Ведь Анна была известна тем, что сама не в ладах с законом, нередко сдавала жилье ребятам, находившимся в бегах.
- Понимаю. А сейчас Анна почему-то хочет продать Диллинджера.
- Что значит продать? Он не ее жилец, у него есть собственная крыша над головой, разве не так? На Пайн-Гроув-авеню?
Я кивнул.
- Разве Анна виновата в том, что парень так доверился ей?
- Заркович, а что, собственно, вы хотите от меня? Он вынул мундштук изо рта.
- Мне хотелось бы, чтобы вы снова поговорили либо с Пурвином, либо с Коули. Хорошо бы устроить им встречу с Анной.
- А почему Анна не может сама обратиться к ним?
- С ее уголовным послужным списком она нуждается в посредничестве.
- А почему бы вам не взяться за это?
Он сделал широкий, великодушный жест рукой.
- Я могу это сделать. Но собираюсь объединить наши усилия. Вы сообщите то, что наблюдали, а я бы сказал, что миссис Сейдж, мой старый друг из Восточного Чикаго, вошла со мной в контакт относительно Диллинджера и свела нас вместе.
- И все же зачем вам я?
Он пожал плечами.
- Просто хочу быть справедливым. Не вижу смысла в конкуренции. Денег хватит на всех, причастных к делу, Геллер. По крайней мере, двадцать грандов, поделенных на четыре части.
- Четыре?
- Кроме меня, вас и Анны есть еще мой непосредственный начальник капитан О'Нейли. Он сегодня тоже в деле.
- Он тоже участвует в сборе денег с мадам?
- Геллер, мы уже занимались делом Диллинджера. У нас имеется донесение, что этот человек был в Чикаго на Норд-Сайд.
- От Анны?
- Нет. От одного игрока, которого я знаю, хорвата. Но никому не говорите об этом. Вскоре после того, как вы ушли от Анны, я, разговаривая с ней, вдруг понял, что этот парень у нас в руках. Вы знаете, у нас есть свой денежный интерес в поимке мистера Диллинджера в Индиане.
- Вы имеете в виду некую сумму помимо наградных в двадцать тысяч долларов?
- Разумеется. Диллинджер - это стыд Индианы, родной сын, пошедший по неправедному пути.
- Лич в этом участвует?
Капитан Мэтт Лич был полицейским штата Индиана, который посвятил в последние годы всю свою карьеру выслеживанию Диллинджера. В поисках известности он далеко переплюнул Пурвина и Несса. Правда, его не любили многие полицейские. Однако знали как неутомимого, даже одержимого преследователя Диллинджера.
- Нет, - коротко ответил Заркович. - Он не причастен. Это дело Восточного Чикаго.
- Только что вы сказали, что Диллинджер - это дело Индианы.
- В особенности Восточного Чикаго.
- Почему?
- Он убил там полицейского.
- А! Значит, они ищут его за это убийство.
- Да. Он убил копа, когда выскакивал из дверей Первого национального банка, стреляя из автомата. И этому есть множество свидетелей.
- И, конечно, вы знали того копа, которого убил Диллинджер.
- Да. Прекрасный парень, он оставил вдову с детьми.
- Итак, вы хотите заполучить Диллинджера.
- Да.
- Вы хотите участвовать в его ликвидации.
- Пожалуй.
- Именно в ликвидации, но не в поимке?
- Геллер, вы действительно думаете, что Диллинджера можно взять живым?
- А почему нет? Раньше его задерживали много раз.
- Но он знает, что на этот раз не сможет бежать, что не может быть никакого повторения несчастья в Кроун-Пойнт, не может быть деревянных револьверов, покрашенных гуталином.
- Не знаю, может быть, вы и правы. Но в любом случае, не думаю, что все это меня интересует.
- Как знаете. Вы не собираетесь поговорить с Коули в таком случае? Или снова с Пурвином?
- Нет. Но если вы хотите отомстить за того копа из Восточного Чикаго, тогда вам нужен Пурвин. Он сначала стреляет, а потом уже думает.
Заркович встал и, надев свою шляпу, сухо улыбнулся, не выпуская мундштук с сигаретой изо рта.
- Раньше я уже имел дело с Пурвином. Он слишком молод для такой работы.
- Его люди еще моложе.
- Знаю. Этот парень проваливал любое задание, на которое его когда-либо посылали...
Ему никогда не следовало их поручать. А в общем-то это неплохо...
- Это неплохо для полиции Восточного Чикаго. На этот раз она сможет оказаться рядом, чтобы выручить его?
- Вот именно, - улыбнулся Заркович. Я встал из-за стола.
- Из чистого любопытства, сержант. Что вы собираетесь делать?
- Постараюсь провернуть одно дельце в пользу Дины Сейдж.
- Какого рода дельце?
- У Анны есть проблемы с иммиграционными властями. Она думает, что, может, люди из администрации снимут эти проблемы, если она поможет с Диллинджером.
- Возможно. Я вижу, вы не хотите обращаться к чикагским полицейским.
- Нет, черт побери! А вы?
- Стеги хороший мужик.
- Забавно это слышать от вас.
- Из-за того, что он не любит меня, не следует думать, что я его не уважаю. Он честный и прямой. Вам с ним иметь дело гораздо лучше, чем с Пурвином.
- Спасибо за совет, Геллер. Значит, вы вне игры?
- Именно так.
- Знаете, не вижу в вашем решении смысла.
- Я так не думаю.
Он пожал плечами и вышел. Предложение Барни вместе выпить пива Заркович проигнорировал.
Я же спустился в бар и присоединился к Барни, который спросил, в чем причина моего столь грубого разговора с Зарковичем.
Я объяснил, что он был шестеркой среди политиканов Восточной Индианы.
- К тому же у него есть связи с шайкой Капоне, - ответил я. - И не только потому, что Синдикат контролирует бордели. Около четырех лет назад он попал под секретное федеральное расследование. Оказалось, примыкал к группировке Капоне в гангстерской войне, в которую были вовлечены некоторые местные бандиты Восточного Чикаго. Ему удалось выкрутиться, так как приятели-политиканы оказали содействие. Это, дружище, самый грязный полицейский.
- Что-то непохоже.
- Он ловок и умен. Но стоит раз испачкаться в дерьме, никогда не отмоешься.
- Значит, ты выходишь из этого дела? - спросил Барни. - Или из этой "работы"?
- Я не знаю, что это.
Я не ответил на вопрос Барни, потому что не был уверен, что действительно вышел из дела Джимми Лоуренс - Полли Гамильтон. Или "работы".
Я поехал к трехэтажному дому Анны Сейдж, припарковался внизу улицы и стал вести наблюдение, делая вид, что читаю газету. Я ожидал увидеть Зарковича, но он не появился.
Около семи тридцати возле дома остановилось такси, и из дверей трехэтажного дома вышел Джимми Лоуренс с Анной и Полли. Они сели в такси и направились в сторону Луп.
Я следовал за ними, гадая, куда они едут?
Оказалось, вниз к озеру, к Выставке.
Там они направились на шоу Салли Рэнд "Улицы Парижа".
10
- Это было прекрасно, - сказала Салли Рэнд, закуривая сигарету. Она сидела на постели, прикрыв грудь шелковой простыней. - Я чувствую, что в этом участвовало твое сердце.
Опершись на взбитую подушку, я тоже сел.
- Пожалуй, мое сердце участвовало в этом, - согласился я и пожал плечами.
Она потрепала меня по щеке своей нежной, с длинными ногтями рукой, ладонь была прохладной. В ее апартаментах с кондиционером все казалось прохладным.
- Что у тебя на уме. Геллер? О чем ты все время думаешь?
- Да ни о чем.
- Хочешь немного вздремнуть? Уже довольно поздно.
Светящиеся стрелки на маленьких круглых хромированных часах, стоявших на прикроватном столике, слабо светились в полумраке спальни. Блики света, заполнявшие комнату, проникали в открытые окна. Тяжелые шторы были раздвинуты, лучи света с Лейк-Шор-Драйв и Голд-Коаст и с мелькающих на озере судов проникали внутрь и омывали нас, словно прохладный голубой бриз.
- Поспи, если хочешь, Элен.
Я по-прежнему называл ее Элен, по крайней мере, в постели. Кажется, ей это нравилось, и думаю, не только это.
Она затушила недокуренную сигарету в круглой стеклянной пепельнице на столике, затем снова повернулась ко мне, ухмыльнувшись.