Казалось,я
утратил всечувстваивиделлишьоднусвоюцель.Тобылавременная
одержимость; все чувства воскресли во мне с новой силой, едва онаминовала,
и я вернулсякпрежнемуобразужизни.Ясобиралкостивсклепах;я
кощунственной рукой вторгался в сокровеннейшиеуголкичеловеческоготела.
Свою мастерскую я устроил в уединенной комнате, вернеечердаке,отделенном
от всех других помещений галереей и лестницей; иные подробности этойработы
внушали мне такой ужас, что глаза мои едва не вылезалиизорбит.Бойняи
анатомический театр поставляли мне большую часть моих материалов; и ячасто
содрогался от отвращения, но, подгоняемый все возрастающим нетерпением,все
же вел работу к концу.
За Этой работой, поглотившей меня целиком, прошло вселето.Втотгод
лето стояло прекрасное: никогда поля не [74] приносили более обильной жатвы,
а виноградники - лучшего сбора; но красоты природы меня нетрогали.Таже
одержимость, которая делала меня равнодушным к внешнему миру, Заставила меня
позабыть и друзей, оставшихся так далеко и не виденных так давно. Я понимал,
что мое молчание тревожит их, и помнилсловаотца:"Знаю,что,покаты
доволен собой, ты будешь вспоминатьнасслюбовьюиписатьнамчасто.
Прости, если я сочту твоемолчаниепризнакомтого,чтотыпренебреги
другими своими обязанностями".
Таким образом, я знал, что должен был думать обо мне отец, ивсежене
моготорватьсяотзанятий,которые,каконинибылисамипосебе
отвратительны, захватили меня целиком. Я словно отложилвсе,чтокасалось
моих привязанностей, до завершения великого труда, подчинившего себе все мое
существо.
Я считал тогда, что отецнесправедливкомне,объясняямоемолчание
разгульной жизнью и леностью; но теперь я убежден,чтоонимелоснования
подозреватьнечтодурное.Совершенныйчеловеквсегдадолженсохранять
спокойствие духа, не давая страсти или мимолетнымжеланиямвозмущатьэтот
покой. Я полагаю, что и труд ученого несоставляетисключения.Есливаши
занятия ослабляют в вас привязанности или отвращают вас от простых ичистых
радостей, значит,вэтихзанятияхнавернякаестьнечтонеподобающее
человеку. Если бы этоправиловсегдасоблюдалосьичеловекникогдане
жертвовал бы любовью к близким ради чего бы то ни было, Греция не попалабы
в рабство, Цезарь пощадил бы свою страну, освоениеАмерикибылобыболее
постепенным, а государства Мексики и Перу не подверглись бы разрушению.
Однако я принялся рассуждать в самом интересном месте моей повести, и ваш
взгляд призывает меня продолжать ее. [75]
Отец в своих письмах не упрекал меняитолькоподробней,чемпрежде,
осведомлялся о моих занятиях. Прошли зима, весна и лето, покаябылзанят
своими трудами, но я не любовался цветами и свежими листьями, преждевсегда
меня восхищавшими,-настолькоябылпоглощенработой.
Листьяуспели
увянуть, прежде чем я ее завершил; и теперь яскаждымднемубеждалсяв
полном своем успехе. Однако к восторгу примешивалась и тревога, иябольше
походил на раба, томящегося в рудниках или ином гиблом месте, чем на творца,
занятого любимым делом. По ночам меня лихорадило, анервыбылиболезненно
напряжены; я вздрагивал от шороха падающего листа иизбегаллюдей,словно
имел на совести преступление. Иногда япугался,видя,чтопревращаюсьв
развалину;меняподдерживалотолькомоестремлениекцели;трудмой
подвигался к концу, и я надеялся, что прогулкииразвлеченияпредотвратят
начинавшуюся болезнь; всеэтояобещалсебе,кактолькоработабудет
окончена.
Глава V
Однажды ненастной ноябрьской ночью яузрелзавершениемоихтрудов.С
мучительным волнениемясобралвсенеобходимое,чтобызажечьжизньв
бесчувственном создании, лежавшем у моихног.Былчаспополуночи;дождь
уныло стучал в оконное стекло; свеча почти догорела; и вот приееневерном
свете я увидел, как открылись тусклые желтые глаза; существо начало дышать и
судорожно подергиваться.
Какописатьмоичувстваприэтомужасномзрелище,какизобразить
несчастного, созданного мною с таким неимоверным трудом? А междутемчлены
его были соразмерны, и я подобрал для него красивые черты. Красивые-боже
великий! Желтая кожа слишком туго обтягивала его мускулы и жилы; волосы были
черные, блестящие и длинные, а зубы [76] белые как жемчуг; нотемстрашнее
был их контраст сводянистымиглазами,почтинеотличимымипоцветуот
глазниц, с сухой кожей и узкой прорезью черного рта.
Нет в жизни ничего переменчивее наших чувств. Почти два года я.трудился
с единственной целью - вдохнуть жизнь в бездыханное тело. Ради этого я лишил
себя покоя и здоровья. Я желал этогосисступленнойстрастью;атеперь,
когда я окончилсвойтруд,всяпрелестьмечтыисчезла,исердцемое
наполнилось несказанным ужасом и отвращением. Не в силах вынести вида своего
творения, я кинулся вон из комнаты и долго шагал по своей спальне, чувствуя,
что не смогу заснуть.Наконецмоеволнениесменилосьусталостью,ия,
одетый, бросился на постель, надеясь ненадолго забыться. Нонапрасно;мне,
правда, удалось заснуть, но я увидел во сне кошмар:пр
Бесплатный ознакомительный фрагмент закончился, если хотите читать дальше, купите полную версию