Для Ромма Франция – родина, да ведь и мой Попо там же рожден, и ему не чужда Франция. Надеюсь я, Андре, что в случае надобности ты именем моим сумеешь окрикнуть Попо, отвлечь его от пагубных поступков, кои во Франции на каждом шагу возможны.
После многократных наставлений граф снарядил вех троих в полном достатке и морским путем отправил во Францию. Распорядителем среди них и руководителем, разумеется, был учитель Жильбер Ромм, давно не бывавший на родине. По прибытии во Францию он немедленно направился домой в небольшой городок Риом к своей старушке матери. Желанными гостями были в доме Ромма Павел Строганов и Андрей Воронихин. Гостьба проходила долго и весело, сопровождалась посещением всех гостеприимных друзей и родственников Ромма, которых оказалось не так уж мало. Павлу очень нравилось ездить верхом в горы, участвовать в скачках, слушать по вечерам веселые песни, распеваемые подвыпившими французскими крестьянами. Все здесь для него и Воронихина было ново, интересно. Да и сама природа Франции с ее плодородными, цветущими долинами, журчащими горными ручьями, с обилием всяческих земных благ и достатком свободного времени располагала к жизни разгульной, однако не всех…
В те дни и недели, когда Павел весело проводил время под наблюдением своего гувернера, Андрей Никифорович занялся рисованием пейзажей в окрестностях Овернских гор. Писал он красками портрет матери Ромма, гостеприимной, ласковой и доброй старушки, благоволившей русским гостям, друзьям ее сына. Потом Воронихин успел еще написать три портрета приятелей Жильбера. Все портреты оказались превосходными и стали достоянием Риомского музея.
Вскоре месье Жильбер повез своих друзей в Швейцарию продолжать образование. Там они поселились в пятикомнатных покоях на одной из лучших улиц Женевы, наняли прислугу и стали подыскивать профессоров для занятий по различным предметам. Теперь уже не исключался из плана образовательных уроков и Воронихин. О нем позаботился Ромм, писавший в Петербург графу:
«…Прошу дозволения, чтобы Андре занимался совместно с молодым графом Павлом, так как его выдержка, способности и такт дают ему на это право».
Старый граф ответил на это согласием, будучи вполне уверен, что близость Андрея к его сыну благотворна для последнего. Физика и химия, ботаника и минералогия, история и богословие, танцы и музыка, фехтование, осмотры заводов и рудных разработок, изучение астрономии, иностранных языков – все теперь входило в занятия Павла и Воронихина. Не избегали они знакомств и связей в Женеве с людьми учеными. Девяностолетний старик, историк Вернет принимал их запросто и подсказывал, с чего начать изучение мировой истории, какими книгами пользоваться и где их брать. Когда-то отец Павла, граф Александр Сергеевич, учился у Вернета; и конечно, лестно было старому профессору оказывать помощь сыну знаменитого русскою вельможи.
В женевской библиотеке они познакомились с ученым-книгохранителем Сенбие, от которого не было им отказа в пользовании необходимой литературой.
Один из видных женевских профессоров – астроном Мале охотно согласился обучать астрономии двух русских, представленных ему Жильбером Роммом. Естественно, астрономия, как и всякая наука, находящаяся не в ладах с законом божьим и богословием, заинтересовала Павла и Воронихина. Павел писал об этом своему отцу:
«Мы начали ходить на астрономический курс. Сия наука очень приятна, но и очень трудна. Однако мы до сих пор с помощью господина Ромма все превозмогли.
Оный курс дает господин профессор Мале…»
Видные деятели науки читали в Женеве лекции по физике и химии, показывали опыты, стоящие больших денежных затрат, и все-таки Ромм платил из строгановских средств за лекции и опыты знаменитому химику Тенгри, и все трое не пропускали ни одной лекции, ни одного урока прославленного в Женеве физика Пикте. Время было заполнено учением значительно больше, нежели в Петербурге под наблюдением графа. В Женеве и сам Ромм не без интереса слушал лекции профессоров о новых открытиях в их научном мире.
Ромм советовал Воронихину и Павлу летние месяцы проводить порознь: Павлу – знакомиться с работой на рудниках, изучать минералогию, осматривать заводы. Наследнику графа и крупного промышленника все это пригодится; Воронихину – на две недели поехать в Германию для изучения образцов готической архитектуры и перспективной живописи немецких художников. В конце лета они возвращались в Женеву и до наступления занятий у профессоров делились летними впечатлениями Так незаметно пролетели два года в Женеве и в разъездах Перед тем как поехать в Париж, предупредительный Ромм зная существующее в то время положение во Франции исподволь стал готовить своих русских питомцев к поездке, дабы не ошеломить их возможными неожиданностями.
– Друзья мои, – держа в руках раскрытый том Вольтера, говорил он Павлу и Воронихину с волнением, какого они еще не примечали за своим учителем, – я хочу уведомить вас заблаговременно, что во Франции назревают глубокие потрясения. Еще четверть века назад Вольтер писал в предвидении будущего Франции: «Все, что я вижу, сеет семена революции, которая настанет неминуемо. Но я буду лишен удовольствия быть ее свидетелем… Просвещение мало-помалу распространилось до такой степени, что взрыв ее последует при первом удобном случае, и тогда будет славная возня. Счастливая молодежь – она увидит хорошие вещи». Вольтеру можно верить. Я верю, но только лишь в этом вопросе, и духовенству Франции, которое, подчас находясь в противоречиях с королевской властью, заявляет во всеуслышание о том, что «в королевстве между скипетром и кадильницей происходят постоянные столкновения, рано или поздно, непременно разразится революция. Кризис в разгаре, и эта революция может быть только очень близка…» В наше время Мирабо, человек довольно известный у меня на родине, заявляет открыто: «Франция созрела для революции…»
– А разве нет законов против революции? – наивно спросил Павел, – разве король так слаб, что не может наказать умышленников, стремящихся к перемене власти?
– Революция не будет считаться ни с чем: уже трещит королевский трон, пишутся новые законы, старые отжили свое время. И что значит закон? – продолжал Ромм убеждать Павла и погрузившегося в раздумье Воронихина. – Закон, прежде всего, должен обязывать самого короля соблюдать все законы, направленные на облегчение жизни народа. Если же король нарушает их, то ему полагается смертная казнь. Такой порядок был в древние времена на Цейлоне. Хороший порядок!.. Я знаю о том, как аббат Рейналь в книге, присужденной к сожжению, писал: «Закон не имеет значения, если нет меча, без различия носящегося над всеми головами и подсекающего все то, что подымается выше горизонтальной плоскости, по которой он движется». Итак, друзья мои, не наше дело теперь разбираться в том, кто и что изрек по поводу революции и законов. Мы из Женевы едем во Францию, в родную мою Францию, в Париж. И хотя время тревожное, поездка наша неотложна. Не советую писать старому графу ничего его беспокоящего. А вам, Попо, не лишне будет соблюдать в Париже инкогнито. Фамилия Андре – Воронихин ни о чем не говорит. Строгановы в Париже давно известны как виднейшие русские вельможи. А вельможи теперь не в чести у простого народа. Итак, Попо, выбирайте себе псевдоним…
Павел Строганов не испугался поездки в Париж в это тревожное время.