— Я был в фирме «АРА».
— Ну, Пинкертон! Ну, молодец! Ну, умница! Гений. Как вышел-то на нее?
Рассказать? Да, надо бы все рассказать. Цыпину можно.
— Я многое еще не помню. И почему оказался в тот вечер с Сидорчуком в ресторане «Девятый вал» не помню тоже. С чего-то это все ведь началось.
— А началось это, Ваня, когда ты вдруг пришел и потребовал У меня разрешение на эксгумацию.
— На эксгумацию?! Да кого?!
— Этого не знаю. Был весь какой-то взвинченный. Я принюхиваться не стал, но догадался — выпил ты. И разговаривать с тобой не стал. А ходил ты перед тем к своей матери, к Инне Александровне. И как услышал от нее историю своего рождения, так и завелся. Теперь-то я понимаю, отчего ты так…
Цыпин вдруг тяжело и часто задышал.
— Владлен Илларионович, вам плохо?
— В больницу хотели положить… Ты думал небось, что с больничным я придумал… Нет, Ваня… Не придумал… Плохо мне…
— Почему же не легли? Почему?!
— С тобой… С тобой хотел поговорить… Знал, что придешь… Правды искать…
— Я звоню в «скорую».
— Погоди… Сейчас Анечка придет… Погоди… Думал: в деревню, в домик… Не в больницу — туда. Не напрасно же все… Не верю я в эту историю…
— В какую историю, Владлен Илларионович?
— Сидорчук… Кассета… Зачем?… Глупость… какая… Ты с ма терью, Ваня, с матерью поговори… узнает ведь, сума сойдет… Ка оно все…
Он кинулся к телефону, вызвал «скорую». Потом осторожно повел Цыпина в комнату, на диван.
— Рука, Ваня… Левая рука немеет. И тут, — Цыпин провел рукой по левой стороне груди, — жжет все… Огнем…
— Черт, похоже, что инфаркт!
Понял, что «скорая» может и не доехать. На дачу прокурор со брался, глупец! Может, был микроинфаркт, да перенервничал, да кофе крепкий, да сигареты. Это вместо лекарств!
— Где? Владлен Илларионович, лекарства где?!
Прокурор кивнул на сервант. Кинулся туда, открыл, лихорадочно стал рыться в упаковках. Чего только нет! Да, сразу видно: в доме сердечник. Валокордин, нитроглицерин, корвалол… Нашел коробочку с ампулами, название показалось знакомым. Здесь же лежали одноразовые шприцы, стояла бутылочка с чем-то прозрачным. Понюхал: вроде спирт. Схватил резиновый жгут, кинулся к Цыпину. Сообразил: в вену надо колоть. Иначе конец. Туго перетянул прокурору жгутом плечо.
— Ты что, Ваня? — В глазах Цыпина испуг. А умирать не хочет. Это уже не душевные терзания — инстинкт. На словах мы все готовы, а как дойдет до дела, так… — Жи-и-ить… Жи-и-ить…
— Рукой поработайте, Владлен Илларионович. Кулак сжать — разжать, сжать — разжать. И спокойнее, спокойнее.
— А-а-а-а…
Вена в сгибе локтя набухла. Протер ваткой место укола, уверенным движением разорвал пакетик, вытащил одноразовый шприц, отломил головку ампулы, набрал лекарство. В глазах у Цыпина не только страх — удивление. Что ж, сам от себя не ожидал. Колоть?
— Убить меня хочешь… Ва-а-ня!
Если б хотел, вообще бы ничего не делал. А «скорая» могла бы и не успеть. Очень спокойно ввел в вену иглу, почувствовал, что попал. Шприц опустел, лекарство по сосудам побежало вместе с кровью к прокурорскому сердцу. Цыпин дышал так же прерывисто, но дышал.
— Все будет в порядке, Владлен Илларионович.
— Верю… — вдруг прохрипел прокурор. — Теперь верю…
— Во что?
— Сидорчук… рассказал… Ошибся… Где… Где он?… Где?
— Сидорчук? Вы же сами его выпустили!
— Найди… Ты…
И вдруг такой ужас в глазах. Что он вдруг понял, Цыпин?
— Ты… Не-е-ет! Отойди! Отойди!
В дверном замке скрежет ключа. Цыпин еще больше сереет:
— Анечка… Не смей… Анечка…
— Папа! Иван… Александрович. Что с папой?
— Отойди от него. — Цыпин сипит, но кажется, была бы у прокурора возможность, кричал бы сейчас изо всех сил. — Отойди… Он…
Теряет сознание. Нельзя так себя вести в подобной ситуации. О себе надо думать, о своем здоровье. Нельзя Цыпину нервничать, только усугубляет. Сколько же прокурору в реанимации лежать? Хорошо, что городок маленький, «скорая» приезжает быстро. Молодая докторша смотрит подозрительно:
— Кто делал укол в вену?
— Я.
— Вы?! Вы что, врач?!
— Следователь прокуратуры Мукаев.
Докторша удивлена, но выяснять некогда. Цыпина быстро подключают к аппаратуре. Он, следователь Мукаев, смотрит очень внимательно:
— Инфаркт? Правильно?
— Да. Вы здорово ему помогли.
— Выживет?
— Должен. Укольчик ваш стимулировал сердечную деятельность. И хорошо, что в вену. Следователь, говорите?
— Да.
— Ничего удивительнее не слышал. Следователь — и так профессионально и грамотно в вену попасть. Между прочим, опасная вещь — укол в вену. Могла быть воздушная эмболия.
— Я знаю.
Докторша вновь удивленно качает головой. И санитарам:
— В машину прокурора. И — осторожно. Осторожно!
Анечка выбегает на улицу следом за носилками:
— Я с папой поеду! С папой!
— Конечно, конечно. Полезайте.
«Скорая» уезжает, он стоит перед домом Цыпина, улица Лесная, девять. В голове уже не пустота: надоедливый и все усиливающийся звон. Интересно, а после инфаркта бывает амнезия? Вот для Цыпина хорошо было бы все забыть. Как прокурор, однако, разволновался! И что Цыпину рассказал Сидорчук? И ведь выпустил того. Надо срочно бежать в Нахаловку. Срочно.
…По улице, вдоль крашеных деревянных, вычурных чугунных и глухих кирпичных заборов шагает стремительно. Последний дом, последний… Двухэтажный особняк частного предпринимателя Бушуева кажется вымершим. Занавески на окне второго этажа плотно задернуты. Лора, должно быть, в спальне, лежит, листает красочный модный журнал.
— Эй, мужик!
На крыльцо вываливается Славик. Жирные рыбки на животе замерли в сонной одури. Частный предприниматель Бушуев, кажется, здорово пьян. В такую-то жару! Лицо у Славика красное, жирное тело лоснится от пота. Зрелище мерзкое. Он, следователь Мукаев, морщится: бегать надо по утрам. Бегать. Нельзя в таком возрасте так себя…
— Мужик! Иди, вмажем.
— Спасибо за предложение, но я очень тороплюсь.
— Куда это ты так торопишься, с-следователь? — Покачиваясь, Славик идет к чугунной калитке, буксует возле нее. Замок хитрый, так просто с ним не справиться. — Ох ты, е-мое! С-суки! С-следователь!
— Да?
— Где Лорка, с-следователь?
— Понятия не имею.
— Врешь! Ты, с-сука, мне врешь!
— Оскорбление официального лица при исполнении, — очень спокойно говорит он. Охота была связываться со Славиком! Тот напился до состояния, когда пускают сопли, а не в драку лезут.
Частному предпринимателю Бушуеву сейчас очень и очень себя жалко. Скулит:
— Где Лорка? Где? Она мне жена!
— В магазин пошла. Вернется.
— В магазин?! Неделю в магазин?! Да х… там делать?
— Еще одно нецензурное слово — и бью морду, — предупреждает он. Славик все понимает, языком пробует, прочно ли держится передний зуб снизу. Зуб этот красивее всех остальных. Очень хороший, новенький зуб. Но — дорогой. А Славик жадноват.
— Извини, с-следователь. Скажи только, где Лорка?
— Зачем она тебе?
— Люблю с-суку.
— Предупреждал? — Делает шаг вперед. Славик поднимает вверх руки, ладонями к нему, пальцы растопырены:
— Извини. Без базара, извини.
— Купи себе собачку, — советует он. — Маленькую собачку. И люби. У нее есть хвост.
— Хвост? — таращит пьяные глаза Славик. — На х… мне ее хвост?
Отучить частного предпринимателя Бушуева ругаться матом так же невозможно, как птицу отучить летать. Ей только можно подрезать крылья, а Славику — язык. Он, следователь Мукаев, только тяжело вздыхает:
— Заведи собачку, вешай ей на хвост консервные банки и радуйся. Собачка не сбежит, животные привязчивые. А для женщины есть только одна тяжелая цепь — любовь. На ней может сидеть сколько угодно, и даже кормить как следует не попросит.
— Не понял. — Набычившись, Славик еще больше таращит пьяные глаза. — Так Лорка не к тебе сбежала, что ли?
— Я женат. Места для двоих женщин в моей квартире маловато.
— А где ж она?
— Хочешь, приходи завтра в милицию, пиши заявление о пропаже жены. Если ее уже неделю нет, заведем уголовное дело. Мало ли что могло случиться.
— Дело? Записку она мне оставила. Мол, прости-прощай, хочу жизнь свою молодую начать сначала. Чего суке не хватало? Ты, следователь, ты — мужик. На тебя, говорят, бабы сами вешаются. Так скажи мне, чего?
— Понятия не имею.
Он действительно ничего не знает про женщин. Откуда у Лоры взялись силы? Ведь была так зависима от своего Славика. Ушла. Испугалась, что узнают, кто рассказал про подпольный цех по производству «паленой» водки? Частный предприниматель Бушуев справляется наконец с хитрым замком, выходит из-за забора. Щелкает резинкой трусов, жирные рыбки врассыпную, потом снова собираются стайкой на брюхе.