— Я тебе прикурю.
— Ладно, — кивнул Альбинка. — Ты не бойся. Нам такой номер даже кстати — по заказу хуже не сомнешь.
Но я‑то видел, что он боится больше меня.
Мы поехали дальше. Гудел мотор, шины шуршали по мокрой мостовой, и мелкие капельки влаги садились на лобовое стекло. Улица здесь быстро спускалась. Где‑то далеко внизу ее пересекала тяжелая арка путепровода. Мне ужасно хотелось узнать, куда мы едем, потому что это тоже пугало — вот так ехать в неизвестность, и непонятно было, сколько времени и километров нам надо мчаться вперед, чтобы уйти от погони, которая должна вот‑вот начаться. И может быть, эта погоня придет как раз оттуда — из темноты чужого, незнакомого шоссе. Машина ухнула под мост путепровода, загудела в его металлической коробке, и я успел разглядеть, что на боковине моста прикреплен огромный транспарант: «Слава советской молодежи». Альбинка быстро спросил:
— Чего там было написано? И я почему‑то разозлился:
— Езжай, езжай быстрее. Это не про нас.
Она замолчала, прижимая руки к горлу, и все так же дергался на тапочке помпончик. :
— А потом?
— Потом? Потом эти ребята перебежали через дорогу и сели в машину.
— Какие ребята?
— Одну минутку, — перебил ее Саша. — Я тут выяснил у соседей, что один из жильцов, Баулин, держал у себя постояльцев, двух молодых ребят. А вот Зоя говорит, что видела, как двое ребят выбежали из их подъезда и сели в машину.
— Да, сели в машину. У них в руках были маленькие чемоданчики. Я баулинских жильцов не видела, но, если бы мне показали этих ребят, что сели в такси, я бы их наверняка узнала. Я их хорошо запомнила, они все время были под фонарем — на свету. Тот, что повыше, худой парень с длинной челкой, сел за руль, а второй, поменьше ростом, по‑моему, он с небольшими усиками и длинной прической, вроде той, что эти битлы носят, так вот, второй сел рядом с ним. Шофер завел мотор, и они сразу поехали. Только, по‑моему, он не настоящий шофер…
— Почему вы так думаете?
— Очень машина у него дергалась. Один раз она даже заглохла. Потом он снова ее завел, и они поехали в сторону Заставы Ильича.
— Вы не заметили, сколько было времени? Она растерянно развела руками:
— Я так испугалась, что даже на часы не посмотрела.
— Вы не заметили, сколько было времени? Она растерянно развела руками:
— Я так испугалась, что даже на часы не посмотрела. Да и со сна я была все‑таки…
Саша внимательно посмотрел на меня:
— Так что?
Я пожала плечами:
— Идем к Баулину домой. Этот вариант надо проверить сразу. Если его ребята дома, то будем думать, что и как, а если их нет…
Мы вернулись на Трудовую и поднялись на второй этаж по грязной зашарпанной лестнице. Саша мягко, но очень уверенно, как о вещи, не подлежащей обсуждению, отодвинул меня плечом от двери и резко позвонил несколько раз в дверной звонок. Я шепотом спросила:
— А куда окна…
— Все в порядке. Я там милиционера поставил. В глубине квартиры раздались шаги, и чей‑то сонный голос спросил:
— Кто там?
Саша легонько толкнул меня, и я сказала:
— Откройте, телеграмма Баулину. Дверь отворилась, и заспанный, близоруко щурящийся молодой человек сказал:
— Телеграмму я приму, но Баулина нет…
Мы вошли в квартиру, и Саша быстро спросил:
— А где же сам‑то Баулин?
— Он, по‑видимому, ночует у своих родителей. Простите, но я не понимаю, в чем дело. Кто вы такие?
— Мы из уголовного розыска, — сказал Саша и протянул человеку свою продолговатую красную книжечку. — А теперь давайте ближе познакомимся. Кто вы такой?
Человек совсем растерялся.
— Я снимаю здесь жилье на время экзаменационной сессии. Я дважды в год приезжаю в Москву сдавать экзамены в заочном институте…
— Ваша фамилия?
— Хейсон, Юрий Григорьевич Хейсон.
— У вас, конечно, есть документы?
— Да, естественно. Но в чем дело? Проживание мне здесь разрешено, я предупреждал участкового. Саша взял разговор с ним полностью в свои руки.
— Это прекрасно, что вам разрешено проживание. Вы живете здесь один?
— Нет, здесь живет мой товарищ по институту, Завердяга, он из Одессы.
— Где сейчас находится ваш товарищ Завердяга? Хейсон удивленно посмотрел на него:
— Вот здесь, в нашей комнате, спит. Но в чем дело, я не понимаю?
— Пустая формальность, — вежливо улыбнулся Саша. — Скажите, Юрий Григорьевич, а что, Баулин все время здесь не живет?
— Слушайте, товарищ сыщик, не крутите мне голову! Из‑за пустых формальностей в наше время людей не будят среди ночи! Если вас что‑то интересует, так вы мне прямо скажите, что вас интересует, а я вам скажу, что я знаю!
— Меня как раз и интересует Баулин, — усмехнулся Саша. — Так что, Баулин здесь совсем не живет?
— Почему же? — взмахнул Хейсон руками. — Он все время здесь живет и только последние три ночи уходит спать к родителям. После того как вернулся от жены.
— Так, так. Почему же он уходит, не знаете?
— То есть, как почему? Где же ему спать? На полу, что ли? У него же там люди!
— Простите, не понял, какие люди?
— Жильцы же у него сейчас! Ребят этих двое! Саша быстро взглянул на меня и, не подавая виду, сказал:
— Так, так, это мы знаем. А что, ребята эти дома?
— Конечно! Я им сам дверь открывал не так давно.
— Прекрасно, прекрасно, — бормотал себе под нос Саша, потом неожиданно резко повернулся к Хейсону, тихо, будто штампуя слова, спросил:
— А что, ребята пришли после крика на улице? Или до него? А?
Хейсон задумался, и тут по его лицу я поняла, что он, наконец, все связал в одну цепь.
— Подождите… Так что же это… Подождите… Этот крик… Конечно, они пришли позже… Конечно! Я еще спрашивал у них об…
Саша прижал палец к губам:
— Тихо, тихо.