавшись наконец в отеле – часов в пять утра, – Дима понял, что встать к восьми, к завтраку и неизбежным экскурсиям, он решительно не сможет.
"Ну и город! – ошарашенно думал Дима. Он проснулся в час дня и, лежа в постели, потягивал ледяной сок из бара. – Здесь ухо востро держать нужно! Все, больше никаких косяков! И никаких француженок!"
Он прислушался к собственному организму. Ломки вроде не было, тяги к наркотикам тоже. Зато разыгрался волчий аппетит. Орешки из мини-бара голод не утоляли, и Полуянов решил пообедать в приличном месте. Он вышел из гостиницы, поспешно миновал вчерашнюю свою первую пивнушку, прошел мимо множества кафе-шопов и наконец выбрал некий “Саппер-клуб”. Его привлекло благородное, респектабельное название – “Клуб для ужина”.
Метрдотельша провела его в зал, и Дима растерянно остановился на пороге. В комнатке, выкрашенной в белый цвет, имелось несколько белых лежаков – точно, как на пляже. На них и возлежали посетители, сосредоточенно поглощавшие пищу. – – А где столы? – озадаченно спросил Дима. Метрдотельша очаровательно улыбнулась:
– Столы – это в обычных ресторанах.
Дима пожал плечами и устроился на указанном лежаке. Немедленно явилась официантка. Водя пальцем по меню, Полуянов украдкой посматривал под ее коротенькую юбку. Девушка отвечала благосклонными взглядами, и, принимая из ее рук аперитив, Дима осмелел настолько, что погладил милашку по кругленькой попке. Официантка хихикнула. Димина рука неловко соскользнула – и вдруг!.. О, ужас! Под юбочкой официантки он нащупал ощутимую выпуклость. Она – мужчина!
Он отдернул руку, как от кипятка. Расстроенная официантка, то бишь официант, ушла (ушел) на кухню за заказом.
Полуянов присмотрелся к прочим дамочкам из обслуги. Да они здесь все – мужики! У этого щетина пробивается, а у того накладные груди перекосились! Гомики! Хотя нет, это не гомики. Это – трансвеститы!
Но не бросать же заказанную еду! Избегая смотреть на фальшивых официанток, Дима принялся поглощать суши с лососем, а обслуга, которой явно пришелся по душе ясноглазый, румяный Димочка, оказывала ему повышенные знаки внимания. Торопливо покончив с пищей, оплатив счет и отклонив игривую просьбу официанта “помочь ему в подсобке”, Полуянов направился к выходу. Заглянул в туалет, но и здесь его ждал сюрприз. В “Саппер-клубе” сортир оказался общим и для мужчин, и для женщин. Туристы женского полу без стеснения подтягивали чулки, туристы-мужчины оккупировали писсуары. От такой картины Дима, кажется, даже умудрился покраснеть и отказался справить нужду.
"Нет, мне нужна приличная девушка! – решил он, придя в себя после “Саппер-клуба”. – А то в этой Голландии или гомиком сделают, или наркоманом!"
Приличная девушка сыскалась в тот же вечер. Дима подцепил ее в ресторане быстрого питания – его привлекли очочки в золотой оправе и газета “Тайме” в руках. Девчушка оказалась американкой, баптисткой и студенткой Уортона. Она с энтузиазмом разделила Димино отвращение к кафе-шопам и гей-клубам. Однако музеи, галереи и концерты новую подругу тоже не интересовали. Потому парочка пять дней жила по примитивному, но приятному распорядку: ресторан – бар – отель. Изредка в холле своей гостиницы Дима встречался с руководительницей группы и ловил ее укоризненно-завистливые взгляды.
И вот теперь, когда американочка убыла в свой Уортон, да и Димина поездка подходила к концу, он понял, что практически ничего не знает ни о Голландии, ни об Амстердаме. К примеру, он слыхал, что здесь до черта каналов. (Кажется, больше ста?) Он слышал, что центральная площадь города называется Дам-сквер. (В честь Жан-Клода Ван Дамма?) Еще откуда-то вылезла информация, что в год сюда приезжает до шести миллионов туристов (о, как он их понимает!) и что именно в Амстердаме можно увидеть картину Рембрандта “Ночной дозор”… Он даже репродукцию этого “Дозора” наблюдал каждый день – с позиции “мужчина сзади” Рембрандт в его номере смотрелся изумительно. Вот, кажется, и вся полезная информация. Музей секса, куда Дима с американкой забрели однажды под утро, в очерк вставить удастся, видимо, лишь краешком.
Но разве опытных журналеров может напугать отсутствие материала? К тому же не все еще потеряно. До Москвы лету – три с половиной часа. Он возьмет в самолете пару интервью у более сознательных туристов. А пока выпьет еще один настоящий, ядреный “Хайнекен”.