— Возможно, он все-таки подходил к воротам. Там было столько крови, что немудрено и испачкаться… — пошел на попятную бургомистр.
— Ну тогда в чем вопрос? Я же не утверждаю, что ваш зять в чем-то виновен. Мы с вами просто зайдем к нему в гости. Вы, как любящий тесть, спросите — откуда, мол, кровь на вашем платье? Если он сумеет доходчиво объяснить, принесем ему извинения и уйдем. Или мне это сделать самому?
— Нет уж, господин Артакс, — твердо сказал бургомистр, показывая рукой на выход. — Мы пойдем вместе. Зная вас, не сомневаюсь, что вначале вы начнете рубить, а уже потом искать и правых и виноватых… А там — моя дочь и дети.
Господин Лабстерман ссутулился. Видимо, ему стало нехорошо, а иначе зачем было брать с собой трость?
Когда мы вышли из ратуши, следом за нами пристроились пять латников и Эдди. Бургомистр недовольно скосил глаз, но промолчал.
Сверток с камзолом и штанами нес Эдди, гордый своей ролью. Именно мальчишки обежали весь город и обнаружили окровавленную одежду у жены лудильщика, подрабатывавшей стиркой. За пару фартингов прачка сообщила, что платье оставил господин Брикман. Одежда была пропитана кровью насквозь, и бедная женщина ломала голову — как ее отстирать.
Идти было недолго, но дорога давалась бургомистру нелегко. Он шел с усилием припадая на трость.
— Правда, что ваш зять начинал карьеру с самых низов? — поинтересовался я. — И он не коренной горожанин, а приезжий?
— Ну и что? Любой ремесленник или купец может стать гражданином Ульбурга. Да, Кнут начинал с самых низов! Но он сумел сколотить капитал и в Ульбург приехал уже состоятельным человеком. Когда он посватался к моей дочери, я решил, что лучшего зятя мне не найти. Что вы еще слышали о моем зяте? — вдруг остановился Лабстерман. — Что вы еще вынюхали?
— Вынюхал? Вы, сударь, верно, спутали меня с собачкой, — холодно отозвался я.
— Простите, — глухо обронил бургомистр, опуская голову. — Нервы…
— Бывает, — хмыкнул я, решив простить старику хамство.
— А все-таки, что вы еще узнали?
— Только то, о чем болтают в городе, — пожал я плечами.
Не буду же я говорить, что, по мнению горожан, именно бургомистр «выбил» для своего зятя место в Совете и должность старшины суконщиков.
— Возможно, Артакс, вам уже сообщили, что мой зять злоупотребляет вином. Поверьте — это не так! Кнут не преступает границ дозволенного и не нарушает правил приличий, — сказал бургомистр, словно оправдываясь.
— То, что в порядке вещей для любого горожанина, не сойдет с рук зятю первого бургомистра.
— Именно так, — с благодарностью за понимание отозвался бургомистр, поднимая дверной молоток. Потом попросил: — Вы разрешите мне войти первым? Хотелось бы поговорить с Кнутом наедине… Не волнуйтесь, Артакс, — успокоил меня старик, натянуто улыбнувшись. — Если ваши опасения подтвердятся, позову на помощь. К тому же — не будет же он убивать отца своей жены? К тому же в доме есть слуга, которому я плачу жалованье.
— Хорошо, — кивнул я. — Но, если что, мы будем рядом. Одежду возьмете?
— Одежду? — посмотрел герр Лабстерман на сверток. — Зачем? Я и так вижу, что это одежда моего зятя. Пусть мальчик отнесет ее туда, откуда взял. Только… — замешкался бургомистр, — мне не хотелось бы, чтобы вы устраивали самосуд.
— Постараемся, — заверил я. — Но имейте в виду, ваш зять опасен!
— Буду иметь… — кивнул Лабстерман и стал барабанить громче: — Что вы там, заснули? Ну наконец-то…
Мы остались, прислушиваясь к звукам, доносившимся изнутри. На всякий случай я обошел дом. Черного хода не было. Думать, что из жилища бюргера, пусть и имеющего навыки наемного убийцы, ведет подземный ход, — это было бы чересчур…
Внезапно из дома раздались крики, ругань. Не задумываясь, я выбил плечом дверь и ворвался внутрь…
Зять бургомистра — рослый мужчина, одетый лишь в нательное белье, лежал на полу, лицом вверх. В углу, прямо на полу, скорчилась растрепанная женщина. Около нее хлопотал какой-то старик. Видимо, это и был слуга. Герр Лабстерман, притулившись к окну, трясся всем телом…
— Вы были правы, — выдавил, наконец, бургомистр. — Мой зять оказался изменником.
«И дураком к тому же… — мысленно добавил я. — Кто же отдает прачке окровавленное платье?»
Из груди господина Брикмана торчал… набалдашник трости господина бургомистра. Вон как! Хитер старый лис. Надо будет обзавестись тростью с клинком!
— Однако, господин бургомистр! — восхитился я. — Теперь я буду думать, прежде чем рискну помериться с вами силами.
— У меня не было выбора, — прохрипел Лабстерман. — Когда я спросил зятя о крови на камзоле, он попытался меня задушить. Слава Богу, что Мюнцер был рядом и попытался оттащить Брикмана. Какое счастье, что дети все это не видели!
Распахнув белье, я обнаружил на плече убитого след от зубов, уже начинающий синеть. Гневко все же успел отметить иуду! Потрогал тело. Теперь, если у меня и были какие-то сомнения, они отпали.
— Пойдемте, — сказал я своим сопровождающим, — нам тут нечего делать.
Чем мы могли помочь? Утешать бургомистра, вынужденного убить собственного зятя? Выразить сочувствие дочери, у которой отец стал убийцей мужа?
В самых расстроенных чувствах мы вернулись к воротам. Я не стал ругаться, когда увидел, что у парней бутылки с вином.
— Помяните убитых, но — не очень… — хмуро разрешил я, потом пригрозил: — Кто перепьет — лично протрезвлять буду. Колодец рядом… Бруно — ты отвечаешь за всех! Если что — первым и полетишь! Я — спать. Если что — знаете, где искать.
Когда выходил, над башней донесся звук рога, которому отозвались и другие рога и трубы, сзывавшие защитников.
«Тьфу ты!» — плюнул я мысленно. Определенно, сегодня опять спать не придется.
Часть вторая
ОБОРОНА УЛЬБУРГА
Глава первая
ВОЙНА — ДЕЛО ГРЯЗНОЕ!
Начало осады — самое паршивое время. Еще ничего толком не известно, но все уже начинают дергать главного воинского начальника — что делать и как быть? Продержимся или лучше сразу сдаваться?
Можно подумать, что я знаю больше других… Ну а что нужно говорить? Что, если нас сразу и с ходу не возьмут «на копье» — сядем в осаду. Ну а сколь долго будем сидеть, зависит не только от сил и средств, но и от терпения. Сколько крепостей сдалось только потому, что их защитники просто устали! И напротив, немало завоевателей уходило не дождавшись совсем чуть-чуть…
Объяснять всем и вся, что меня нанимали защищать город, а по поводу сдачи — это не ко мне, было бы глупо. Посему, напустив на себя важность (лучший способ сделать умный вид, когда ничего не знаешь), отмахнувшись от вопросов, я приказал Густаву расставить караулы и пошел спать.
— Господин Артакс, кушать будете? — робко спросила меня Эльза (или — Гертруда?).
Я вяло покачал головой и поднялся наверх, в свой номер. Ута, стелившая постель, пыталась о чем-то спрашивать (кажется, все о том же — как быть и что делать?), но я был уже не в силах отвечать — заснул, едва коснувшись ухом подушки. Снилось что-то нелепое — фрау Ута в свадебной фате, выходившая замуж за Гневко; бургомистр, пытавшийся вручить мне вместо платы голову своего зятя; старина Жак с соломенной короной на голове и, наконец, пламя, пожирающее пригород Ульбурга.
Проснулся я так же, как и заснул, — резко. Прислушался, но шума, которым сопровождался бы штурм, не услышал. Песочных часов или клепсидры в комнате не было, но я и так знал, что нужно вставать. Судя по лучику света, прорывавшемуся сквозь закрытые ставни, — скоро вечер. Однако, проспал почти весь день…
Хозяйка не то караулила под дверью, не то умела читать мысли, но сразу же появилась с кувшином, тазиком и всем прочим, потребным для умывания.
— Если не будете мыться, то в следующий раз будете спать на грязном белье, — мстительно пообещала фрау, вытаскивая из кармана передника бритву.
— Ага… — рассеянно отозвался я, намыливая голову и приступая к процедуре бритья.
Щетина, что на голове, что на щеках, — будь здоров!
— Не ага, а забота о вашей чистоте! — возмутилась Ута. — И не говорите мне, что вы устали! Сами виноваты, что три ночи не спали…
— Как там, на стенах? — поинтересовался я, пропустив мимо ушей тираду о том, что торчать на стенах денно и нощно — глупо, и всегда можно распределить время так, чтобы его хватило на нормальную жизнь…
— На стенах все спокойно, — кротко доложила фрау, устав от воспитательных бесед: — Никто не прибегал и ничего не сообщал. Ваш мальчик накормлен и спит в прихожей.
— Мальчик? Откуда он взялся? — удивился я. — И почему он спит в прихожей?
— Мальчик отрекомендовался Эдуардом, командиром «летучего отряда» и вашим адъютантом. Спал, между прочим, весь день, как и вы. Вначале он хотел лечь в коридоре, у дверей вашей комнаты. Дескать — адъютанту так и положено, но я решила, что в прихожей ему будет удобнее. Идти домой он отказался. Говорит, что там ему нечего делать. Для гостевых комнат Эдуард чересчур грязен, а конюшня занята. К тому же, — усмехнулась женщина, — адъютантам, даже оборванным, не стоит спать там же, где стоит ваш буйный жеребец…
— Буйный? — обиделся я.
— А какой же еще? Ваш гнедой вчера лягнул Августа, пытавшегося вычистить навоз. Теперь старик требует, чтобы я компенсировала его ушибленную ногу.
— Странно… — хмыкнул я. — Гневко у меня тот еще разбойник, но лягать ни с того ни с сего человека, который пришел сделать полезное дело… Очень странно.
— Может быть, — не стала спорить хозяйка. — Тем не менее я записала на ваш счет десять фартингов. Два — за свинцовые примочки, а остальные за шнапс, которым лечился Август. И вот еще — ваш адъютант вытребовал у меня хлеба и сыра для «прокорма», как он выразился, своих бойцов. Сказал, что вы обещали все оплатить. Вы обещали? — с беспокойством поинтересовалась Ута.
«Ничего я не обещал!» — возмутился я своеволию адъютанта, но, присмотревшись к напряженному виду хозяйки, кивнул:
— Если обещал, оплачу.
— Я уже записала на ваш счет, — с облегчением сказала Ута, подавая мне полотенце. — Сыр и хлеб обошлись вам в талер.
Талер?! Сколько же они сожрали? На талер можно пятерых мужчин накормить. М-да, обзавелся адъютантом… Уши ему накручу, поросенку! Но и есть ребятишкам надо. Надо-то надо, только кормить за свой счет будет накладно. Мальчишки, но жрать горазды. Надо будет поставить «летучий отряд» на довольствие города. Вообще-то — это мой промах. О взрослых-то я позаботился, а вот о мальчишках — забыл. Что делать, никогда в жизни не приходилось заботиться о детях.
— А что у нас на ужин? — поинтересовался я, прислушиваясь к воплям желудка и вспоминая, что не ел со вчерашнего вечера. Или — с позавчерашнего?
Я ожидал, что «либер» фрау скажет: «Артакс, неужели за весь день, пока вы бегали по стенам и сражались, трудно было выкроить время на завтрак, обед и ужин?» С нее станется… Но она только вздохнула, закрывая за собой дверь:
— То, что предназначалось на обед. Сейчас принесу.
На обед, перешедший в ужин, полагался мясной бульон, пирожки с мясом и большая тарелка свинины с фасолью. Проглотив кушанья, я запоздало удивился: