Не можешь ли ты сообщить мне что-нибудь об этом украинце?
— Моей задачей было всего лишь прикрывать связника, — ответил Хауэлл. — У нас не было ни малейших оснований ждать кровопролития.
Дионетти сцепил пальцы.
— Пожалуй, я мог бы представить дело таким образом, что братья Рокко выполняли контракт, но ошиблись в выборе жертвы, а настоящей их целью был человек, которого видели убегающим с площади.
— Но это не объясняет, почему гондола братьев взорвалась, — возразил Питер.
Дионетти пренебрежительно отмахнулся.
— У Рокко много врагов. Кому-то из них наконец удалось свести счёты.
Хауэлл допил кофе.
— Если ты настаиваешь на этой версии, я тоже буду её придерживаться. Извини, Марко, я не хотел бы показаться неблагодарным гостем, но мне нужно лететь в Палермо.
— Мой катер к твоим услугам, — сказал Дионетти, провожая Питера в вестибюль. — Если будут новости, я с тобой свяжусь. Пообещай, что, как только закончишь свои дела, по пути домой остановишься в моем палаццо. Мы отправимся в «Ла Фенис».
Хауэлл улыбнулся.
— С огромным удовольствием. Спасибо за помощь, Марко.
Дионетти смотрел вслед англичанину, который перешагнул через борт, и, как только катер скользнул в Гранд-канал, приветственно поднял руку. Только когда Дионетти убедился в том, что Хауэлл его не видит, дружеское выражение на его лице исчезло.
— Тебе следовало быть более откровенным со мной, старый друг, — негромко произнёс Дионетти. — Может быть, мне удалось бы сохранить тебе жизнь.
Глава 6
В четырнадцати тысячах километров к западу на побережье гавайского острова Оаху под жарким тропическим солнцем раскинулся Пирл-Харбор. Над территорией порта возвышались административные и штабные строения. Нынешним утром вход в здание Нимитц-Билдинг был закрыт для всех, кроме персонала, имевшего специальный допуск. Внутри и снаружи здание патрулировали вооружённые подразделения береговой охраны; солдаты шагали по длинным прохладным коридорам, стояли у дверей, ведущих в конференц-зал.
Конференц-зал, размером с баскетбольное поле, без труда вмещал триста посетителей, но сегодня здесь собрались лишь тридцать человек, занявших первые ряды напротив трибуны. Для того, чтобы уяснить необходимость в столь жёстких мерах безопасности, достаточно было взглянуть на медали и ленты, украшавшие мундиры присутствующих. Это были высокопоставленные офицеры тихоокеанского региона. Они представляли всевозможные рода войск, и их обязанностью было распознавать угрозу и давать отпор от берегов Сан-Диего до Тайваня в Юго-Восточной Азии.
Это были закалённые в боях ветераны, каждый из которых повидал на своём веку более чем достаточно военных конфликтов. Эти люди не ставили ни в грош политиков и теоретиков; они полагались только на свой опыт и уважали только тех, кто показал себя в бою. Именно поэтому их глаза были прикованы к человеку на трибуне, генералу Фрэнку Ричардсону, ветерану войн во Вьетнаме и Персидском заливе, а также десятков иных столкновений, о которых американский народ уже почти забыл. Но только не эти люди. Для них Ричардсон, армейский представитель командования Объединённых штабов, был истинным воином. Когда он хотел что-нибудь сказать, остальные ловили каждое его слово.
Ричардсон стоял, опираясь о трибуну обеими ладонями. Высокий, мускулистый, он сохранил отменную физическую форму, которой отличался ещё в бытность свою безвестным курсантом Вест-Пойнта. Его серо-стальные волосы, холодные зеленые глаза и массивная челюсть были бы настоящей находкой для специалистов по общественным связям. Однако Ричардсон презирал всякого, кому не довелось проливать кровь за свою страну.
— Давайте подведём итоги, джентльмены, — сказал Ричардсон, обводя взглядом аудиторию. — Меня беспокоят отнюдь не русские.
Хотя чаще всего бывает трудно понять, кто управляет этой проклятой страной — политики или мафия.
Он выдержал паузу, с удовольствием прислушиваясь к смешкам, вызванным его незамысловатой шуткой.
— Но пока матушка Россия сидит в глубоком дерьме, — продолжал Ричардсон, — о Китае этого не скажешь. Администрация бывшего президента столь старательно пыталась задобрить китайцев, что не сумела распознать истинных устремлений Пекина. Мы продавали им самые современные компьютеры и космические технологии, даже не догадываясь, что они уже внедрили своих людей в наши главные научные и производственные ядерные центры. Лос-аламосский скандал — лишь первое происшествие такого рода. Я продолжаю попытки убедить нынешнюю администрацию — как и прошлую — в том, что Китай невозможно сдержать только ядерным оружием.
Ричардсон обратил взор к дальнему углу помещения. Там, прислонившись спиной к стене и скрестив руки на груди, стоял человек лет сорока пяти, с волосами песочного цвета, одетый в гражданский костюм. Уловив его почти незаметный кивок, генерал поспешно сменил тему:
— Однако и китайцам не удастся оказать на нас давление, разыгрывая атомную карту. Главное в том, что у них есть другая сила — биохимическое вооружение. Достаточно подбросить заразу в один из крупных населённых пунктов и наши командные центры, и — бац! — тут же воцарится хаос. При этом истинные виновники могут не опасаться разоблачения.
Отсюда вывод, джентльмены: наши патрули, спецслужбы и разведка должны тщательно собирать данные о китайских программах создания биологического оружия. Сражения грядущей войны будут выиграны либо проиграны не в поле и не на морях — по крайней мере, на первом этапе. Основная их тяжесть будет перенесена в лаборатории, туда, где неприятель собирает под свои знамёна миллиардные армии, которые могут уместиться на острие иглы. И только когда мы выясним, где создаются и взращиваются эти крохотные солдаты, мы сможем бросить свои силы на их уничтожение.
Ричардсон помолчал.
— Благодарю за внимание, джентльмены, — сказал он напоследок.
Мужчина у дальней стены не принял участия в бурных аплодисментах. Он даже не шевельнулся, когда собравшиеся обступили генерала, поздравляя его, засыпая вопросами. Энтони Прайс, директор Агентства национальной безопасности, всегда оставлял свои замечания и комментарии до встречи с глазу на глаз.
Как только офицеры разошлись, Ричардсон направился к Прайсу, который в эту самую секунду думал, до какой степени генерал напоминает ему хорохорящегося петуха.
— Обожаю этих парней! Находясь рядом с ними, буквально ощущаешь запах сражения!
— А мой нюх подсказывает, что ты едва не проболтался, Фрэнк, — сухо произнёс Прайс. — Если бы мне не удалось привлечь твоё внимание, ты бы выложил им всю подноготную.
Ричардсон бросил на него испепеляющий взгляд.
— Уж позволь мне самому решать, о чем говорить. — Он распахнул дверь. — Идём. Мы опаздываем.
Они вышли на улицу и, оказавшись под синим безоблачным небом, торопливо зашагали по гаревой дорожке, огибавшей здание.
— Рано или поздно политики осознают, что руководить этой страной через опросы общественного мнения — самоубийство, — хмуро произнёс Ричардсон. — Стоит признаться в том, что вы собираетесь хранить «Эболу» или культуру чумы, и ваш рейтинг круто пойдёт вниз. Это безумие!
— Твои аргументы стары как мир, — отозвался Прайс. — Позволь напомнить, что наша главная трудность — контроль за биологическим оружием. Мы и русские договорились открыть свои хранилища для инспекций международных наблюдателей. Наши лаборатории, научные и производственные центры, системы доставки — все должно быть рассекречено. Поэтому политикам ничего не надо «осознавать».